Флаг станицы Бриньковской         Герб станицы Бриньковской

«Между Родиной и родным краем существует неразрывная связь, любовь начинается с родной местности, расширяется затем до пределов всей страны. Любовь к родной станице питает любовь к Родине. Познать свою станицу, район, край, страну..., изучить их – значит любить ещё более глубоко…»

БРИНЬКОВСКИЕ ТАЛАНТЫ

БАРДАДЫМ ВИТАЛИЙ ПЕТРОВИЧ (1931 – 2010)

Из книги Виталия Бардадыма "Этюды о Екатеринодаре"

«Местная история и ее памятники суть магнит, притягивающий сердце всякого к его родине, которой они так близки и со всех сторон касаются. Местный житель, кто бы он ни был, слушая рассказы об отдаленной старине своего края, проникается горячим к нему уважением и любовью: он сочувствует его бедствиям и радуется его счастью».

Прекрасные эти слова архивиста прошлого века Н.В. Калачова можно поставить эпиграфом к небольшой книжке Виталия Бардадыма. Все в мире становится историей, близким или незапамятным прошлым: слова, дела, войны, постройки, даже природа. Незаметно исчезают поколения, и глядь — уже никого нет из современников той эпохи, которая вчера еще, казалось, была вечной; полновластной и обыденной в своих приметах.

Мы ходим по Краснодару и редко удивляемся тому, что менее двухсот лет назад здесь рос дремучий дубовый лес, что город до самой революции напоминал чем-то станицу, что в дожди иной раз через улицу переправлялись на лодках. Мы не знаем, что у нас был свой, Екатеринодарский Третьяков, только беднее. Мы не помним, кто из замечательных людей России приезжал в Кубанскую область, что помещалось в сохранившихся зданиях, как вообще текла жизнь, провинциальная жизнь с утра до ночи. Книжка Виталия Бардадыма «Этюды о Екатеринодаре» частично выпалывает эту «траву забвенья». В основу ее положены архивные источники, а также устные предания, сбереженные памятью любознательных старожилов. У коренных краснодарцев она пробудит воспоминания, молодым людям и туристам расскажет о том, что им мало известно.

Виктор Лихоносов

   Оглавление:

Зазвонил телефон
Улица Мира
Ставропольский шлях
Прошлое одной улицы
Последняя фонарщица
Чистяковская роща
Дерзость архитектуры
Екатеринодарская крепость
Библиотека имени А.С. Пушкина
Биография трамвая
Быть здесь городу...
В вихре искр, в порыве дыма...
В гостях у старого дуба
География города
Дом с розой
Жизнь реки
Зимний праздник
Как пшеница пришла на Кубань
Колодец
Конные скачки
Красное училище
Мосты и виадуки
Первая борозда
Первый двухэтажный
Первый рентгеновский снимок
Голоса из прошлого
Городской сад
Дом Кухаренко
Основатель Екатеринодара
Екатерининский сквер
Дарованная земля
Порядок общей пользы
Ордер Чепеги городничему Екатеринодара
Три воза раков
Войсковая типография
Войсковые ведомости
Городской сад
Просветитель Кубани
Отец города
Сын земли своей
Застывшая музыка
История красивого здания
Зодчий старых улиц
Друг Кобзаря
Судьба художника
Кубанский Третьяков
Забытое имя
Профессор С.В. Очаповский

 

 

Зазвонил телефон

Разговоров в Екатеринодаре о новом чуде научно-технического прогресса - телефоне было много. А начались они 13 января 1893 года, когда "Кубанские областные ведомости" сообщили, что в городе за счет казны скоро будет построена телефонная сеть. "Значит, и к нам придет это чудо", - обрадовались горожане. На установку "переговорных автоматов" охотников по тем временам оказалось не так уж мало - более 50 человек. Все они спешили заблаговременно внести плату за пользование телефоном за полгода вперед. Незамедлительно был составлен и отправлен в Петербург план предстоящих работ к которым собирались приступить в апреле. Но проходили дни, месяцы, кончился год. А телефона все не было.

В конце мая 1894 года на улице Красной, у купца Вавилова, был арендован дом под телефонную станцию. Однако пролетели и весна, и лето, прошел сентябрь... Ну когда же телефон зазвонит? Одни обещания! А пресса между тем с оптимизмом вещала: не беспокоитесь, не позже 1 ноября будет, прием заявлений продолжался.

В эти дни газета опубликовала статьи "К истории телефона" и "Телефоны в России". В последней говорилось, что в стране па всех правительственных сетях числится 3181 абонент. 3547 аппаратов системы Эриксон; уже проведено 26 тысяч верст телефонных проводов; что по проекту русского инженера Гвоздева - по его оригинальной системе одновременного тслефонирования и телеграфирования устроено телефонное сообщение между Одессой и Николаевском. Там же сообщалось: в 1894 году откроются телефонные линии общего пользования в десяти городах, среди которых - Поти. Батуми, Бердянск. Чернигов, Феодосия, Ярославль, Смоленск и Екатеринодар. Но, увы, год 1894-й окончился, а телефона все не было. Как тут не досадовать абонентам, два года тому назад внесшим солидный аванс?

К тому времени кое-кто из екатеринодарцев, потеряв веру в казенный телефон, установил в своих квартирах сравнительно недорогой электрический переговорный аппарат системы местного механика А.Д. Самарского, который еще в 1892 году разработал собственную конструкцию, позволявшую переговариваться не только между жильцами одного дома, но и соседних и отдаленных улиц. Кстати, создал местный телефон тот самый талантливый кубанский умелец, который в 1894 году сконструировал свой синематограф и успешно демонстрировал в Екатеринодаре короткометражные ленты.

А екатеринодарский телефон все еще "устраивался". На Красной появились высокие деревянные столбы с перекрестьями, над головами прохожих протянулась тонкая проволока.

И вот однажды телефон все-таки зазвонил. Первая проба! "Алло! Алло! Кто у аппарата?" А второго мая 1895 года начал круглосуточно действовать екатеринодарский городской телефон. "Наконец-то дождались!" не скрывая восторга, восклицала областная газета.

Было решено в Александровском шестиклассном училище открыть почтово-телеграфный класс, который будет готовить специалистов по обслуживанию телефонной станции.

12 февраля 1897 года случилось непредвиденное: екатеринодарский телефон вдруг умолк. Оказывается, мокрый снег, который всю ночь валил хлопьями, облепил провода, и они оборвались во многих местах, 24 телеграфных столба было повалено. Более недели ушло на ремонт сети.

В 1896 году заговорил телефон в Новороссийске, а в начале XX века в других городах и станицах Кубани. В 1900 году в Екатеринодаре работало 186 телефонов. Из Екатеринодара можно было звонить в Ростов, Новороссийск, Таганрог, Ейск, Азов, а с постройкой линии Ростов-Харьков открывалась телефонная связь столицы Кубанского казачьего войска с Петербургом. "Да здравствует телефон, укравший расстояние и повысивший в цене минуты нашей жизни!" - восклицала газета.

Пользоваться телефоном могли очень и очень немногие. Плата за домашний телефон составляла 75 рублей в год! Все это предприятие оказалось в итоге убыточным. "К сожалению, - справедливо писала газета "Кубанский край", этой простой истины совершенно не понять нашим футлярным чиновникам, в тиши петербургских канцелярий решающим вопросы жизни провинциальной России".

И станицы не желали отставать от городов. Летом 1912 года телефон связал Выселки с Березанской. В эту же линию включились Кореновская, Журивская, хутор Малеваный...

О неполадках и неурядицах в работе екатеринодарской телефонной сети нередко писали газеты, ибо телефон часто "преподносил публике неожиданные и досадные сюрпризы".


Улица Мира

Какой она была 70-80 лет назад? Вообразите, на рассвете вы приехали поездом Владикавказской железной дороги в незнакомый вам Екатеринодар. Прошлись по влажному от росы бетонированному перрону, огляделись вокруг, посмотрели на товарные составы, на пирамидальные тополя, на флаг, развевающийся на крыше вокзального здания.

Вы прошли через зал ожидания и очутились на широких ступеньках, по краям увенчанных тройными погашенными фонарями. Перед вами - одно- и двухэтажные дома железнодорожников среди корявых дубов, которые уцелели от вырубленного старого леса Дубинки. Мощеная крупным булыжником улица с двумя рядами трамвайных рельсов ведет в центр города. Извозчики приглашают вас ускорить дорогу. Вы отказываетесь и вместе с другими идете прямо но мостовой, подымая прибитую ночной сыростью дорожную пыль.

Вокруг бегают собаки, гребутся куры, гуляет свинья с поросятами. Улица крива, убога, сбегает к позеленевшему от плесени Карасунскому каналу, пересекающему ее поперек, с приземистыми хатами и турлучным духаном, где уже толпятся мужики. Затем дорога выбралась из низины и пошла вверх, с двух сторон огороженная длинными сплошными кирпичными заборами - слева пивной завод "Новая Бавария", справа - Духовное мужское училище. И вот перед вашим взором предстала величественная триумфальная арка, построенная в 1888 году екатеринодарским купеческим обществом в древне-московском стиле XVI века (по проекту архитектора В. А. Филиппова) по случаю приезда в Екатеринодар императора Александра III с августейшими детьми. Высятся купола нового собора и старинной деревянной церкви Святой Екатерины, а дальше - двух- и трехэтажные здания, среди них гостиницы "Европейская" и "Большая Московская"…

Ваш попутчик, пожилой усатый казак везущий "поливяные" горшки из станины Пашковской, советует позавтракать в гостинице и там же остановиться, по вы тверди решили поесть в "обжорке", и. ежели начальник области не примет вас с прошением, переночевать в полуподвальной ночлежке, что наискосок от Багратовского трактира.

Слева маячила пожарная каланча, построенная из кирпича в 1895 году на месте старой, деревянной, с высоты которой обозревается весь город. Если дежурный заметит огонь, немедленно поднимает тревогу. Пожар! Впереди летит верховой и громко трубит. За ним мчатся повозки, запряженные резвыми, сильными лошадьми. Поднимая пыль на дороге, в сопровождении звонкого лая собак, команда несется к месту пожара. В 1911 году их случилось всего 90. Газета приписывала это незначительное количество пожаров "хорошей постановке пожарного обоза".

Обгоняя скрипучую черкесскую арбу, вы выходите к Старому базару. Церковные колокола отбивают 6 часов утра. Раздается свисток, и быстро взвивается в небо трехцветный базарный флаг. Это означало, что торговый день начался.

Совершенно неузнаваемой стала улица Мира (прежде Екатерининская), одна из самых оживленных и многолюдных улиц нашего города. Неширокая и короткая - от вокзала до госпиталя инвалидов Великой Отечественной войны и дальше, до берега Кубани, за прошедшие годы она преобразилась. Выросли многоэтажные жилые дома, на месте гостиницы "Большая Московская", которая была сожжена немецкими оккупантами в 1943 году, выросла пятиэтажная "Центральная". Ровный сплошной асфальт, яркое электрическое освещение по ночам, троллейбусы нескольких маршрутов, связавшие все районы города с железнодорожным вокзалом, такси, автобусом - все это сделало улицу Мира современной, красивой...


Ставропольский шлях

Ставропольский шлях - это утрамбованная, хорошо накатанная военная к северным воротам Екатеринодарской крепости и соединявшая Ставрополь с Ростовом-на-Дону дорога. По ней c утра до ночи, в белую стоверстную метель и жестокий изматывающий степной зной, превозмогая усталость, спешили на Кавказ, к театру боевых действий, солдаты; мчались всадники с рапортами и срочными донесениями; шла с оказией почта; держали путь чиновники, отпускники; путешествовали офицерские семьи...

По этой единственной в глухом степном краю дороге, в обществе гостеприимной семьи генерала Н. Н. Раевского, на перекладных 10 августа 1820 года проезжал А. С. Пушкин, направляясь из Пятигорска в Тамань, а оттуда - в Крым, Гурзуф...

Что же привело в такую даль поэта?

В апреле того же года яркие политические стихи Пушкина - "Вольность", "К Чаадаеву" - стали известны царю. Император Александр I, встретившись в Царскосельском саду с директором лицея Е. А. Энгельгардом, сказал: "Пушкина надо сослать в Сибирь. Он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть их читает".

"Воля вашего величества, -ответил тот, -но вы мне простите, если я позволю себе сказать слово за своего бывшего воспитанника. В нем развивается необыкновенный талант, который требует пощады". Перед жестоким самодержцем Пушкина защищают также Н. М. Карамзин, П. Я. Чаадаев, Н. И. Гнедич. И все же 6 мая из северной столицы опальный поэт был выслан на юг.

И вот он - в дороге. В простой красной рубахе с опояской, в поярковой шляпе, он скакал на лошадях в Екатеринослав. Здесь выкупался в Днепре, жестоко простудился, или, как он писал, "схватил горячку". Сам генерал Раевский, сын и две его дочери, как ангелы-хранители, найдя "в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада", увезли его с собой на Кавказские Минеральные Воды.

Два месяца прожил он на Кавказе. Душа его воскресла. Он пишет поэму "Кавказский пленник", создает прелестную элегию "Погасло дневное светило".

"Суди, был ли я счастлив, -говорит Александр Сергеевич в письме к брату, -свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства, жизнь, которую я так люблю и которой никогда не насладишься; счастливое полуденное небо... горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда -увидеть опять полуденный берег..."

А. С. Пушкин проезжал через Кубанский край, через Екатеринодар и богатую летнюю пору плодов и солнца. Ему, наблюдательному путешественнику, понравилось здесь, и он писал: "Видел я берега Кубани и сторожевые станицы -любовался нашими казаками: вечно верхом, вечно готовы драться, в вечной предосторожности..."

Много увидел и запомнил на своем веку Ставропольский шлях. Участок шляха, проходивший в пушкинское время через Екатеринодар, представлял собой, по впечатлениям современников, ухабистый, кочковатый путь в сухую погоду. По нему суждено было ехать и Лермонтову, и Бестужеву Марлинскому и многим другим ссыльным декабристам.

А вот отрывок из письма полковника В. Л. Перовского к поэту В. Л. Жуковскому, писанного в январе 1828 года: "... это не город и не село; домов мало, улиц много; но теперь по ним ничего не ходит, потому что ни ходить, ни ездить нельзя - грязь лошадям по брюхо" Но даже через пятьдесят лет, в 1870 году, "Кубанские войсковые ведомости" отмечали, что по улице Красной "от груд кочек засохшей грязи и от бесчисленного множества разной величины и глубины рытвин нет никакой возможности проехать в порядочном экипаже, без опасения за его целость...". Поэтому извозчики, "боясь испортить лошадей", просили у седоков согласия объехать центральную городскую улицу, сделав крюк влево или вправо.

Шоссирование в 1874 году на какое-то время выровняло Красную, придало ей вид проспекта, но обильное движение по ней, дожди, грязь вскоре снова испортили и разбили нашу главную магистраль…

Мой путь -по небольшому отрезку давнего Ставропольского шляха - по Красной. Чуткий ранний час. Улица еще малолюдная, тихая. Редкая прошуршит машина. Асфальт полит водой. Воробьи, чуть начало заниматься утро, затеяли спозаранку веселую возню в ветках рослых кленов. Первые солнечные лучи побежали по верхушкам деревьев, по мокрым от росы крышам, по шпилям старинных домов. Дышу прохладой и простором только что рожденного июньского дня.

Ощущаю довольство, равное счастью, и думаю, как хорошо идти но земле предков, где когда-то ступал поэт-изгнанник, поэт, вместивший в свою великую душу прошлое, настоящее и будущее! Эту дорогу, это утро, это небо видел он, Пушкин, созвучный каждому сердцу, причастный всем временам, всем народам родной земли!..


