«Между Родиной и родным краем существует неразрывная связь, любовь начинается с родной местности, расширяется затем до пределов всей страны. Любовь к родной станице питает любовь к Родине. Познать свою станицу, район, край, страну..., изучить их – значит любить ещё более глубоко…»

ФЕДОР АНДРЕЕВИЧ ЩЕРБИНА (1849 – 1936 гг.)

ВОСПОМИНАНИЯ. ПЕРЕЖИТОЕ, ПЕРЕДУМАННОЕ И ОСУЩЕСТВЛЕННОЕ В 4 ТОМАХ. I ТОМ.

Глава I. Моя детская Деревянковка.

А когда с вершины кургана я глянул на окрестности и глазам моим представилась широкая беспредельная степь, с пасущимися на ней животными и таинственными очертаниями степного миража, то моему удивлению и очарованию не было границ. Я увидел целый новый мир, дёргал брата за полу и, молча, тыкал пальцем в пространство. «Що, що там таке?» - спрашивал меня брат, а я только восклицал: «Дивись! Дивись!»

Долго потом вся моя детская черепашья прогулка «на велику могилу» рисовалась мне в радужных красках виденной в целом Деревянковки, скачущих на одной ноге парней и широкого простора степей.

Из таких-то впечатлений, путём ассоциации их, слагалось одно общее чувство влечения и любви к Деревянковке и ко всему, что было связано с ней. Река и степи, курганы и балки, животные и птицы, люди и их поведение, наконец, сама Деревянковка, будили во мне родственные с нею впечатления красоты и близости, и тем ярче оттенялись и окрашивались эти впечатления в моей памяти, чем теснее были связаны с ними совершённые мною действия в наиболее охватившие мой ум и чувства моменты восприятий.

Во мне долго возбуждало чувство гордости или удовлетворения, - не знаю, как точнее выразиться, - но я хорошо припоминаю тот пригорок у проходившего внизу его «бакая», то есть вырытого водою русла ручья, где я незаметно подкрался к пригорку и выстрелом из ружья повалил впервые убитого мною «великого кулика» - кроншнепа. Пристрастившись впоследствии к ружейной охоте, я всегда с каким-то удовольствием вспоминал этот выстрел, причём, ярче всего мне рисовался тот пригорок, на котором пал жертвою моей охотничьей страсти «великий кулик» и момент падения его, когда он повалился набок «как подкошенный».

Точно также в данную минуту мне живо вспоминается то детское обаяние, которое возбудил во мне изгиб степной речки, где я и мои сверстники, ловя маленьким бреднем раков, поймали вместе с раками и мелкою рыбою двух больших карпов. То были первые большие рыбы, пойманные при моём дирижирующем участии. Почему именно это обстоятельство, а не другие, когда приходилось ловить больших коропов сотнями, крепко засело в моей голове, трудно теперь судить, но оно много раз снилось мне потом в зрелом возрасте, причём, во сне ясно рисовался речной изгиб, бухточка, в которой произведена была удачная ловля и сильно бушевавшие «в матне волока» карпы. «От так балабани!» - закричали тогда мы все хором.

И еще с большей живостью охватывают меня воспоминания о том, как бывало я, брат, сестра и наш сверстники несёмся с кувшинами в руках в степь за клубникой. Соревнование, казалось, удваивало наши рвения. Один перед другим мы наперебой старались поскорее наполнить ягодой бывшие у нас сосуды. И когда по счастливой ли случайности, или вследствие моей живости, я первый наполнял клубникой свой кувшин и торжественно провозглашал: «а у мене вже повний глечик!», то чувство удовольствия приятно щекотало моё детское самолюбие, а вместе с тем ярко запечатлевалось в памяти то место, где я находил наибольше крупной клубники. В голове невольно оставалось твёрдое желание побежать в это место за клубникою и в следующий раз или даже в следующие годы, а самоё место непременно превращалось в что-то ценное, привлекательное.

А сколько радости и удовольствия доставляли мне короткие поощрительные замечания моей матери, когда мы приносили домой полные кувшины клубники! «Гарна ягода, - ласково говорила мать, - гарні і ви у мене діти», а я буквально горел от удовольствия. Да и как могло быть иначе, когда я страстно любил мать и готов был всё сделать за её ласку, а эти ласки в обилии сыпались на меня в Деревянковке, когда я был при матери. Я, по крайней мере, не могу отделить любви к матери от любви к Деревянковке, так слились у меня воспоминания о родной матери и о родной станице. Здесь, в этом единстве влечений к родным людям и к родным местам, несомненно, надо искать тех сложных и разнообразных  сплетений мысли и чувства, из которых сложились светлые воспоминания о моей славной Деревянковке.

Я не могу представить себе своего детства без Деревянковки, а Деревянковки без отцовского дома, реки, степей, церкви, людей и, главное, без моей милой любящей матери, давшей мне жизнь в Деревянковке.

Постараюсь по возможности точно, в реальных условиях пережитого, насколько сохранилось оно в моей памяти, передать лишь отдельные, наиболее характерные и лучше других запечатлевшиеся эпизоды из моей детской жизни.