Прошлое одной улицы

В 1867 году город с севера оканчивался улицей Длинной (ныне имени К. Цеткин), на месте которой пролегал глубокий ров дождевой водой. Здесь же вдоль рва - высокий земляной вал с наблюдательными казачьими постами, с пушками екатерининских времен и караульными, денно и нощно несшими сторожевую службу. Было также несколько охраняемых и запираемых на ночь въездов и выездов. Главный из них находился на улице Красной. Приезжавшие обязаны были иметь при себе подорожные, иначе вход для них был закрыт.

За валом, там, где ныне первая городская больница, лежало кладбище, густо усеянное потемневшими от дождей крестами - могилами казаков, сложивших свои буйные головы в лихих перестрелках. А дальше -и слева и справа от Таманского шляха - тянулся бесконечный пустырь, глухо заросший терном, лопухами, татарником.

После окончания Кавказской войны город-крепость Екатеринодар слился с возникшей в те же десятилетия станицей Екатеринодарской, центр которой был на Дмитриевской площади с деревянной церковью, построенной в 1818 году, и высокой колокольней (теперь тут профтехучилище - угол улиц Пашковской и Леваневского). Город начал быстро расти, когда получил гражданские права, главным образом за счет пустырей северной окраины. И первой здесь появилась улица Новая (ныне имени С. Буденного). Эта просторная улица, как и Длинная, идущая параллельно, начала свой бег от берега Кубани, вернее, от бывшего там озера Ореховатого, возле которого размещалась батарея. Улица тянется на десятки кварталов: мимо Сенного базара, возникшего в феврале 1879 года, где были устроены коновязи и торговали лошадьми, коровами и сеном. Затем она идет через просторную современную площадь, украшенную квадратом зеленой бархатной травы, голубыми елями и высокими светильниками - четырехлепестковыми цветками.

Когда-то здесь, на пересечении с улицей Красной, стоял величественный 14-метровый обелиск в честь 100-летия Кубанского казачьего войска, созданный по рисунку известного архитектора В. А Филиппова и исполненный из кирпича и закубанского горного камни. Обелиск был открыт 7 мая 1897 года. Чуть дальше находилась лавка Текстера, где можно было купить огородную кованую тяпку и острую косу, топорище и печной колосник, а если вы скопили деньжат, то и сеялку. За лавкой стояли убогий деревянный сарай и каретная мастерская под красной черепицей, возле которой лежали обручи для колес, рессоры, тележные оси, дышла и другие атрибуты гужевого транспорта.

Вы идете дальше, разглядывая новый драматический театр, вознесшийся на месте бывших завалюх, старинное здание института физической культуры, где когда-то размещалось Коммерческое училище. Пробиваясь сквозь чащобу старинных хат, улица выбегает на асфальтированное шоссе. Здесь невдалеке от улицы имени Буденного находилась известная всем жителям города Криница, десятки лет поившая холодной чистой водой всю окрестность: и Дубинку, и Покровку - всех, кто в зной припадал к ней пересохшими губами.

Еще до Великой Отечественной войны источник был заброшен за ненадобностью, так как уже почти в каждом дворе или возле дома был водопровод, питавшийся артезианскими колодцами. Но в жестокие месяцы немецкой оккупации, когда была взорвана водокачка, старожилы вспомнили о заброшенной Кринице, откопали ее, очистили, и она, как прежде, не скупясь, стала поить людей родниковой водой...

Улица Новая уже более ста лет живет кипучей жизнью: по утрам разводит своих жителей к трамвайным остановкам, к автобусам: учеников - в школы, малышей - в детские сады и ясли; торопит хозяек в молочный магазин, в булочную, где на прилавках лежат горки душистых румяных калачей и булок; на рынок -за другими покупками, а в воскресный день ведет отдыхающих к обрыву Кубани, откуда виден широкий речной стрежень, золотящийся в ранних лучах восходящего солнца. Улица соединяет старые кожевенные заводы с молодыми корпусами масложиркомбината и с зелеными кварталами современных Черемушек. Нестареющая, она роднит нас с минувшими временами, с тяжелыми и легкими сроками жизни родного города.


Последняя фонарщица

С заходом солнца Екатеринодар погружался в непроглядную тьму. Дозорный на вышке без устали осматривал окрестность, не вспыхнет ли где на соседнем посту веха - знак боевой тревоги. В такую темень совсем рядом мог затаиться враг и в любую минуту бесшумно снять караул, оголить важный пост - и тогда горожанам не миновать беды.

Хотя формально город уже считался гражданским (1867 г.), однако главой администрации по-прежнему оставался начальник области, наказной атаман Кубанского казачьего войска. Ему, пользовавшемуся правами губернатора, принадлежала не только военная, но и гражданская власть.

Много было неотложных дел по благоустройству города: мощение улиц, их освещение.

В 1875 году на освещение было ассигновано 2472 рубля, на улице Красной весело вспыхнули фонарные огоньки. Тогда же появилась должность фонарщика. Чуть только опускались сумерки, как с деревянной лесенкой в одной руке и с керосиновой банкой " другой, он спешил зажечь уличные светильники. С целью экономии в полнолуние фонари не зажигались, горожане довольствовались даровым лунным светом.

С утренней зарей фонари гасились. Время от времени уличное освещение расширялось и, естественно, увеличивалось число фонарщиков. Но так как их рабочий день полностью не был загружен, то городская управа в 1900 году весь штат фонарщиков передала в пожарную команду. Кроме ухода за фонарями, они теперь должны были участвовать в тушении пожаров.

Полностью улица Красная была освещена электричеством 4 октября 1894 года. "Лампы с вольтовой дугой - системы "Питс и Кричек", с опаловыми шарами и дождевыми крышками - силою света по одной тысяче свечей" были подвешены к деревянным, крашенным масляной краской столбам, высотой десять с половиною аршин. Высокие фонари стояли через квартал, в точке пересечения улиц, прямо посреди дороги и своим ярким белым светом разгоняли ночную тьму.

Вопрос об электрическом освещении не раз поднимался в думе. Последний раз он горячо обсуждался 16 апреля 1914 года. Заседание закончилось около 12 часов ночи. "Отцы города" возвращались по домам по темным, прохладным улицам с безотрадными мыслями: финансовое положение Екатеринодара "в течение всех грядущих 27 лет не дает возможности осуществить освещение своими средствами". Город в основном освещался керосином.

В городе все больше развивалась промышленность, торговля. Естественно, суммы подоходного налога, поступавшие в казну города, возрастали. За счет этого уже в 1910 году на улицах горели 41 лампочка накаливания, 14 дуговых и 693 керосиновых и керосино-калильных фонарей. Обслуживали их 25 фонарщиков и фонарщиц.

Анастасия Григорьевна Проценко работала фонарщицей с 1916 года. В ее ведении было 45 фонарей по улице Насыпной (ныне имени П. Гудимы), по Карасунскому каналу (имени А. В. Суворова), по Екатерининской до железнодорожного вокзала, в том числе пять из них возле городского сада и один - около водолечебницы.

- Я была такая быстрая, как метеор, - рассказывает она. -За час все фонари зажигала и возвращалась домой. А когда ночь выдавалась лунной, то также быстро гасила фонари. Брандмейстер Клочан поедет, бывало, проверять фонарщиков, на следующее утро соберет всех нас и говорит: "Чище и лучше твоих фонарей, Настя, не нашел. Твой участок самый хороший. Благодарность тебе объявляю!" А и вправду, по быстроте никто сравниться со мной не мог. Меня еще брандмейстер посылал факелы зажигать на каланчу: "Беги, Настя, зажги!" Я одной ногой здесь, другой - там...


Чистяковская роща

Роща, бор, лес… Слыша эти слова, невольно ощущаешь движение веток, птичью потаенную жизнь, чувствуешь как прорастают в земле семена, ловишь шелест листьев после минутного проливня, гудение пчел, веселые крики мальчишек, переждавших дождь под деревьями. На душе - радость!..

Еще в детстве я слышал от взрослых, от своей матери о Чистяковской роще. Представлял ее детским воображением - она, как чистый, нарядный мальчик, умыта, причесана. Поэтому ее и назвали Чистяковской. И только потом, когда занялся изучением родного города, узнал, что роща названа по имени человека, предложившего посадить ее, - городского головы Гавриила Степановича Чистякова.

Это было в 1900 году. Рассказывают, что Гавриил Степанович посадил первое дерево. А все другие деревья посажены учащимися городских школ и Кубанской учительской семинарии.

Роща (ныне Первомайский парк) представляла собой огромный прямоугольник, размером в 30 десятин, крест-накрест разделенный двумя длинными аллеями. Центральный вход в нее был с улицы 40-летия Победы. Вход представлял собой деревянные ворота с остроконечной железной кровлей. Деревья стояли, выстроившись, как солдаты, строго в ряд. Слева - лиственные породы: клен, ясень, дуб, липа, справа - хвойные: сосна, ель. Там, где нынче детский городок "Сказка", находилось садовое заведение Андриенко, а на месте мемориала "Жертвам фашизма" был питомник Долгова.

В 1904 году на посадку и содержание рощи городская дума ассигновала 981 рубль. Деревья на воле, на плодородной земле быстро росли. Уже через 7 лет по воскресеньям и по праздникам в роще устраивались народные гулянья, был открыт буфет, отдававшийся в аренду различным торговцам, а затем известному шашлычнику Бадурову. Появились закусочные, ресторан и маленькая эстрада. На аллеях были расставлены скамейки, но все предпочитали сидеть на густой траве или на хвойных душистых подушках. Ставили самовар, раскладывали еду... Парни с девушками пели любимые песни, играли на гитарах, водили хороводы. Березовая аллея называлась Тургеневской. В ней любили мечтать екатеринодарские барышни

Особенно шумными и веселыми были маевки: всей семьей приходили сюда и, расположившись на зеленой траве, между деревьями, отдыхали от работы, от городской пыли и сутолоки...

В 1910 году к роще был проведен трамвай (билет стоил 3 копейки), ходивший до 11 часов вечера. С тех пор роща стала любимым местом массовых гуляний, в основном простого народа. "Аэропланчик", так называли открытый летний трамвайный вагон, пересекал нынешний Краснодар-2 - Черноморку - и подвозил к роще, прямо к главному входу. За полчаса до отхода последнего вагона в буфете звонил колокол, приглашая отдыхающую публику поторопиться к отъезду.

Однажды в январскую холодную ночь 1911 года на рощу напали полчище голодных зайцев, повредивших немало деревьев. Городские власти вынуждены были усилить стражу, чтобы защитить рощу от непрошенных гостей.

В 1914 году, в связи с постройкой Черноморско-Кубанской железной дороги, ворота были перемещены в северо-западный угол рощи. Туда же была перенесена и трамвайная линия, для чего пришлось построить мост над железнодорожным полотном.

Сейчас мало сохранилось старых деревьев. Роща серьезно пострадала во время войны, в тяжелые дни фашистской оккупации. Много деревьев было повалено, срублено. Но сосны, ясени, дубы остались. Один уцелевший дуб - мой любимец. Я прихожу к нему в гости. Он стоит в сторонке, слева, если идти в глубину по центральной аллее. Стройный ствол, круглая крона. Густота ее, обрамленная синевой, радует взор. В теплые ранние дни он выбрасывает зеленые махорчики цветов, которые при первом пригреве солнца издают слегка горьковатый запах.

Хороша роща весной! Лопаются почки, краснеют, распускаются маслянисто-клейкие свечи на каштанах. Деревья расправляют за зиму онемевшие плечи, свободно дышат, ощущая в себе ярое движение весенних соков. Птицы заливаются от утренней зари до закатной... Но вот деревья, полные листвы, свежего ветра, кислорода, вошли в силу. Даже в знойные июльские недели здесь - прохлада, трава зеленая, роса лежит целый день... Отойдет листопад, и только тополя в высоких вершинах плещут зеленью да дубочки кудрявят чубы в чутком и ясном октябрьском воздухе. А там - и первый пушистый снег покроет ветки, скамьи, танцплощадку, дорожку. И ребятня, выбежав на переменку из классов или возвращаясь из школы, побросает портфели, будет хватать его с земли, лепить снежки и с радостным криком и хохотом бросать их друг в друга. Роща не стареет...


Дерзость архитектуры

Черноморцы и на кубанской земле остались верны своим стародавним обычаям, нравам и привычкам. Как в незабвенной Запорожской Сечи, в 1775 году уничтоженной царскими войсками, они и в Карасунском Куте, в центре облюбованной ими площади, поставили свою походную Свято-Троицкую церковь из парусины, с иконостасом, писанным на холсте, прочно покрыли ее деревянным чехлом и в придачу камышом, чтобы защитить от летних проливных и весенних дождей, от январских лютых ветров и бурь. А по четырем сторонам площади построили из бревен и заготовленного впрок камыша 40 куреней для одиноких сечевиков, видевших свое призвание только в одном - в ратном деле. Казаки уже твердо решили обосноваться на кубанских берегах. Они стали мечтать и о постройке храма, глядя на который, "душа радовалась". Правительство жертвует три тысячи рублей и дорогую церковную утварь. А уж не построить ли храм каменный, благолепный, рассчитанный на тысячелетие? Нет, силенок не хватит! Остановились на деревянном...

В городе Херсоне, на литейном заводе купца Струговщикова, уже отливались из шестнадцати старых турецких медных пушек и одной мортиры' девять колоколов для будущего храма. Самый большой, весом 440 пудов, самый маленький - 21 фунт. В 1795 голу их доставили в Тамань, а оттуда на дубах (лодках) - по реке в Екатеринодар, затем на деревянных катках они были приволочены казаками в крепость. Большой певучий звон, когда его только отлили, как известно, слушал и хвалил сам Александр Васильевич Суворов...

А постройка храма шла медленно. Только в апреле 1799 года на Волге, в местечке Дубовка, совершена была для него закупка трех тысяч "сосновых брусов леса", который и был доставлен гужом к пристани донской станицы Качалинской, а оттуда с большими хлопотами и издержками - в град Екатеринодар.

8 октября того же года черноморское правительство заключило с казаками Войска Донского Федором Гусельщиковым и Степаном Николаевым контракт о строительстве собора и колокольни. "Выстройка сей церкви, - говорилось в договоре, - должна быть крестообразной, мерою с алтарем, в длину и в вышину 50 аршин, и колокольня в длину и ширину 18, а в вышину, как пропорция по архитектуре требует". Храм должен быть построен "самою искуснейшею топорною, пиляною и струганою прочною работаю" и окончен ровно через год. Рабочих людей, по завершению храма, черноморцы обязывались на своих подводах отвезти в Кущевку. Строители запросили за свой труд 10 тысяч рублей. Ударили по рукам. "Сей заключенный контракт во всей его вышеописанной силе держать... свято и нерушимо", - значилось в документе.

Донские казаки честно взялись за дело. За работами наблюдал главный мастер ростовский мещанин Толстоухов, в дальнейшем он получил за свою старательность от войскового начальства похвальный аттестат, и есаул Черноморского войска Моренко, весьма искусный в строительном деле человек.

Из-за всяческих неувязок и нехватки материалов строительство затянулось. Только два года спустя собор Воскресения Господня, сверкая железной кровлей и крестами, вознесся над кубанской землей, поражая взор своим величием и красотой. 5 октября 1802 года он был с большим торжеством освящен...

Но еще несколько лет продолжались работы по сооружению иконостаса. Сотник Планкевич купил в Москве все необходимые для этого материалы, а умельцев-мастеров нашел среди кубанцев. Студент Емельян Иванчин начертил оригинальный план иконостаса, крепостной дворовый человек Иван Слезнев нарезал тончайшие художественные узоры на дереве, купеческий сын Федор Федоров грунтовал доски, а расписывал их Московского живописного цеха художник Никифор Чеусов. Работа получилась великолепная! Но самые драгоценные церковные украшения составили предметы старинные, принадлежавшие когда-то казацким Свято-Троицкой церкви и Межигорскому монастырю, при разрушении Запорожской Сечи конфискованные, а в 1798 - 1804 годах вновь возвращенные черноморцам, их законным владельцам...

Более 70 лет красовался под кубанским небом Воскресенский шестиглавый собор, построенный народными умельцами, привлекая внимание своей монументальностью, гармоничностью форм, покамест, за ветхостью, не был разобран в 1879 году. Екатеринодарцы-миряне со слезами на глазах глядели на почерневшие деревянные обломки некогда великолепного святого храма, лежавшего теперь возле их ног, храма, которым гордились и который получил у знатоков строительного искусства высшую оценку, называвших его "дерзостью архитектуры".


Екатеринодарская крепость 

Предприимчивые черноморцы, сразу же по переселении, наряду со строительством войскового града, в Карасунском Куте заложили крепость. Наскоро из первого попавшегося под руку материала - камыша, бревен, глины - построили 40 простых куреней (казарм) для холостых и одиноких сечевиков. В центре голой площади поставили походную, неказистую, но драгоценную для казацкой души Свято-Троицкую церковь, из парусины сделанную.

Крепость, обращенная своим серым земляным фасадом к югу, стояла на обрывистом глинистом берегу кубанской старицы Карасуна, за которым лежала зыбкая широкая пойма, весной залитая водой, летом покрывающаяся болотными растениями - сусаком, кугой, тростником, касатиком и осокой, - а в сильные жары июля сплошь высыхавшая, превращающаяся в бесплодную, покрытую глубокими трещинами илистую пустыню, где находило себе временный приют миллионное лягушачье потомство, кишащее под ногами, прыгающее и жаждущее жизни.

Имея впереди - примерно за версту - еще один надежный защитный пояс - подвижное широкое тело речное - текучую Кубань, казаки с востока решили перекрыть Карасун плотиной, дабы увеличить и усилить его водный простор. Так возникла Казачья дамба, в результате чего с юга широкое полотно Карасуна постепенно стало мелким, пересыхающим ручьем, который подавал признаки жизни только в короткую пору большой воды. Основная же масса карасунской воды в дальнейшем сбрасывалась в русло Кубани прямо за Казачьей дамбой, или, как говорили старожилы, за городским садом, заложенным в 1848 году черноморцами. Как видим, казаки, благоустраивая край, работали упорно, без устали.

Зеленый Карасуиский Кут как бы заполнял весь выступ (мыс), образованный крутым изгибом старицы. Он приютил в просторных недрах своих первых переселенцев.

Дел у черноморцев было по горло: и неси сторожевую службу, и выполняй тягловые повинности, и насыпай крепостной вал (добро, что земля была рядом; весь грунт из-под оборонительного рва тут же шел на насыпь высокого бруствера), и пашню возделай, и для семьи своей хату срочно поставь! Естественно, при малочисленности казаков (в 1800 году, например, в Екатеринодаре было всего 5 тысяч населения) крепость строилась крайне медленно, как говорится, "черепашьим шагом". По прошествии нескольких лет были выполнены только основные работы: вырыт глубокий ров, насыпан вал, укрепленный артиллерией, построены курени. 3 марта 1798 года черноморское правительство сообщало в ведомости: "Крепостные работы и поныне еще не начаты (верней, еще не возобновлены. В. Б.) по причине существующих здесь непогод..." Разумеется, казак не мог разорваться на части и всюду поспеть. И без того его крушила тяжелая доля переселенца, валили болезни, истощала физические и нравственные силы кордонная служба.

Выгодное положение крепости было очевидно. Но прочность ее оставляла желать лучшего, да и материал, из которого строился военный оборонительный пункт, был бренный - земля. То ли дело камень да железо! Но где их взять на краю государства "русского? А ведь чем сильнее искусственные преграды и укрепления, тем меньшим количеством войска можно защищать стратегический пункт. К тому же, чем прочней материал, из которого построена крепость, тем большее значение она приобретает. При легендарной казачьей стойкости и несгибаемости русского духа, даже небольшой гарнизон мог длительное время обороняться, оказывая ярое сопротивление противнику.

Екатеринодарская земляная крепость строилась очень медленно, силами самих казаков, без помощи инженеров, и поэтому она, разумеется, не могла отвечать всем требованиям, предъявляемым к подобным фортификационным сооружениям. Крепость даже на своем внешнем облике носила следы казацкой самодеятельной строительной предприимчивости и выдумки, и недаром специалисты, осматривая ее, резонно заключали, что она построена не по строгим правилам фортификации и поэтому не может считаться "настоящей крепостью", ' и, как остроумно высказался один инженер, "скорее представляет собою садовую огорожу".

Крепость имела четыре 250-саженных полигона, или куртины, по углам и в центрах которых были насыпаны бастионы. Южная сторона, обращенная к противнику, являлась глухой, а три других имели въезды, правда, без ворот и ничем не огражденные.

Рвы глубоки! Брустверы высоки! Пушки нацелены, - чего скажите, казаку бояться! - шутили сечевики.

В 1811 году началась постройка кирпичных куреней (из кирпича войскового завода), у северного бастиона находились артиллерийский арсенал и пороховой погреб, а в глубине крепости - денежная кладовая для сбережения казачьей казны. Когда через 8 лет все сооружения были завершены, то войсковые счетоводы-казначеи подсчитали все великие расходы и, вычислив, ахнули. Только подумать: чтобы оборудовать крепость, черноморцы израсходовали сумасшедшую сумму денег - 220 тысяч 180 рублей и 95 копеек! Все было подсчитано с дотошной точностью. Но зато казачья крепость, хотя и построенная не по писаным правилам ученой фортификации, имела внушительный вид и казалась закубанскому недругу действительно тяжелой и грозной силой, ставшей на их пути непреодолимым барьером. Черноморцы испытывали душевный покой и уверенность в своей мощи военной, не спеша прохаживаясь по валу с ружьем на плече и созерцая в летний полдень четкие синие контуры дальних гор и сизое кружево влажных лесов. По двум сторонам, на возвышенном берегу кубанском, слева и справа маячили пикеты с наблюдательными вышками и вехами, увенчанными просмоленной паклей или просто соломой, которые по тревоге, в ночное время, быстро поджигались дежурными, чем оповещали екатеринодарскую стражу о вражьем набеге. По левую руку, за Карасуном, размещались Главный Екатеринодарский пост (кордон), чуть далее - почтовая станция, карантин и меновой двор, а по правую - сараи кирпичного завода и Байдачный пост, а внизу, под ногами у казака, на приподнятой почвенной платформе приютилась убогая Солдатская слободка. Там доживали дни одинокие инвалиды русской армии, служа санитарами в войсковом госпитале (учрежден в 1812, открыт в 1816 году), чем и добывали себе кусок хлеба насущного.

Екатеринодарская крепость достойно отслужила людям свой век, до тех самых дней, когда Западный Кавказ влился, как бушевавшая, но усмиренная водная артерия, в незыблемую, вечную магистраль с кратким и звонким именем - Россия...

Еще в прошлом столетии от старой казачьей крепости почти ничего не осталось. На большей части ее территории, с северной стороны, были возведены войсковые и частные здания, а курени и другие служебные обветшалые постройки пошли под снос. Ныне от тех прадедовских времен остались всего-навсего два-три старых кирпичных домика, ничем, впрочем, не примечательных, кроме своей стародавности, да желтеет на солнце жалкая горсть земли -осыпь некогда высокого оборонительного вала с юга, которую можно еще увидеть наблюдательному прохожему и, зачерпнув ладонью, задумчиво подержать несколько мгновений в своей руке...


Библиотека имени А.С. Пушкина

Екатеринодарская интеллигенция не раз поднимала вопрос об открытии в городе библиотеки. И вот, в июле 1872 года дочерью подполковника М. В. Белой было подано прошение начальнику Кубанской области генерал-лейтенанту М. А. Цакни об открытии публичной библиотеки и книжной торговли в городе. Учредительница не преследовала коммерческих расчетов. Единственная цель создания библиотеки просвещение народа. В связи с этим войсковое начальство передало в ее распоряжение около тысячи томов всевозможной литературы, а учителя екатеринодарского духовного училища 100 книг. Характерно, что рабочие одного из заводов не остались в стороне и на нужды библиотеки прислали 50 рублей, пожелав остаться неизвестными. Вскоре за недостатком средств ее пришлось закрыть. В 1877 году столь же плачевную попытку предпринял другой энтузиаст - учитель армянского училища К. Скуплен. В 80-х годах прошлого века большую частную библиотеку (около 2 тысяч томов) имел известный книготорговец П. Ф. Галладжианц, немало способствовавший распространению книг среди народа. В 1894 году в городе были открыты публичные библиотеки О. К Мамврийской и екатеринодарского Александро-Невского религиозно-просветительного братства.

В связи с всероссийским праздником, 100-летием со дня рождении великого русского поэта А. С. Пушкина, в городской думе был поднят вопрос о постройке народного дома его имени. Здание планировалось двухэтажное, кирпичное, стоимостью в 30-35 тысяч рублей. Но карман думы был пуст, и поэтому она отказалась от первоначальной идеи и ассигновала лишь 3 тысячи рублей на создание Пушкинской библиотеки. Она была открыта 29 января 1900 года в одноэтажном доме, стоявшем на месте нынешнего Дворца пионеров. В меньшей половине дома поселился первый библиотекарь Иван Александрович Кузнецов.

Большая же часть дома, состоявшая из трех комнат, была занята под книги и читальню. Посередине читальни стоял длинный массивный стол, покрытый суконной скатертью, на котором возвышались дне красивые керосиновые лампы с дутыми стеклами.

За столом удобно могло разместиться до 40 читателей. На стене висел большой портрет А. С. Пушкина в золотой раме, подаренный владельцем книжного магазина Галладжианцем и несколько десятков гравюр и эстампов, изображавших поэта в различные периоды его жизни.

В день открытия библиотеки в ней насчитывалось 4 тысячи томов и 80 названий газет и журналов. Много книг было пожертвовано екатеринодарцами. Директор народных училищ Н. Ф. Блюдов подарил огромную личную библиотеку.

Так осуществилась давняя мечта. Правда, вход в библиотеку был платный: от 20 копеек до 1 рубля в месяц. Плата зависела от числа выданных книг. Учащиеся пользовались льготами, городские служащие могли брать книги бесплатно. В 1903 году насчитывалось 725 подписчиков. На следующий год удачно разместившуюся Пушкинскую библиотеку перевели в другое помещение - на Красную, 25. Условия здесь были много хуже, о чем свидетельствует Ф. А. Коваленко. Этот человек, подаривший Екатеринодару ценное собрание картин и около десятка лет безвозмездно руководивший картинной галереей, справедливо возмущался убогой читальней, загнанной в комнатушку па втором этаже. Только в 1913 году библиотека перешла в новое здание - двухэтажный кирпичный дом каретника Фабриченко (угол улиц Красной и им. Горького), где она и размещалась до революции.

В 1920 году плата за пользование книгами была отменена, и в библиотеку хлынул поток учащейся молодежи, жадной до знаний, до учения. Во время войны немецко-фашистские оккупанты, полгода хозяйничавшие в городе, ограбили библиотеку. Много ценной старинной литературы было вывезено в Германию, часть книг сожжена. Теперь каждый, кто приходит в просторный, светлый дом библиотеки имени А. С. Пушкина, куда библиотека перебралась в 1956 году, невольно испытывает волнение перед теми книжными богатствами, которые здесь накоплены - более 1 миллиона 320 тысяч книг! И каждая книга, будь то учебник или народная сказка, сочинения Белинского или стихи Пушкина, раскрывает перед нами мир знаний и красоты, раздвигает кругозор, учит мечтать, работать и жить.


Биография трамвая

В воскресенье, 10 декабря 1900 года, несмотря на холодный день, улица Красная была полна народа. Екатеринодарцы волновались, выбегали на мостовую, чтобы увидеть чудо - движущийся но рельсам вагон, набитый улыбающимися людьми. "Чим вона, бисова душа, совается?" спрашивали удивленные горожане. Детвора бежала следом и кричала "ура". Ну как было не позавидовать счастливцам - первым пассажирам только что пущенного электрического трамвая?..

"Кубанские областные, ведомости" сообщали: "Трамвай пришелся по душе екатеринодарцам... Чуть ли не все городские население перепробовало удовольствие езды, катаясь взад и вперед по нескольку раз по его путям".

Городская управа еще в 1887 году ставила вопрос о конно-железной дороге в Екатеринодаре. Десять лет спустя нашелся выгодный концессионер - Генеральная компания тяги в Париже (ее называли коротко - "бельгийцы"), с которой и был заключен договор. Компания обязалась устроить "на свой счет и риск сеть городских электрических дорог с подвижным составом и всеми принадлежностями к ним".

Стоимость строительства трамвая была огромная - 400 тысяч рублей, что, понятно, городу было не по карману. Через сорок лет эксплуатации трамвай, парк, постройки должны были перейти в городскую собственность, а до того город довольствовался тремя процентами от годовой прибыли "бельгийцев"''.

В январе 1907 года газета "Новая заря" писала, что "кондуктора и вагоновожатые в течение десяти часов разъезжают в холодных сапогах". Трудные условия работы, низкое жалование привели 3 июля 1914 года к забастовке: все 200 рабочих, выставив ряд справедливых экономических требований, отказались работать. "Трамвайная администрация, - сообщали "Кубанские областные ведомости", - решила заменить весь штат служащих новым составом". Но не тут-то было: хорошо организованный рабочий класс Екатеринодара заставил "бельгийцев" покориться его воле - пойти на уступки и выполнить все требования, выставленные трамвайщиками! 8 июля забастовка прекратилась. Газета отмечала: "На работу стали все старые служащие".

В 1920 году договор с "бельгийцами" был аннулирован, и трамвай навсегда перешел в собственность народа...

Помню послевоенный трамвай. Вагонов было мало. И по утрам, в часы пик, они все были облеплены: как гроздья, люди висели и на подножках, и на буферах, и на боковых стенках, а иные смельчаки даже взбирались на крышу, под дугу.

В 1949 году трамвайные линии с улицы Красной были перенесены.

Трамвай был и остается привычным видом транспорта краснодарцев. Войдешь в цельнометаллический вагон, встанешь у окна и. пока едешь на работу или в гости, передумаешь все свои думы, наглядишься но сторонам на хорошеющий город - на подымающиеся, как грибы, многоэтажки, на деревья, которые за годы жизни моей разрослись, ушли кронами в небо, послушаешь, о чем говорят люди, что их тревожит или радует.


Быть здесь городу…

Когда в разгар весны 1793 года кошевой атаман Захарий Алексеевич Чепега, во главе конной команды, расставлял по правому берегу Кубани первый десяток кордонов на пограничной линии - от Воронежского реданта вниз по течению, к устью речному, - то он и его казаки, утомленные бесконечными переездами и не имея постоянного места, где бы они могли преклонить усталую голову, призадумались: где же найти им надежное пристанище, чтобы прочно и надолго утвердиться, построить свои курени? "Доки ж нам блукать по этим диким степям и звериным чащобам?" - спрашивали они друг друга. З.А. Чепега тоже испытывал естественное беспокойство по поводу неустроенности и своей собственной (с войсковым правительством вкупе) и своих доблестных товарищей. Надо же где-то сыскать угол и надежно осесть, завести дома и хозяйство. Жить-то чем? Разве что надеяться на государственное снабжение? Здорово на нем не разжиреешь! Необходимо своим горбом, умением и старанием создавать себе необходимые, скромные блага - вон какие тучные жирные черноземы лежат в запустении под столетним бурьяном, который жадно высасывает соки почвенные и беспощадно истощает плодородную твердь дарованной земли. За дела надо приниматься, ибо прекрасное время для домостроительства летит, летит, как семечко на ветру. Надо поспешать! Не зря ведь говорили люди добрые, семейные о неустроенном казачьем быте, о сиротской доле и одинокой тоске степного русского воина: "Казак куда хочет скачет, никто за ним не заплачет; дождь его умоет, терен расчешет, а высушит ветер", - глубокая отчаянная правда заключалась в этой горькой ни то присказке, ни то бурлацкой песне...

Надо, надо обзаводиться жильем да пашней!..

15 июня того же 1793 года черноморское войсковое правительство доносило в рапорте, адресованном Таврическому губернатору С.С. Жегулину, о том, что учрежденная по реке Кубани кордонная стража "во всем обстоит благополучна, от закубанской стороны противностей не замечено" и что вот нежданно-негаданно "сыскано" казаками на войсковой земле, в лесах Карасунского Кута, закубанского мурзы Гаджина Оглу Батыр-Гирея деревушка, состоящая из 20 хат, где живут черкесы с женами, детьми и хозяйством. Далее сообщается, что ими даже "хлеба насеяно множество". Миролюбивый, уважительный мурза сам пожаловал на Главный Ореховатый (в дальнейшем Екатеринодарский) кордон, находившийся рядом с Карасунским Кутом, за рекой Карасун (ныне старая КРЭС и территория завода имени Г. Седина), и просил полковника Кузьму Белого позволить ему и его подопечным "покудова сего года хлеба посеянные соберут" остаться на месте и передал Белому за печатью письмо на турецком диалекте. Но так как при казаках не имелось толмача, то содержание послания осталось неизвестным, и черноморцы просили людей сведущих сделать перевод. Как выяснилось позже, часть мирных горцев выразила готовность жить "под управлением российских начальников" и обещала "противу неприятеля стоять и, по известности нам тамошних мест, скопища их истреблять".

Миролюбивые устремления горского населения издавна были известны русскому правительству, и они всегда находили понимание и поддержку со стороны России. Сам великий военный стратег и полководец А. В. Суворов призывал своих командиров терпеливо вести деловые переговоры с недругами и миром решать пограничные распри и спорные вопросы, не торопиться применять оружие, справедливо считая, что "благомудрое великодушие иногда более полезно, нежели стремглавной военной меч". Черноморцы, следуя указаниям русского правительства и заветам своего высокого покровителя А.В. Суворова, неуклонно стремились к мирной жизни с беспокойным, непоседливым соседом, которого и явно и тайно подбивала и натравливала на русских людей недоброжелательная, лукавая Турция и ее властители, все еще лелея напрасную призрачную мечту о возвращении Крыма и Кубани земли, как известно, издавна освоенной нашими первопроходцами. Именно с взаимовыгодной целью черноморские казаки построили на берегах Кубани, на кордонах, меновые дворы, где за войсковую соль выменивали у горцев пшеницу, овес, мед, строевой лес, черкесские бурки. Казаки, остановившиеся в Ореховатом кордоне и Карасунском Куте, немедленно начали строить себе казармы (для одиноких сечевиков) и хаты для семейных. За строительным материалом далеко ходить не пришлось, он был под рукой - дерево (дуб, акация), камыш, хворост, глина. В девственных лесных дебрях прорубались просеки - будущие улицы города, расчищалась земля от зарослей ожины, терна, боярышника, болота частично засыпались поднятым грунтом, сушняком, древесными обрубками, возводились временные "гатки" (гати), мостки и переходы, через Карасун была построена плотина - Казачья дамба, ведущая в Ореховатый пост и на почтовую станцию. Работы - непочатый край. И она спорилась и кипела. Кубанский историк П. П. Короленко писал: "Иные рубили в своих дворах деревья и тут же из них складывали длинные приземистые хаты, разделявшиеся обыкновенно у "заможных" (зажиточных) на горницу и хатыну". Кое-кто строил себе жилища турлучные, используя древесину только на верхний и нижний венец, а промежуток заполнял переплетом из хвороста или очерета, все это густо обмазывая огнеупорной красной глиной. А некоторые прямо босыми ногами месили саман (замес глины и соломы) и делали кирпичи, высушивали их на жарком солнечном припеке и строили из них теплые и довольно сухие постройки. Словом, работящим черноморцам скучать было некогда! З.А. Чепега, объезжая и обозревая неведомые степные просторы, порученные ему под охрану, нет-нет да и подумывал, что и ему, бездомовному сечевику, пора бы приглядеть где-нибудь уютное, укромное местечко в тени дубрав да поставить себе времянку. Но тут ему, не встававшему с боевого коня запорожскому рыцарю, донесли, что казаки-переселенцы, занявшие Карасунский Кут, вовсю занялись домостроительством: их топоры уж больно разгулялись в лесных чащах, глядишь, ни одного дуба не останется, ни единого кусточка, ни малого квиточка (цветочка). И он, встревоженный за судьбу общественных лесных угодий (удивляет и ныне его государственная дальновидность и распорядительность рачительного хозяина) пишет 4 июля 1793 года начальнику Ореховатого кордона Кузьме Белому: "Известился я, что переселяющиеся на войсковую землю старшины и казаки многие выстраивают около речки сей свои жилые дома, льстясь тамо оставаться навсегда жительством... Разные жители, приезжая многими обозами, рубят самовольно без всякого позволения на свои необходимости стоящие на правой стороне реки Кубани леса и тем оные приводят в крайнее опустошение". И он строго наказывал, чтобы "ни под каким видом никого без ведома моего к вырубке леса не допускали..." И в дальнейшем кошевой атаман, несмотря на сотню других важных и срочных дел и начинаний, нс оставляет .своей заботы о сохранении кубанских степных лесов. П. II. Короленко передает рассказы старожилов-сечевиков, лично знавших атамана, что "первым дворцом" 3. А. Чепеги была простая землянка в нынешнем парке имени Горького. Удивляться тут нечему. Общеизвестно, что Чепега, выходец из небогатой дворянской семьи, отличался простыми взглядами на жизнь, нетребовательностью к житейским удобствам и благам, во всем будучи равен самым обездоленным сиромахам. Недаром они беззаветно любили своего батьку-атамана и по-свойски называли его просто "Харько Чепига", но зато войскового судью - паном Антоном Андреевичем Головатым... - Быть здесь городу! властно сказал атаман, указывая простертой рукой на дикие заросли, цепкой сплошной колючкой покрывавшие землю к северу от Карасунского Кута. И работа спорилась...

Там, где выгнула русло река,

Как подкова, у глинистой кручи,

Свиток царский был предком раскручен

И прочитан под гул тростника.

Здесь границу держать,

Защищать от врагов,

И пшеницу сажать,

И растить казаков…

И поставлен был первый курень.

И кизяк задымил под котлом.

И пропах сей торжественный день

Духовитой ухой - чебаком…

Так был город родной утвержден.

Степь дышала угаром травы:

Не сносить молодцу головы -

Он, отважный для славы рождён!

Охранять рубежи казаку

И стоять день и ночь начеку.


В вихре искр, в порыве дыма…

В старину первым признаком видимой благоустроенности городского хозяйства считалась вознесшаяся над домами пожарная каланча, где несли дозорную службу пожарные. Чуть приметив клубы дыма или языки пламени, они поднимали на фалах днем черные железные пустотелые шары, а по ночам зажигали керосиновые фонари с красными стеклами, оповещавшие население о пожаре. Город делился на четыре части. И в зависимости от того, где возник пожар, появлялось на каланче определенное количество фонарей или шаров, от одного до четырех.

Как сообщают архивные документы, а 1802 году, то есть менее чем через десять лет после основания города, в Екатеринодаре уже имелась пожарная караульная служба, состоявшая из тридцати казаков. Но прошло еще 22 года, прежде чем Черноморская войсковая канцелярия издала распоряжение о том, чтобы во всех населенных местах Кубани обзаводились пожарным обозом и инструментом: бочками с водой, крючьями, щитами, баграми, топорами. Была разослана соответствующая инструкция для незамедлительного ее использования, так как "предмет сей есть спасение человечества".

17 мая 1825 года считается днем организации в Екатеринодаре войсковой пожарной команды. К 1843 году штат пожарных разросся до 48 человек, и был создан пожарный двор - на углу улиц Красной и Екатерининской. Вскоре выросли здесь сараи для обоза и конюшни, поднялась деревянная пятиэтажная каланча. Просуществовала она вплоть до 1895 года, когда была построена новая - кирпичная, добротная, служившая одновременно и отличной водонапорной башней.

В 1867 году в связи с преобразованием войскового города в гражданский все пожарное хозяйство передается в ведение городской думы. Чтобы изыскать средства для его содержания, устанавливается "подымный сбор" (с каждой печной трубы) - в размере 25 копеек.

В старое время случались свирепые пожары, уничтожавшие за несколько часов целые кварталы, наносившие непоправимый материальный ущерб. Есть у пожарных такой термин - горимость. Так вот, горимость города усиливается от того, что постройки, как правило, были деревянные или турлучные с соломенными или камышовыми кровлями. Причем погорельцы смотрели на свою беду, как на "кару за грехи, ниспосланную Провидением". Страшный пожар возник на Троицкой ярмарке 24 мая 1833 года. В течение часа огонь истребил 209 ярмарочных лавок и причинил убыток более 1 250 000 рубле" Когда поднят был вопрос о помощи пострадавшим, то министр финансов граф Канкрин счел возможным пойти навстречу только казакам. Не менее сокрушительный пожар произошел 21 августа 1851 года. Он свирепствовал в густонаселенной части Екатеринодара и, усиленный северо-восточным ветром, уничтожил, помимо торговых и войсковых зданий, более 30 строений у казаков. Войсковое начальство шести урядникам и сорока двум казакам, потерпевшим "пожарное разорение", выделило из войсковых сумм 3 475 рублей - существенная поддержка погорельцам''. Тогда была оказана помощь и армянам. Эти предприимчивые люди справедливо писали атаману Г.А. Рашпилю о тон, что они "издавна освоились честно и не укоризненно занимались торговлею".

И вполне понятно беспокойство екатеринодарского полицмейстера, писавшего в рапорте от 16 июля 1866 года, что полиция, выдавая свидетельства на открытие питейных заведений в Екатеринодаре, поставила непременным условием, "чтобы в питейных заведениях хозяева отнюдь не позволяли курить табак, тем более папиросы, которые, несмотря на сухое время и ветер, бросаются там же без всякой осторожности, и от брошенного огня может быть пожар".

Именно Старый базар (на его месте ныне детский сквер) был закрыт для торговли сеном, ибо часто возы загорались на ходу, огонь перебрасывался на соседние камышовые крыши, и выгорали целые кварталы Городская дума решила в 1879 году открыть Сенной базар.

Только к концу века екатеринодарский пожарный обоз усовершенствовался. Помимо бочек с водой, которые подвозились к месту пожара лошадьми, на улицах города были установлены гидранты. водозаборные будки, бетонные подземные цистерны. С 1900 года начали бурить семь артезианских колодцев. Расцвет пожарного дела падает на начало XX века, когда в 1906 году брандмейстером Екатеринодара был назначен Г. Д. Клочан (1875 1944 гг).

Вот типичная картина тех времен.

... Пожар! Пожар! Подняты на каланче черные шары. Прошло всего-навсего две минуты: кони уже взнузданы, пожарные в непромокаемых брезентовых плащах, в медных начищенных касках - стоят на линейке, запряженной тройкой. Рванулись с места! Впереди мчится верховой трубач, громко трубит тревогу. За ним -брандмейстер, на котором сверкает никелированная каска. Затем - багровый ход, трубный ход, бочка с водой, где укреплен ручной насос, и, наконец, паровая машина, работавшая на дровах и мазуте. Во время езды к месту пожара в ней поднимали пар, чтобы качать воду, она страшно дымила, усугубляя общую картину паники и ужаса. Звуки трубы, храп лошадей, цокот копыт, крики пожарных, слившиеся с возгласами прохожих, наполняли улицу, окутанную облаками дыма и дорожной пылью...

А как проводили пожарные свободное время? После вечернего наряда, писал член городской управы Н. Г. Кочевский, "делается общая молитва и каждый служитель предоставляется самому себе". Кто чинил свое обмундирование - черный бобриковый костюм для зимы и парусиновый для лета, кто читал, кто пел песни, играл на скрипке или "гармонии". Чтобы скрасить жизнь пожарных и дать им возможность проводить вечерние часы с большей пользой, городской управой была приобретена библиотечка, выписывались журналы:

"Север", "Природа и люди", "Пожарное дело".

В 20-е годы нашего века краснодарская команда пересела с лошадей на автомобили. Под руководством ветерана Г. Л. Клочана была построена 25-метровая механическая лестница, усовершенствована выучка пожарных. Краснодарские пожарные впервые в стране при тушении огня успешно применили распыленную воду. Команда нашего юрода была награждена Президиумом ВЦИК 6 июня 1925 года орденом Трудового Красного Знамени "за особо выдающиеся заслуги на трудовом фронте перед Революцией". Бойцы "огненного фронта" Кубани вписали в историю немало доблестных страниц. Еще в 1928 году в Краснодаре по ул. Пролетарской (ныне Мира) был открыт музей пожарной охраны. Поя названием "Пожарно-техническая выставка" он возобновил свою работу в наши дни.


В гостях у старого дуба

Остров, который образовала река Кубань, отделившая от себя огромную петлю, когда-то принадлежал внуку войскового судьи полковнику К. М. Головатому. 15 октября 1869 года он обратился с прошением в Пашковское станичное правление, в котором писал о том, что он числится жителем станицы Медведовской, а жительство имеет на отведенном ему участке рядом с юртовой землей станицы Пашковской. И почтенный обер-офицер, обращаясь к станичному обществу, заключал официальное письмо следующими примечательными словами: "Прошу покорно станичное правление предложить общественному сбору составить мнение, согласно ли оно принять меня в число своих граждан...". Неизвестно, дождался ли проситель желанного решении пашковцев. В конце 1870 года он умирает, и его земля переходит в наследство его вдове Марфе Головатой, которая жила в Екатеринодаре "в незначительном домике", как значится в документе, оставшись "решительно без всяких средств к содержанию себя" и с 11-летним сыном Сергеем, учитывая ее бедность, начальство выдаст вдове единовременное пособие в сумме 300 рублей. Но эта помощь, разумеется, не могла поправить пошатнувшееся благосостояние вдовы. В дальнейшем хозяйством на острове занимался ее управляющий А. К. Райкевич, он-то, как говорили старожилы, и разорил вконец Марфу Головатую: прибрал землю к своим рукам - 350 десятин с лесом, садами и тучным черноземом, а затем продал ценные угодья купцу А.И. Роккелю, сорвав с него 165 тысяч наличными. Но, как позже оказалось, продешевил, так как цены на землю быстро росли. И в 1910 году бывший "Кут Головатого" оценивался на сумму свыше полумиллиона рублей. Новый хозяин немало потрудился, прежде чем запущенная болотистая земля, где прежний владелец Райкевич бил дупелей, преобразилась и стала образцовым садовым питомником, в котором росли деревья всех стран света. Там, по рассказам, водилось много разнообразных животных и птиц: свою любовную песнь громко трубил лось, вызывая соперника на бой пронзительно и скорбно кричали красавцы павлины, сладко ворковали в укромных, глухих зарослях дубняка дикие голуби. Роккель, ловкий садовод-предприниматель, не только ради эстетического удовольствия разводил деревья: он выращивал саженцы "ценные и урожайные сорта яблонь, груш, черешен", как он афишировал их в прейскурантах и газетах, цветочную и огородную рассаду, собирал семена. Чтобы свой остров сделать доступным для публики, он соединил его с материком тремя деревянными мостами, распахал тучный чернозем, завел первоклассное хозяйство.

Этот большой остров был окружен отстоявшейся, прозрачной водой. И только весенние бурные разливы, замутненные ворвавшейся с юга текучей Кубанью, валили старые прибрежные вербы, несли коряги, пену, рвали берега и обновляли Старую Кубань своей живительной водой с гор. После половодья в Старой Кубани было много рыбы.

За речным протоком, через который были переброшены дубовые бревна, плотно подогнанные друг к другу и образовавшие мост, находились огороды болгарина Караколи. Он арендовал землю у Екатеринодарского самоуправления, у него работало много женщин-полольщиц, которые увесистыми тяпками срезали сорняки и рыхлили чернозем вокруг заботливо ухоженных ростков перца и помидоров. Рабочий день у сезонников был световой, от зари до зари с небольшим обеденным перерывом. На земле стелили брезент, наливали в эмалированный хозяйский таз приварок - суп-кондер и раздавали большие деревянные ложки. Бабы доставали свой хлеб, сало, сушеную таранку, усаживались в кружок и молча ели. А после обеда - песня: протяжная, звонкая, задушевная. Сам арендатор, рассказывают, стоял невдалеке под навесом, опершись на палку, и слушал ее. Ой да ты, калинушка-размалинушка. Ой да ты не стой, не стой, Ой да на горе крутой ... Такова предыстория парка "40 лет Октября", который широко и привольно раскинулся ныне на территории острова. В теплые воскресные дни сюда со всех сторон стекаются тысячи горожан, чтобы на пригретом солнцем апрельском воздухе насладиться расцветом весны, поглядеть, как из темниц земных рвутся ростки, бушуют молодые травы, распускаются цветы на деревьях и трепещут в солнечном луче только что развернувшиеся, совсем еще младенческие листочки, играя переливами зеленых и розовых красок... Высокий берег древнего русла Кубани был живописен и дик. Продравшись сквозь сплошную стенку колючего кустарника, цепляющегося за рукава тужурки, бьющего ветками по щекам, вы выходили на краешек глинистого обрыва. Внизу чешуйчато сверкало, горело в солнечном свете ровное лоно вод, чистых, дремлющих в затишье летних погожих дней; круглился пологий бережок зеленого острова, а за ним - за старинными дубами, за ериками, за юным сосновым леском, за огородами - за всем этим угадывалась вдали, сиреневой поутру и к вечеру и дымно-голубой днем, текучая, но самые берег, переполненная водой, лихая река Кубань, в незапамятные времен; отпочковавшая от себя широкий живописный рукав. Живя до войны в станице Пашковской, я, совсем еще маленький, бегал на Карасун смотреть, как ловят рыбу и купаются мальчишки постарше меня. И однажды, перебежал через дамбу и прыгая по трамвайным шпалам, пахуче просмоленным креозотом, а потом по дорожке, протоптанной пешеходами и телятами у дощатых длинных заборов, выбрался на открытый вольный простор и впервые увидел голубую Старую Кубань. Увидел плоскодонки у причальных мостков и вековые клены, купающие свои макушки в чистой синеве, четырехэтажную деревянную вышку, с которой прыгали пловцы, много-много народа. Был июль, было воскресенье. Отдыхающие сидели компаниями - кто на траве, кто на разогретом песке; живая легкая беседа звучала вокруг, пели патефоны "Белую ночь" и "Прощай, мой табор". По воде плыли лодки, сколько сверкало в воздухе алмазных брызг, сколько улыбок, возгласов, шуток! Я замирал от счастья, неожиданно приобщенный к этому доброму бесконечному дню, к этому празднику, сверкающему и смехом, и речной зыбью, и песнями, и ласточками в небе... Стоял у сбитого из бревен и досок парома, ходившего к острову на обтрепанном толстом пеньковом канате, втайне мечтая когда-нибудь пробраться туда. Смотрел, как въезжала на паром подвода, груженная чувалами с мукой и отрубями запряженная двумя булаными утомленными лошадками, и завидовал всем едущим на тот загадочный, утонувший в густой прохладной зелени остров. И не думалось, что он станет когда-то огромным, красивым парком... И пусть давно протекли мои детские годы, протекли, как течет быстрая, светлая река, но праздник, подсмотренный и подслушанный мной, до сей поры живет, и кипит, и блещет весельем в моей памяти. Не знаю, помнят ли меня зеленые, узкие дорожки, по которым и бегал? Наверно, нет. Мало ли там пробегало других босоногих юнцов... И вот теперь я иду по круговой асфальтированной дорожке, которая обрамлена изумрудными мокрыми травами. В светлой водной поверхности отражены ветки одичалых слив и зеленеющие листвой пирамидальные тополя, вознесенные в небесную синеву, разорванные белые облака, гуляющие люди под легкими зонтиками, мальчишки с удочками, сидящие на корягах и зорко следящие за поплавками - не клюнет ли? Но самые рыбные места это заросшие ивой и шиповником ерики речные протоки, где-нибудь под кручей, под лохматым кустом боярышника... В парке нет старинных деревьев: пронесшийся ураган войн срезал их под корень. Только стоит одинокий долгожитель этих мест могучий дуб у самой воды, у деревянного моста-перехода, ведущего на другой остров, где теперь по осени обычно синеют в туманном утре упругие кочаны сахарной капусты... Сколько всего на свете перевидел этот дуб! И радостного. И трагического. О многом он мог бы поведать...

Ты пережил, могучий, все на свете!

Перед живой громадиной твоей

Вдруг оробел, остановился ветер

И дождь затих средь гущины ветвей.

Тебя удары молний поражали.

Топор крушил твой узловатый ствол.

Твоя кора, как темные скрижали,

Тебе листвою шелестеть года -

Глядеть-глядеть в степную ширь и свежесть.

А я сбегу, как летняя вода,

В твоем раздолье вековом понежась. ...

Я люблю этот остров с его озорными качелями, аттракционами, высоким "Колесом обозрения", библиотекой, шахматными столиками, с его густым душистым хвойным леском, с тенистыми зелеными ериками, где скользят лодки и волнуют слух гитарные струны, раздаются звонкие, молодые голоса...


География города

Екатеринодарская крепость и войсковой град заложены казаками и Карасунском Куте - на обширном речном мысу, который далеко выпирал своим займищем к югу, навстречу беспокойному соседу. Место, выбранное под застройку, было опасное на самом переднем краю обороны - и нездоровое, малярийное. Поверхность этой земли кубанской состояла из трех террас, возвышающихся к северу и понижающихся к югу, к реке Кубани, которая у Екатеринодара стремительно врезалась своим широким руслом в толщу собственной же поймы на глубину более десяти метров, а на песчаных перекатах -до пяти. А как сочно зеленела речная долина, заливаемая весной и в дождливое время года паводками! С южной стороны вода подступала к самой крепости, к ее земляному валу. С севера тянулся тенистый девственный дубовый лес, упиравшийся в пересыхающее, мелкое озеро Ореховое (Ореховатое), а дальше начинался постепенный подъем земной коры, и взору открывалась неоглядная ковыльная степь. Ее белопенная, серебристая грива под. ветром колыхалась, напоминая летящего во весь опор необъезженного, дикого коня.

Почва была черноземная и от первого выпавшего дождя растворялась, превращаясь в липкое месиво. Вокруг мерцали и чавкали под сапогом тусклые окна мочажин, переходящие в болотины и плавни с высокими султанами камышей. Сразу же за северным краем крепости стояли эти топкие места, здесь по весне и осенью казаки охотились на диких уток. Образованию болот способствовали не только дождевые и талые воды, буйная лесная растительность и низина, в которой лежал со род, как в котловане, но и плотная глинистая подпочва. I? дальнейшем, чтобы осушить улицы, горожане рыли канавы для стока избыточных вод. В летнюю жару лужи загнивали. Начинала свирепствовать повальная лихорадка (малярия).

Порой думается, как неравномерно распределены земные ресурсы на планете, да и у нас тоже! В Карасунском Куте страдали от избытка влаги, а едва подашься в степь - от засухи и жажды.

Наш город обладал и обладает неоценимым богатством недр артезианской водой, которая по чистоте своей, по вкусовым и моющим качествам, по мнению специалистов, является уникальной не только в России, но и в Европе.

"Наша питьевая вода считается второй после Вены", - говорили старожилы. Добываемая из глубинных песчаных горизонтов, она, сладкая, мягкая, вкусная, и по сей день щедро поит жителей Краснодара.

Кубанские почвы - знаменитые русские черноземы - дают нам хлеб насущный, и свежую воду, и ценный строительный материал (глину, песок, галечник), и наконец определяют сам род нашей деятельности, наши жилища, наш характер и - в конечном счете - нашу судьбу. А ей, как известно, могут позавидовать многие, так как Кубань - край изобилия плодов земных, погожих теплых дней, разнообразия климатических зон, где неоглядная степь-кормилица соседствует с вековым лесом, а высокие Кавказские горы с морским синим простором.

Так, на правом берегу кубанском "из тьмы лесов, из топи болот" поднялся град Екатеринодар, построенный старанием и трудолюбием черноморских казаков - дома, храмы, мосты! Его нетрудно отыскать на географической карте - он лежит под 45° северной широты, то есть находится на равном расстоянии между экватором и северным полюсом Земли, 45-я параллель проходит через северный конец железнодорожного моста. Приблизительно на той же широте расположены Венеция, Харбин, Монреаль, знаменитый Йеллоустонский национальный парк США, Феодосия.

Высота города над уровнем Черного моря от 21 до 34 метров.


Дом с розой

Каждый раз, проходя мимо двухэтажного кирпичного дома по улице Комсомольской (бывшей Штабной), я обращал внимание на розочку, изящно сработанную из цементного раствора на его закругленном углу. И всякий раз эта постройка, ничем, пожалуй, не примечательная, кроме своей основательной добротности, вызывала у меня теплое чувство и мимолетное раздумье: "Что значит этот цветок? Прихоть строителя? Или какой-то символ? А может быть, просто украшение фасада?" Но (удивительное дело!) мертвая каменная масса здания постепенно оживала благодаря этому маленькому цветку, как бы невзначай брошенному на холодные камни. Я пытался проникнуть в замысел архитектора. Старинный екатеринодарский особняк с той поры стал дорог моей душе.

Прошли годы... У старожилов и из архивных документов я узнал, что это здание строил Козлов. Но тут мне неожиданно сообщили, что жена архитектора живет в Таганроге. Я - туда...

Екатерина Николаевна, преклонных лет, ласково встретила меня. Мы разговорились. И на мое недоумение - что значит роза на доме, она раздумчиво ответила: - Мой муж построил его в год нашей свадьбы, сделал мне свадебный подарок - этот особняк на Штабной... А роза - символ любви...

У Козловой была ясная память. Она долго вспоминала о прошлом, о своих родителях, о екатеринодарской жизни, о своем муже Александре Андреевиче Козлове. И на основе ее сообщений, на фактах, добытых мною в архиве, я написал очерк.

В Екатеринодаре с конца 80-х годов прошлого века в городском саду уже существовал деревянный Летний театр, принадлежавший купцу Колосову, а затем перешедший в собственность города. На Кубань стали чаще приезжать артисты и целые труппы. Но наступала зима. И некуда было податься екатеринодарцам, чтобы рассеять "провинциальную скуку". Разве пойти в какой-либо захудалый клуб? Вопрос о постоянном Зимнем театре горожанами поднимался давно и не однажды, особенно в первые годы XX века. Не без основания газета "Свобода" писала о том, что "городские заправилы, стоящие во главе "театрального дела", относятся "к театру с полнейшим легкомыслием".

А в это время именитые екатеринодарские купцы В. Гуренков и Н. Болденков вели деловые переговоры со знаменитым академиком Ф.О. Шехтелем, строителем Ярославского вокзала в Москве, банка и типографии Рябушинских и других великолепных зданий. Мы всецело обязаны этому московскому архитектору в возникновении новых путей в отечественной строительной технике, в создании архитектурного стиля "русского модерна", в свое время удивившего весь цивилизованный мир. Академик Ф.О. Шехтель в строительной практике начал широко использовать новые строительные материалы: железный и железобетонный каркас, стекло, глазурованный кирпич, бетонную штукатурку. Еще в 1897 году талантливый мастер создал проект Народного дома, намереваясь его построить в Москве, но разные обстоятельства не позволили тогда воплотить его в жизнь. И тут вдруг пришел заказ из казачьего града: "Хотим строить театр!" Архитектор для переговоров послал в Екатеринодар своего помощника Александра Андреевича Козлова, зарекомендовавшего себя талантливым строителем-практиком. Договор был быстро заключен. И уже в мае 1908 года была торжественно совершена закладка Народного дома (Зимнего театра). Композиция этого огромного четырехэтажного сооружения, разработанная в духе каркасных построек, быстро обретала свою плоть. Фасад, облицованный ровной цементной штукатуркой, придавал зданию невесомость, воздушность. Это впечатление еще больше усиливали три вертикальные столбца с перечнем великих композиторов и драматургов всех времен и народов, три высоких окна с ажурными балкончиками и венчающий постройку широкий карниз с узорными гирляндами, едва выступающий над фасадом. Внешняя простота и легкость здания вызывали в зрителе чувство праздника, настраивали душу на лирический лад. "Век архитектуры из стекла и металла, легкой, прозрачной, отбросившей традиционное представление 'о монументальности как о необходимом атрибуте красоты, был начат в России Шехтелем", - справедливо писала Е. Кириченко в монографии о выдающемся архитекторе.

Поистине, такого театра не имел доселе ни один провинциальный русский город!

Ученик академика А. А. Козлов блестяще справился с порученной ему сложнейшей технической задачей.

Столь же оригинальным было и внутреннее убранство театра: изящные изгибы лож; многоярусный зрительный зал, рассчитанный на 1300 зрителей, имел прекрасную акустику и освещался тремя люстрами в форме звезд, где горели, сверкая и переливаясь огнями в хрусталях, 750 цветных лампочек; сцена, оборудованная по последнему слову техники, была широка и удобна и закрывалась медленно падающим тяжелым бархатным занавесом вишневого цвета, а над ним, на фоне молочной белизны стенки, сияла золотая лира (лепка). Широкие окна, высота помещения давали избыток света и воздуха, усиливали праздничное настроение и как бы связывали воедино внутренность театра с большим пространством екатеринодарской улицы, озаренной солнцем.

28 сентября 1909 года состоялось открытие нового Зимнего театра. Академик Ф.О. Шехтель не присутствовал на торжестве, но прислал из Москвы поздравительную телеграмму. 1 октября начался театральный сезон оперой Джузеппе Верди "Аида".

Так осуществилась давняя мечта екатеринодарских театралов. Имя архитектора Александра Андреевича Козлова было у всех на устах...

Не прошло и года, как напротив Зимнего театра выросла трехэтажная гостиница "Метрополь", с округлой башенкой на углу, созданная А. А. Козловым по собственному проекту, а через квартал. на улице Гимназической - засверкала обновленная гостиница "Центральная".

Дома, как и люди, имеют свою судьбу. Каждый дом тесно связан своей историей с жизнью его владельца, с жизнью города.

В "Памятной книжке Кубанской области", изданной нашим историком Е. Д. Фелицыным в 1881 году, сообщается, что в Екатеринодаре были три гостиницы, и одна из них - "Централь", принадлежавшая купцам братьям Богарсуковым (угол улиц имени Ворошилова и Красной).

Отель "Централь" считался лучшим в городе. Собственно гостиница занимала второй этаж, а на первом размещались магазины: Зингера и К°,братьев Богарсуковых, Новикова, купцов Гуренкова и Болденкова, последние торговали музыкальными инструментами.

Внешний вид гостиницы "Центральная" ничего особенного нe представлял - обычный двухэтажный дом, побеленный известкой. Таких зданий в городе уже было десятки. И тогда богачи Богарсуковы, занимавшие прекрасный особняк (сейчас в нем находится исторический музей), решили перестроить гостиницу. Им указали на молодого строителя А. А. Козлова, недавно приехавшего из Москвы и поразившего горожан успешно завершенным строительством Зимнего театра. А. А. Козлов энергично взялся за дело: составил проект и смету, и на месте заурядного серого дома выросло удивительное здание.

Архитектор всего-навсего надстроил третий этаж. Не рассчитывая на прочность фундамента, он стянул кирпичный каркас дома двутавровыми стальными балками; сделал высокий узорный каменный парапет, вдоль боковых балочных поверхностей провел водосточные трубы, затем декорировал балки и увенчал их высокими шпилями, которые гармонично сочетались с угловой башенкой, а последняя - с куполами войскового Александро-Невского собора. Стены Козлов облицевал зеленой керамической плиткой. Вся постройка, помимо нарядности, вышла изящной и легкой, как бы парящей в воздухе.

В феврале 1911 года этот же строитель закончил скетинг-ринг (по проекту кубанского архитектора И. В. Рымаревича-Альтманского), где молодежь каталась на роликовых коньках. Теперь в нем -. кинотеатр "Кубань". Газета "Кубанский край" писала, что это здание является редким в России, так как сделано из... железобетона! Особенный интерес у специалистов вызвал огромный свод без единого столба. Удивлялись и тому, что строил скетинг-ринг "простой техник-практик". Эта постройка была новым словом в архитектуре Екатеринодара...

Александр Андреевич Козлов родился 30 августа 1880 года в местечке Смела Киевской губернии Черкасского уезда в семье начальника станции. Пяти лет он остался круглым сиротой. Милосердные люди приютили у себя мальчика и полюбили его как родного сына. После гимназии Александр Козлов окончил Московское архитектурно-техническое училище, стал заниматься строительством под руководством академика Шехтеля. Работа с этим выдающимся архиектором для Козлова была великой практической школой, равной, как он считал, окончанию полного курса в институте...

И вот он на Кубани, среди "казаков", где обрел себе вторую родину и авторитет крупного строителя. Заказы сыпались как из рога изобилия. А. А. Козлов сдружился с местными архитектора ми И. К. Мальгербом, Н. Г. Петиным, А. П. Косякиным, И. В. Рымаревичем-Альтманским, В. С. Турищевым, с инженерами А. Л. Кончевским и В. Ф. Кондрашовым. С последним особенно, Василий Федорович помогал ему, делал сметы, а он - проектировал и строил, строил. Работы хоть отбавляй!..

В Екатеринодаре друг за другом вырастали великолепные здания - особняки Фотиади, Никофораки, торговые и доходные дома.

А.А. Козлов во всех своих работах следовал замечательным образцам академика Шехтеля: использовал тот же строительный материал (кирпич, железо, железобетон и стекло), ту же ассиметричность форм, что придавало постройкам, как правильно заметила Е. Кириченко, "подвижность, трепетность живого организма".

Как добросовестного и прекрасного строителя, знающего строительные материалы и чувствующего красоту архитектурных форм, его приглашают коллеги возводить здания, ими спроектированные. Он участвует в постройке Второго общественного собрания (по проекту архитектора М.И. Рыбкина), 1913 год; театра Паласова, 1914 год (ныне на этом месте театр оперетты). По собственному проекту строит водолечебницу имени С.И. Бабыч, 1916 год. Для ознакомления с последними архитектурными новинками, для профессионального и эстетического усовершенствования А. А. Козлов, не жалея личных средств, совершал поездки в Италию, во Францию. И, обогащенный ценным опытом, смело применял его в строительной практике на Кубани. В доме А. А. Козлова на Посполитакинской частыми гостями были художник Р. И. Колесников, основатель картинной галереи Ф. А. Коваленко. - После 1920 года Александр Андреевич строил элеваторы в станицах, - рассказывала Екатерина Николаевна. - Помню, около станицы Роговской. В 1926 году мы переехали на станцию Торговая (ныне город Сальск). Там строился новый город. Работы было очень много. За пять лет муж построил театр, здания горисполкома и госстраха, амбулаторию, баню, военкомат, два магазина пищеторга... Затем мы переехали в Таганрог. Александр Андреевич работал главным инженером на металлургическом заводе. Полвека нет на свете строителя. Нет уже никого в живых, кто знал бы его и мог бы что-то рассказать. Но здания, построенные в начале XX века Александром Андреевичем Козловым, и ныне являются архитектурными достопримечательностями Краснодара, сохраняя память о выдающемся строителе. А что может быть дороже на земле, чем память народная?


Жизнь реки

Кубань, самая крупная река Северного Кавказа, питается высокогорными речками Уллукамом и Учкуланом, черпающими свое начало в мощных ледниках Эльбруса, вознесшегося в синеву на 5642 метра. Сперва речки игриво бегут порознь в скалистых горах, а затем, слившись в один огромный поток, дают исток нашей главной водной магистрали. Верховье ее, питаясь десятками малых и больших рек, напоминает ветвистое, голубое, сверкающее дерево, которое все разрастается и разрастается, переходя в мощное среднее течение с избытком горной воды. Здесь Кубань принимает еще несколько крупных притоков - Лабу, Белую, Пшиш и другие.

В половодье река выходит из берегов, скачет по степи, как сорвавшийся с привязи лихой конь. Недаром греки называли ее "Гипанис" (гиппос - конь), а черкесы - "Пшиз" - князь рек. После спада воды остается много плодородного ила, в котором любят возиться мальчишки, а пойменные места покрываются сочными травами.

Как результат этих разливов в дельте реки образовались, по давним подсчетам, 350 лиманов и, начиная от Краснодара, тянулись стоверстные плавни. Известный исследователь нашей главной реки Данилевский еще в 60-е годы прошлого века говорил, что лиманы составляют "самую характерную черту Кубанской дельты". Лиманы - это неглубокие опресненные рыбные озера, по спаду весенней воды зараставшие сплошными камышами, где уютно гнездились утки, кулики, гуси, топали по мелкой воде, раздвигая заросли, цапли.

Кубань испокон веков поила и кормила людей, обитавших на ее берегах. В зеленых лугах люди пасли лошадей и быков, здесь же выращивали хлеб, ловили рыбу, строили (на летний период) временные камышовые жилища - шалаши, или "балаганы".

На протяжении 870 километров тянется Кубань. Река беспокойно вьется, меняет русло, то сжимая его до сходящейся петли, то вновь развернувшись прямой линией. Неровность, частая петливость - особенность нашей реки.

Любопытно отметить, что не так уж давно Кубань впадала в Черное море. В 1819 году черноморские казаки, желая опреснить воды Ахтанизовского и Курчанского лиманов, прорыли два искусственных канала. Лиманы были опреснены, но так как уклон равнины на север к Азовскому морю оказался больше, то главная масса кубанской воды устремилась туда. Это были первые водные сооружения на Кубани, построенные нашими предприимчивыми предками.

Кубань была судоходна более чем на 300 верст - от города Усть-Лабинска до Темрюка.

Уже в 1855 году по Кубани плавали два войсковых вооруженных судна - "Кошевой Чепега" и "Джигит". А на следующий год возникает настоящее пароходство: из казачьей казны были ассигнованы 35 тысяч рублей для покупки парохода. В том, что черноморцы взялись за такое, прямо надо сказать, рискованное дело, ничего удивительного нет. Ведь они издавна не зря слыли прекрасными, отважными моряками, еще когда жили на Днепре, на Хортице. и в дальнейшем, когда служили на Черном море и показали в морских сражениях с турками образцы сметливости и воинской доблести. Недаром их первый поэт-песенник и бандурист Антон Головатый пел на приеме в Санкт-Петербурге 16 июня 1792 года о горькой доле казачьей:

Вридылысь мы и свити нэщаслыки:

Служылы вирно в поли й на мори,

А тэпэр зосталысь боси й голи.

Но, несмотря на свою бедность, они раскошелились и твердо решили завести "свой флот", и не абы какой, а самый современный: за пароходом отправили своего посланца в туманную Англию, в Лондон. И там был заключен 26 октября 1857 года контракт с компанией "Ровенвилль и Салькельд" на постройку для войска парохода и баржи, которые были построены и доставлены в разобранном виде в Темрюк. Для сборки парохода на Кубань прибыло 14 английских мастеровых И спустя год после заключения сделки, 17 октября 1858 годя, состоялась первая проба парового судна. Это чудо судостроительном техники длиной в 166 футов (50 метров) имело одну бронированную стенку, всегда обращенную к левому вражескому берегу, два руля и требовало очень много топлива (дров) и деревянного масла (оливкового), которое привозили с Черноморского побережья. К сожалению, в первый же рейс у парохода были сломаны оба руля и поврежден корпус. Еще бы! Ведь длина судна иногда превышала ширину реки, и оно не в состоянии было развернуться и должно было следовать только в судоходном фарватере, означенном вехами - буями. К тому же речное русло сплошь оказалось забито "карчами" - затонувшими деревьями. Необходимо было расчищать речное дно. Или придумать что-либо похитрее. Может быть, это неуклюжее чудо распилить пополам и сделать из него два парохода? рассуждали казаки. Первый наш кубанский пароход возил пассажиров, грузы и почту между Тбилисской и Темрюком. Еще год-другой помучились бедолаги со своим "пароходством", и в конце концов продали его в 1860 году частному лицу - некоему Н.А. Новосельскому, надеясь хотя бы частично вернуть зазря погубленные войсковые средства, затраченные на всю эту неудачную затею. В первом пункте купчей так записано: "Передать в ведение... г. Новосельского Кубанский пароход с принадлежащими к нему баржею, инструментами и т. д."

Но казаки народ упрямый! Нет-нет, да и кто-то воспользуется даровым "водяным сообщением" - спустит вниз по Кубани барку, нагруженную пшеницей, скупленной на екатеринодарской ярмарке. Люди смотрят и диву даются: какая силища таится в реке! В 1871 году за дело по налаживанию судоходства взялось Русское общество пароходства и торговли. Два года спустя уже совершались рейсы из г. Керчи в станицу Тифлисскую (Тбилисскую) и обратно... В 1879 году организовано пароходное агентство Крюкова. Дольше других просуществовало пароходство Стороженко. В Екатеринодаре возникали различные речные компании, но все они были недолговечными - не выдерживали затрат и распадались. В 1893 году открылось пароходство И.Г. Вавилова. Хозяин спустил на воду двухвинтовый паровой катер "Маня" с машиною в 18 лошадиных сил и скоростью хода 46 верст в час, большой колесный пароход "Владимир" мощностью 60 лошадиных сил и грузоподъемностью 10 тысяч пудов и уютное быстроходное судно "Князь Барятинский", как сообщалось в объявлениях, "снабженный всеми удобствами... приличным буфетом и кухней".

Помимо колесных судов, в конце века между Екатеринодаром и Темрюком ходили 115 парусников.

В 1899 году возникло пароходство Н. И. Дицмана, новые колесные суда которого, как рекламировала газета, совершали "срочные товаро-пассажирские рейсы". Это пароходство благодаря хорошо организованному делу процветало и в 1915 году имело 10 больших пароходов. Их водили опытные капитаны.

Кубанские пароходчики Вавилов и Дицман держали свои корабли не только на реке Кубани, но и в Азовском, Черном и даже Средиземном морях. Это были крупные судовладельцы и капиталисты.

В 1914 году на Кубани насчитывалось 13 пароходов и до 300 барж. По реке ежегодно перевозились миллионы пудов грузов.

... С борта блестят изломанные обвалом берега, залитые солнцем, подернутые молодой золотистой травой, выплывают белые хаты из глубины густых фруктовых садов и прибрежные вербы. А вдали вращаются ветряки.

Кубань поит поля, живит природу, силу дает и слабым росткам и могучим деревьям, птицам, зверям, пшеничным колосьям и нашим сердцам.


Зимний праздник

В конце улицы Красной, там, где теперь кинотеатр "Аврора", когда-то находился высокий древний курган, па котором после переселения запорожцев на Кубань был построен наблюдательный казачий пост -деревянная вышка на четырех столбах, где круглосуточно дежурили казаки: не появится ли в степях противник, в случае тревоги днем поднимали на шесте с перекладиной шары, сплетенные из ивовых прутьев, а ночью зажигали смоляные соломенные или пеньковые вехи.

В поздний декабрьский вечер в облаках кружащегося снега, подсвеченного яркими электрическими огнями, я вышел к "Авроре" и смотрел на родной город, дыша свежестью белого покрывала, простором улицы, сверкающей летящими снежинками, цветными лампочками, шляпками-фонарями. Смотрел и думал о прошлой, далекой жизни, ко торой жили наши отцы и деды. Какой же она была в новогодние дни? К ним готовились долго, старательно. Даже бедные люди покупали на сбереженные гроши к этим торжествам обнову - себе и детям - и припасали еду...

Вечером перед Новым годом девушки гадали, какой будет жених. Для этого брали зеркало, чашку с водой и пшеничные зерна, все это клали на полу и вносили в комнату сонного петуха с насеста. От голосов, от света петух просыпался, и если он первым делом смотрелся в зеркало, то жених будет известный станичный щеголь. Все присутствующие подружки хохотали. Если петух клевал пшеницу - муж будет хорошим хлеборобом, а если пил воду, то - выпивохой. Не дай-то Бог! Под дружный хохот, под девичьи звонкие голоса такого жениха-"питуха" вышвыривали вон на мороз. А ложась спать. девушка клала щепку на блюдечко, налитое водой, ставила его под кровать и загадывала: кто во сне переведет ее через мостик, тот и будет ее суженый.

И старики гадали - какой ожидается год, дождливый или сухой, урожайный или голодный. На свежие луковые корочки насыпали по шепотке соли: 12 месяцев - 12 корочек, и оставляли их поле жить до утра, а чуть свет ударял в окна, пробовали, на каком луковом щетке соль больше повлажнела.

В 24.00 три пушечных выстрела в старой крепости возвещали - Новый год наступил!

В школе ставили спектакли, зажигали елку. Пели, водили хороводы Детям раздавали пряники, орехи, конфеты.

Интересно прошел рождественский праздник в станице Пашковской в 1896 году. Там школьные учителя подготовили пьесу "Жизнь за царя". Исполнителями были ученики старших отделений. На двух спектаклях побывали около 800 человек. И, как сообщалось, давка была невообразимая: зрители толпились в коридоре, стеной стояли у входных дверей, силились хотя бы одним глазком увидеть или краешком уха услышать сквозь оледенелые окна выступающих детей, просовывали головы в форточки... Газета писала, что этот спектакль в станице следует считать "отрадным оазисом среди безмолвной пустыни захолустной жизни..."

Как дивно было прокатиться по первопутку на санях, запряженных резвыми молодыми лошадками! Правда, за час катания екатеринодарские извозчики брали по 3 рубля. Но разве жаль денег ради такого редкого на юге удовольствия - пронестись с ветерком на тройке по белой дороге, глотая морозный, терпкий воздух, а ты весь заснеженный, радостный, смеющийся, как и твоя невеста, охающая и замирающая от быстрой, резвой степной езды!..

Я долго брел по заснеженному праздничному городу, по его чистым, разукрашенным огнями и снегом улицам и в воображении рисовал себе минувшую, далекую жизнь и зимний праздник тех лет, когда жили на свете наши успокоившиеся деды, и радовался настоящему моему часу, настоящим минутам, которые быстро приближали меня к полночи, к тому торжественному мигу, когда мы с легкой, вкрадчивой печалью провожаем прошедший год и с радостью встречаем новый, полные задумок, и светлых надежд, и новых забот...

Вот первые звонкие удары Кремлевских курантов раздаются по всей нашей широкой земле. Пенится через край, искрится холодом бокал с шампанским…

Добро пожаловать Новый год на вековую щедрую землю, в наш праздничный город, который как лихой, испытанный в боях всадник, вознесся над рекой Кубанью, над дедовской степью, и кличет нас, и ведет вперед…


Как пшеница пришла на Кубань

Выйдешь к густому пшеничному полю - душа не нарадуется. Ветерок волной накатывает упругие колосья, пахнет поспевающим хлебом, в синеве заливаются жаворонки... Урожайная пшеница, созданная знаменитым селекционером П. П. Лукьяненко, дает более 50 центнеров с гектара. Кубанская нива щедро ссыпает золотое зерно в закрома отеческие. И невольно задаешь себе вопрос: когда же пшеница пришла на Кубань?

Археологи установили, что еще в VI и V веках до новой эры ее сеяли в нашем краю. Во многих меотских городищах - четыре из них находились на территории Краснодара - найдены обуглившиеся злаковые зерна, и среди них ячмень, просо. Анализ показал, что тогда на Кубани произрастали только мягкие сорта пшеницы. Основным земледельческим орудием был деревянный плуг. Зерно хранилось в ямах с обмазанными глиной стенками или во вместительных керамических сосудах - пифосах.

Начало современного земледелия было положено в конце XVIII века, со времен переселения казаков в кубанские степи. Первые хлебные семена, или "посадочный материал", были привезены поселенцами в 1793 году с Украины и, когда весной следующего года им удалось оседло устроиться на правобережных землях, пшеницу посеяли на раскорчеванной новине. Почва оказалась плодородной. Казаки взяли хороший урожай, вполне окупивший их труд. Это были робкие шаги первых кубанских земледельцев. К тому же времени относятся опыты Антона Головатого с египетской пшеницей, посадка которой вызвала оживленную переписку казачьего сеятеля с вельможным Петербургом.

30 января 1795 года граф П. А. Зубов отправил из северной столицы в адрес А. А. Головатого посылку - два мешочка пшеницы - с просьбой высеять ее и затем, по получении урожая, "выслать некоторое количество в зерне с описанием, во сколько и с какою добротою она уродится". Доподлинно неизвестно, почему важный петербургский сановник избрал именно войскового судью для "своего опыта" и почему решил провести его на берегах Кубани. "Сие обращение" являлось своеобразной честью, оказанной казачьему вожаку. Граф был лично знаком с Головатым, знал о нем, как о толковом администраторе и опытном хозяине, и дабы подчеркнуть "проявление дружбы" к нему, обратился с деловым поручением. Почта ходила чрезвычайно медленно. Только спустя полтора месяца семена "два метка за печатями" - попали в руки Антона Андреевича, который, с присущей ему исполнительностью, подробно сообщал в Петербург:

"Полученная в 14 день марта по повелению Вашего Высокографского Сиятельства в 2-х мешочках египетская пшеница по порядку хозяйственному с молитвою и благословением войскового протоиерея на самоудобнейшей вспаханной земле, отведенной мне в городе Екатеринодаре, по реке Карасун, под сад месте, искусными хозяевами казаком Яковом Бойко первой с мешка семь фунтов марта 20 в половине восьмого часа по полуночи, а второй, Федором Диденко, крупной три фунта 22 числа по полудни во 2-м часу посеяны и сберегаются под надежным, соблюдением; как же скоро она взойдет и в каком существе... доложить не умедлю".

И усердный черноморец, обремененный сотней неотложных дел, внимательно следил за произрастанием семян, о чем свидетельствуют его рапорты. 10 апреля он писал, что пшеничные зерна двух сортов "взошли порядочно": большая зерном -- 30 марта, меньшая - 1 апреля. "Какой же Бог пошлет дальше возраст, заключает Головнтый, - не умедлю Вашему Высокографскому Сиятельству донести". И действительно, 2 мая он информирует, что "двух родов египетская пшеница по небытью в здешнем крае дождя выросла только на 7,5 вершка" (1 вершок равен 4,4 см. - В. Б.), то есть на 33 сантиметра. 25 июня он с радостью извещает о своем хлеборобском эксперименте: "С помощью бываемых в нынешнем месяце дозжеи (дождей. - В.Б.) выросла оная мерою от корня в один аршин" (аршин равен 71 см. - В.Б.). Спустя несколько дней словоохотливый корреспондент уведомляет о состоянии земледелия во вновь пожалованном краю: "Поселившиеся на острове Фанагории (Тамани. В.Б.) верного войска Черноморского старшины и казаки, слава Богу, обзаводятся хлебопашеством и скотоводством... по при том делают, - подчеркивает он, - в рассуждении плодовитой здесь земли, виноградные сады".

Сохранился рапорт А. Головатого и от 1 октября 1795 года, где он сообщает, что египетской пшеницы, посеянной в Екатеринодаре, "по жатве и измолоте оказалось в зерне длиннейшего роду с трех -- один фунт, круглого рода с семи - шестнадцать фунтов". И рачительный хозяин с горечью замечает, что "оный настоящий урожай был, по бурным ветрам и жарам, не допущен к совершенной дозретии", обещая вскорости через нарочного доставить означенное число фунтов пшеницы в Петербург...

Так обустраивались черноморцы на дарованной земле...


Колодец

Старики рассказывают: когда в июне 1793 года атаман "верных казаков" Захарий Алексеевич Чепега привел свое войско с Украины на место нынешнего Краснодара - к Архангельскому редуту, заложенному Суворовым в 1778 году, - здесь он нашел колодец свежей, вкусной воды. Отведав ее, атаман сказал: "Тут и быть казачьему граду!.."

Издавна вода на Руси - драгоценна и почитаема народом. Ее сила, целебность и красота воспеты в песнях, былинах, сказках. Животворная влага стала символом непобедимости, неиссякаемости народного духа. На северной русской земле, на Украине, на Кубани - везде у людей было уважение к воде. Это тем более удивительно, что не в пустыне, а в краях, где, казалось бы, воды в изобилии.

С заселением края во всех дворах с близкими подпочвенными водами появились "копанки". "Копанка" - это неглубокий колодец, не обложенный кирпичом, со срубом из дощечек или сплетенным из хвороста. Из "копанки" и пили, и поливали огороды.

Строить колодец - дело непростое. Главное, конечно, изыскать средства да найти подходящего, толкового мастера-колодезника. А тут, к счастью, и срок приспел - благодатный июнь. Ведь только с 8 числа этого месяца в день Федора Колодезника - начинали копать колодцы на Руси. И копали до 30 июня, до Полу-Петра, когда уже макушка лета через прясла глянула. Вот мастер найден, о цене договорились - ударили но рукам. И он, знаток своего ремесла, с напарником приступил к выборке грунта, занялся рубкою колодца. На целый штык уходила лопата в землю; ею наполнялись ведра и вытаскивались на свет белый. Чем глубже уходил мастер в недра земные, тем работа шла медленнее и сложнее. Много дней подряд рылась шахта. Наконец-то добрались до первого водоносного слоя -первого живого родника. Его заткнули паклей. И колодезник повел работу дальше - до второй жилы, до третьей, до четвертой. Дабы колодец имел долгую жизнь, хорошо наполнялся и не отощал, не опустел даже в самую засушливую пору степного южного лета, нужно добраться до шестого родника. Когда все родники нашли, начиналась обкладка колодезной шахты жженым огнеупорным кирпичом. Медленно, основательно велась кладка: мастер работал не за страх, а за совесть. Не дай Бог случайно напортачишь, снебрежничаешь - на век целый позору наберешься! Худая слава пойдет гулять по миру. Людям в глаза стыдно будет смотреть... Медленно кверху росло за первым кирпичным сине-каленым кольцом - второе, третье - и так на всю 5-6-метровую высоту. Если прежде работа шла вниз, то нынче - идет вверх, к дневному ласковому свету и теплу. Вот уж мастер вывел кладку к самой поверхности. Ступил на землю. И подгоняет кирпич к кирпичу не спеша, прочно да ладно - на века дело делает. Колодезный надземный ободок выкладывается особенно старательно и красиво. Вот последний кирпич уложен, подогнан до миллиметра, и сруб, сцементированный, готов. Шабаш! Колодезника опускают на вороте вниз, в холодную и сырую глубину, чтобы он извлек "пробки" из родниковых жил, дал им волю. Зажурчала, закипела, изливаясь в колодезный кувшин, ледяная животворная вода. Быстро наполняется шахта прозрачно-чистой, студеной влагой, чтобы отразить в себе, как в зеркале волшебном, днем -синее небо да веточку старого клена, растущего рядом, а вечером, когда земля притихнет и присмиреет, - первую яркую высокую звезду... Все жители поздравляют мастера и благодарят...

Лето 1892 года на Кубани было опустошительным - свирепствовала холера. Тысячи людей умирали. Все средства борьбы с поветрием были исчерпаны. И вдруг эпидемия пошла на убыль. Местные жители в честь избавления от холеры решили на копеечные, кружечные сборы построить Братский колодец (в районе нынешнего кинотеатра "Аврора"). Долгие годы собирались деньги. Только 10 июня 1901 года он был открыт. Неизвестно, во сколько обошелся он жителям. Но, например, на строительство колодца в станице Крымской было пожертвовано 1233 рубля 50 копеек. Здесь же при Братском колодце была построена часовенка. С июля по сентябрь сотни, тысячи подвод, гарб, груженных пшеницей в мешках, тащились по знойным дорогам в Екатеринодар: везли зерно на ссыпки. Утомленные, разгоряченные хлеборобы останавливались, пили ломящую зубы студеную воду, поили лошадей и быков и, отдохнув, ехали дальше, к хлебному рынку. Слева, если посмотреть на город, крутились три ветряные мельницы, а за ними были ссыпки

Вначале, говорят старожилы, над колодцем был журавель, которым черпали воду из многометровой глубины. Позднее журавель заменили воротом. В дальнейшем колодец пришел в запустение и в конце концов был засыпан. Сейчас даже место его расположения забыто.

Встретил я однажды екатеринодарца Максима Гордеевича Хорошуна, спросил:

- А что, Максим Гордеич, никак пили из Братского колодца? Седые брови старика вздрогнули, глаза сверкнули голубым светом:

- Як же, сынок, пи-ил! Добрая была в нем вода, холодная. Летом стакан воды сразу не выпьешь... Помню, как Врангель наступал, а я с дедом молоть ездил к Кирпилям, на хутор Казачий. Жил там один знакомый, у которого мой дед колысь корову купил, вот они и стали друзьями... Запрягли подводу. Дед и кажет: "Доидымо до Братского колодца - там и напоим лошадей". Вожжи привязывали до ведра, вытаскивали из колодца, лошадей напувалы и ехали через сады. Дорога через сады блище, а через мост - дальше... Ото як едешь на Титаровку, справа от дороги, сразу же за трамвальным депом, возле кургана и был тот колодец...

- Спасибо, дедушка.

- Та, пожалуйста, пожалуйста, - улыбается старый. А про себя думаю: напрасно засыпали колодец. Теперь он был бы для нас напоминанием о живших в старину добрых людях и о тяжелой трудовой доле кубанских хлеборобов.

Не засыпайте старые колодцы!

Они, питаясь силой родников.

Вливали бодрость в жилы казаков -

Поили, не скупясь, землепроходцев.

Дед родниковой

Смахнет рукою капельки с усов,

Из ведра напьется.

На вас посмотрит, внуков сорванцов.

И посветлеет ликом. Улыбнется.

Усмешку пряча в сивой бороде,

Как зерна в плодородной борозде.

Погладит вас корявою ладонью.

Заветное припомнит что-нибудь.

И, солнечной облитая латунью,

Вдруг оживет его сухая грудь.


Конные скачки

У кубанского казака врожденная любовь к боевому верному коню. На нем он лихо летал в схватках с противником, в мирные дни джигитовал, удивляя зрителей своей ловкостью и сноровкой. А на досуге дружил с задушевной песней.

A у молодца конь заносистый,

Занес молодца а зелены луга...

В зеленых-то лугах росла травушка,

Что с конем-то они поравнялася.

Как порезала коню ноженьку...

Скинул с шеи я свой шелков платок,

Завязал своему коню ноженьку...

Не случайно поэтому Фомине воскресенье 26 апреля 1864 года в Екатеринодаре обратилось в большой казачий праздник. В этот день впервые на Кубани были проведены конные состязания - скачки...

Наказной атаман Кубанского казачьего войска граф Ф.Н. Сумароков-Эльстон. проезжая однажды по донской земле, увидал конные ристалища и решил организовать подобные в своем войске, почему и были, как гласит документ, "для поощрения коннозаводства и развития наездничества учреждены ежегодные скачки".

Место для скачек было выбрано на пустыре за городом, возле войскового дубового леса Круглик. К полудню со всех сторон начали стекаться люди, не только жители Екатеринодара и ближних станиц, но и горцы из-за Кубани, известные храбрецы и наездники. Народу собралось видимо-невидимо, более 10 тысяч человек. Благо, что скаковой круг был огромен - 36 десятин! В этот день 14 человек вызвались пустить своих лошадей в скачку.

С тех пор минуло более ста лет. Более ста лет в нашем городе ежегодно проводились конные соревнования на старом скаковом круге - ипподроме...

В сентябре 1978 года вступил в строй новый ипподром. И любимый старинный спорт кубанцев получил полные "права гражданства" в Краснодаре, привлекая на скаковой круг тысячи любителей лихого верхового удальства.


Красное училище

Первыми по времени "школами грамотности" в Черномории были войсковая и станичные канцелярии. Именно из них выходили завзятые грамотеи: "письменные люди", "бумажные души", как их не без улыбки величал простой народ. Эти канцелярские воспитанники часто получали характерные фамилии, например, Писарчук, Бумажный. Способные хлопцы-казачата, приставленные к писарю, несколько лет кряду добросовестно изучали премудрости родного языка и каллиграфии и затем сами отправляли писарские должности, весьма почетные, являясь незаменимыми людьми и гордостью не только самого войска, но и семьи, из которой вышел "дюже грамотный человек".

Перед войсковым обществом, по настоянию высших властей Петербурга и Харькова, встала первоочередная задача - повысить грамотность населения. Пришло понимание: человек грамотный сознательней исполняет свой общественный и гражданский долг. "Неученье - тьма, а ученье - свет", - стала популярной среди людей поговорка. А то, подумать только, подавляющее большинство черноморцев не могло даже расписаться - вместо подписи рисовали крестики. И это касалось не только рядовых, но и большого войскового начальства. Есть довольно убедительные свидетельства, что сам доблестный воин Захарий Чепега, возглавлявший быструю казачью конницу и храброе войско Черноморское, был неграмотный, или во всяком случае полуграмотный. Более того, сохранился документ, где атаман, конечно же писарской рукой, писал 9 января 1794 года и войсковое правительство: "Как я грамоты читать и писать не умею, а по должности Кошевого Атамана, Высочайше мне вверенной, к письменным делам письмоводителем оного войска полковой старшина Степан Порывай определен..." Поэтому он поручал своему грамотному помощнику подписывать исходящие от него бумаги. И, действительно, атаманская подпись в сохранившихся документах отличается витиеватым изяществом букв. Другой его писарь Иван Мигрин, оставивший нам любопытные мемуары, названные "Похождения, или история жизни Ивана Мигрина, черноморского казака" (Русская старина, 1878, т. XXIII, сентябрь), сообщает: "Я пользовался неограниченною доверенностью Чепеги, за которого, по безграмотству его, подписывал его именем все бумаги что было не тайно, а всем известно". Чему же удивляться, если рядовые черноморцы были сплошь неграмотными?

И вот в 1803 году в Екатеринодаре открывается первая школа войска казачьего (14 Декабря 1806 года, по ходатайству протоиерея Черноморского К.В. Российского, она преобразована в уездное начальное училище). Это было, разумеется, знаменательное событие в культурной жизни нового степного края на окраине Русского государства. Начало большому почину положено. В народе говорится: горяч почин, да быстро остыл. На Кубани так не произошло. Когда вдаешься в подробности школьного дела, невольно поражаешься его примитивности, почти сказочной наивности. Кубанский историк И. Д. Попка, сам воспитанник народного станичного училища, будучи наделен ярким писательским даром, с юмором вспоминал о прошлом кубанской школы. Вот он, волнительный, радостный миг, запоминающийся на всю жизнь! - ученик первый раз пришел в первый класс, где преподавали начальную грамоту полуграмотные дьячки. "Школяр, - пишет он, - являлся в обитель науки в праздничном кафтане и с таким большим, как он сам почти, горшком каши... Наставник, приняв дары, - кусок шелковой материи и медный ключ к дверям дальнейшей грамотности - гривну медных денег... ставил между невкусною умственной пищей вкусную кашу и погружал в недра символического яства ложку - сам и птенцы". Когда же горшок до дна опустошался, его, пустой и звонкий, "ученики выносили и вешали на самый высокий кол плетня... и с расстояния, указанного перстом наставника, разбивали..." То-то была потеха! Дружные крики, смех и гвалт ребячий! О каком же там "показателе успеваемости" или об успехах могла быть речь? Конечно, И. Д. Попка рассказал всего-навсего остроумную байку; но и в ней заключался определенный смысл, образно рисовавший школьный быт тех далеких времен.

Более типичными фактическими подробностями о кубанской школе первой половины XIX века, на мой взгляд, насыщены воспоминания некоего "Участника" (С.К.), опубликованные в 1910 году в "Кубанских областных ведомостях".

Черноморское уездное училище, основанное на деньги, собранные К.В. Российским у населения, находилось на территории нынешнего городского парка им. Горького. Оно занимало отдельный деревянный дом крестообразной формы, имевший круглый мезонин, увенчанный надстройкой в виде фонаря, где помещался 20-фунтовый "колокольчик", тот самый маленький колокол, отлитый в Херсоне и привезенный в 1795 году в Екатеринодар, как значится в документе, на "нарочито сделанном плоскодонном байдаке" вместе с семью другими многопудовыми. Этим звонким колокольчиком школьный сторож созывал каждое утро, в 8 часов, учителей и учеников к началу занятий.

Кстати сказать, рядом с училищем в 30-е годы XIX века находилась поисковая канцелярия, суд, острог, правление, архив, позже перестроенный в общественный клуб, то есть все "войсковые присутственные места".

Железная крыша училища, окрашенная красной масляной краской, издали привлекала взор, сияя между зеленых дубовых ветвей, и была единственной тогда во всем Екатеринодаре, так как в большинстве своем турлучные, деревянные или саманные дома и хаты покрывались самым дешевым материалом, лежавшим под рукой, - камышом или соломой. И поэтому горожане называли приметное уездное училище за его яркую кровлю "красным". Бывало, встретятся на базаре два знакомых казака, разговорятся.

- А где ваш сын учится? спросит один у другого.

- В Красном училище! - И все ясно, как божий день. Или какой-то приезжий проситель прибудет в войсковой град с петицией или слезницей, ходит по пыльным глухим улицам, ищет - "шукает" канцелярию атамана (адресный стол в Екатеринодаре открылся только в декабре 1913 года), а тут, на его счастье, какая-то бабка выглянула из-за плетня, приставив к сощуренным подслеповатым очам корявую натруженную ладонь. - Скажите, маты, где туточки канцелярия?

- Биля Красного вучилища, последует краткий ответ. И старуха, как привидение, исчезнет в своем густом, рясном садочке, где "хрущи над вишнями гудуть" (Т. Шевченко). А ты ищи-свищи в поле ветра: "Где оно, это Красное училище?" Его питомцы получили от других школяров обидную кличку "красная вошь". Из-за этого прозвища нередко между школярами шли кулачные бои, которые обычно кончались тем, что драчуны, слыша угрожающие окрики взрослых, с разбитыми носами разбегались кто куда...

Екатеринодар тех лет от поздней осени до поздней весны тонул в сплошной грязи. Проблемой было не только достать учебник или тетрадку, но и благополучно добраться в распутицу до училища. Дети зажиточных родителей, то есть тех, кто имел лошадь, ездили верхом, часто по дороге заезжая за своим учителем. Эта живописная пара следовала в направлении к югу. На рысаке можно было увидеть и законоучителя Шелеста, который, подобрав рясу, лихо преодолевал глубокую, по колено, грязь. Многим же приходилось шлепать босыми, засучив брюки и неся в руках отцовы или дедовы сапоги. без которых, увы, доступ в классы был строго запрещен. Не доходя до Красного училища, школяры в ближайшей луже мыли ноги, вытирали их лопухами-полотенцами, обувались и в "полном параде" являлись пред очи своих наставников. Одной из самых частых и распространенных причин, почему ученики пропусками занятия, было отсутствие обуви.

Красное училище считалось единственным во всей Черномории, где, как говорили казаки, "учили толково".

Памятным событием в жизни учеников, их родителей и учителей был выпускной вечер, так называемый "торжественный акт". В этот день выдавались свидетельства об окончании училища, произносили речи, здравицы, напутствия, читали стихи, разыгрывались театральные сценки, порой забавные и поучительные. И завершался прощальный праздник благодарственным словом. Юный чтец, хорошо вызубривший текст приветствия, живо и пышно написанного доморощенным Цицероном, торжественно декламировал: "Благодарим наших наставников за их постоянные заботы об образовании нашего ума и сердца истинами науки и религии..."


Мосты и виадуки

C первых же дней заселения берегов Кубани началось устройство гатей - настилов из бревен или хвороста для проезда через болотистые места, паромных переправ и легких деревянных мостов. Последние, как правило, возводились Черноморским казачьим войском, и пользование ими было беспошлинное.

Наш город, хотя и раскинулся на высоком правобережье реки Кубани, весь принадлежит плодородной равнине, его окраины оканчиваются бесконечной пшеничной степью.

Первые мосты через реку Кубань построены еще в прошлом веке: деревянные, зыбкие, покоящиеся на бревенчатых баржах. Их так и называли наплавные, или плашкоутные.

В 80 с годы в районе КРЭСа находилось два моста: один городской (там, где сейчас действует катерная переправа), другой частный. принадлежавший севастопольскому мещанину Боброву. Позже, в начале XX века, "бобровский мост" купил владелец кирпичного завода Трахов. С годами мост пришел в ветхость, так как его новый хозяин, получая немалые прибыли (за проезд лошади он брал три копейки, за велосипед копейку), не заботился о его обновлении.

Городские власти, местные газеты критиковали прижимистого богача; проезжая через гнилой мост, люди рисковали жизнью. Когда в 1887 году был построен железнодорожный мост (в районе нефтеперегонного завода), расчетливая городская управа разобрала свой деревянный. Мост, возведенный акционерным обществом Владикавказской железной дороги, состоял из четырех пролетов. Фермы его покоились на трех быках (они и по сей день целы, являясь хорошей опорой нынешнему железнодорожному мосту). Мост служил не только нуждам железной дороги. Он был открыт также для экипажей, подвод и пешеходов Он был легкий, ажурный и "знаменитый" - через северный его пролет приходит 45-я параллель.

Правда, строители моста, чтобы сэкономить лишнюю тысячу рублей, полностью пренебрегли тем, что река Кубань была включена в список вод общего пользования еще в 1878 году, то есть фактически признана судоходной, и со временем мост уже не отвечал требованиям развивающегося пароходства.

20 марта 1904 года начальник Кубанской области обратился в правление Владикавказской железной дороги с просьбой о переустройстве моста: "... выгоднее и удобнее построить для экипажного сообщения отдельный мост".

Чего еще захотели! Правление не замедлило с ответом: "Сооружение нового моста может быть произведено только за счет местных земских сборов"'.

В полую воду через пролеты моста не могли проходить даже пассажирские пароходы со спускными трубами. Вся эта волокита с реконструкцией моста тянулась вплоть до революции...

При прокладке железнодорожного полотна в 1886 - 1887 годах были построены два арочных виадука - на Дубинке и возле городского сада.

В 1901 году простой люд Дубинки, отрезанный от города полотном железной дороги, обратился с письмом к министру путей сообщения. Некто Доморацкий составил это письмо, где указывалось, что "квартиранты бросают квартиры, дети вынуждены бросить ученье", жители просили построить через станцию два пешеходных моста. Общество Владикавказской железной дороги вынуждено было пойти навстречу справедливому требованию дубинчан: в 1903 году оно построило клепаный воздушный мост, который в несколько измененном виде существовал до последнего времени.

В 1910 году уже действовал Пашковский железный мост через реку Кубань, построенный на средства местных жителей. До этого здесь находилась паромная переправа. 27 февраля 1917 года на мост наскочила баржа, груженная пшеницей. Удар был настолько сильным, что вся громадная металлическая конструкция рухнула в воду. Цаткониы потребовали от пароходного товарищества "Дицман и К " возмещения убытков за разрушенный мост 400 тысяч рублей.

Уже в советское время на месте Пашковского моста в 60-е годы выстроен железобетонный мост, соединивший Краснодар с закубанскими станицами и аулами...

В 1910 году было основано общество Черноморско-Кубанской железной дороги, которое начало строить ветку Екатеринодар - Ти-машевская - Ахтари. В связи с тем, что под железнодорожную станцию (ныне Краснодар-2) была отчуждена городская земля, где устраивались ярмарки и проходила новая линия "бельгийского" трамвая, было решено трамвайную линию перенести северо-западнее, для чего в 1914 году через рельсы железной дороги был перекинут мост - "путепровод". Это - старый виадук на пути к Чистяковской роще, по которому проходит одна из самых крупных наших автобусных и автомобильных трасс (к Ростову, Воронежу, Москве).

Железобетонный мост, легко перекинувшийся через реку Кубань по дороге в город Новороссийск, состоит из трех арочных пролетов и укреплен на четырех прочных опорах. Его украшают восемь высоких двойных электрических фонарей с каждой стороны, перила литье с изображением колосьев и серпов - и восемь смотровых площадок. По мосту ежеминутно сплошным потоком движутся грузовики, автобусы, легковые машины, пешеходы.

С моста, когда еще деревья, заслоняющие степной горизонт, не успевают опушиться молодой листвой, можно видеть далекую синюю полоску Шапсугского водохранилища, колхозные постройки и прозрачные контуры рощи... Какая близкая сердцу красота отчего края!

Верится, что недалек тот день, когда новые изящные мосты свяжут городские улицы имени Гоголя, Тургенева (бывшая Батарейная) и другие с левым берегом Кубани - новым районом Краснодара. И наша быстрая река, взятая в железобетон, не будет лежать где-то в стороне, "на задворках", а войдет своей скромной красотой и ласковой прохладой в городской пейзаж...


Первая борозда

Русские люди, включая беглых крепостных, селившихся небольшими ватагами, жили на Кубани издавна. Одно за другим в ту далекую пору возникали здесь и поселения донских казаков-некрасовцев участников Булавинского бунта (1707 г.)

Освоение же Прикубанья Россией началось в конце XVIII века. На постоянное жительство сюда переселили казаков с Дона и Украины, а затем и крестьян. Переселение черноморцев произошло в 1792 году, то есть вскоре после того, как в 1775 году Екатерина Вторая уничтожила Запорожскую Сечь.

Одна группа казаков, следовавшая морем, высадилась на берегу Тамани; вторая , двигаясь сухопутно, перейдя через Буг, Днепр и Дон, подошла к Ейскому укреплению. Застигнутые дурной осенней погодой, переселенцы второй группы зазимовали на Ейской косе в Ханском городке и только весной 1793 года' под водительством атамана Чепеги пришли на реку Кубань. На подводах казаки привезли с собой оружие, походную церковь, казачьи регалии, куренные котлы и другие пожитки.

Заселявшийся край был разделен на сорок куреней: где кому жить и вековать решила беспристрастная жеребьевка. Екатеринодар разместился рядом со старой суворовской крепостью, которая имела естественную и надежную защиту - буйную реку Кубань, охватывавшую Карасунский Кут с трех сторон. Вокруг Екатеринодарской крепости казаки насыпали земляной вал, увенчали его сторожевыми вышками и орудиями. С вышек - все Закубанье как на ладони!

Три времени года, особенно весной, в паводок, река неприступно защищала крепость гибким широким поясом. Но зима начинала наводить мосты, и положение крепости ухудшалось: можно было всякий час дня и ночи ожидать нападения горцев... Вокруг бушевали травы, кишели тучи комаров, вечерами оглушали лягушачьи хоры. Именно отсюда - от Карасунского Кута (территория городского сада и краевой больницы) нашими прадедами плугом проведена первая борозда в степь. Так родилась улица Красная.

Все административные войсковые учреждения - канцелярия атамана, архив, суд, острог и четырехклассное училище, вспоминает очевидец, возводились на месте городского сада.

Преподаватель-интеллигент прошлого века (50-е годы) В. Ф. Золотаренко в знаменитом "Плаче Василия при реке Кубани" обобщал:

"Нет приятности в екатеринодарской жизни, сколько в отношении общественных удовольствий, столько наиболее в отношении здоровья..."

Только через 10 лет после присоединения Кавказа к России, в 1874 году, крепость Екатеринодар, потерявшая свое военное значение, получила права губернского города. Постепенно был засыпан Карасун - рассадник малярии, возведены двух- и трехэтажные здания. В небо вознеслись купола кирпичных церквей. Построен водопровод, пущен электрический трамвай. Красная и прилегающие к ней улицы осветились электрическими фонарями, остальные - керосиновыми. Мостовые были замощены - поначалу кирпичом, а затем "пятигорским" булыжником. В 1906 году сон горожан охраняли сорок "полицейских чинов"...

Тем не менее взыскательный приезжий острил: "Я долго приискивал какое-либо подходящее сравнение для Екатеринодара и наконец придумал, что он больше всего похож на старый, рваный, грязный полушубок, на спине которого нашита полоска из дорогого лионского бархата...". Но город стоял прочно...

Тому, кто гуляет по вечерней улице Красной теперь, асфальтированной, щедро освещенной, с неоновыми фигурными вывесками и иллюминацией, трудно вообразить, что сто лет назад здесь "карасей ловили".

Ныне городские улицы утопают в зелени кленов, лип, катальп, ясеней. Кое-где деревья образуют тенистые тоннели. Даже в июльский зной, когда расплавляется асфальт, на Красной душистая прохлада. Стоит пройти короткому, мимолетному ливню - и запахнет мокрой горькой листвой. Ты переждал дождь под зеленым древесным зонтом, вода стекла с тротуаров, и воздух - чистый, искрящийся - струится в легкие, как радость, как бальзам... Красная всегда полна народу. И с каждым годом хорошеет: растут новые площади, жилые дома, театры.

Идешь со стороны городского парка имени Горького через Красную, минуешь последние рослые деревья - и начинается светлый и чистый бульвар, ведущий к кинотеатру "Аврора". Кинотеатр стоит на том месте, где когда-то был курган с караульным казачьим постом.

Идешь и невольно думаешь о той первой, трудной борозде, которую провел мой прадед в дикой степи на берегу бурной Кубани, создавая город...


Первый двухэтажный

Чти отца своего и мать свою одна из заповедей Господних. И эту великую заповедь православные исполняли искони с душой и милосердием, с любовью и уважением к старым людям, к воинам-одиночкам, утратившим силы, к слабым и беззащитным, к инвалидам. И неудивительно, что сразу же после переселения черноморских казаков на благодатные земли, кубанское Войсковое правительство, занятое самыми различными организационными и военными вопросами, стало заботиться и о том, чтобы старые, больные и одинокие казаки имели на склоне жизни приют. В мае 1794 года было отправлено прошение в Святейший Правительствующий Синод: "Войска Черноморского старшины, имея рассуждение и попечение о престарелых раненых от неприятеля и изувеченных старшинах и казаках, кои желают жизнь свою доканчивать на Всемилостивейше пожалованной земле из Божьем церкви, а из них взяли некоторые на себя и монашеский чин..." и черноморцы просили позволить им построить пустыню мужской монастырь. И вскоре, 24 июля. вышел именной указ императрицы Екатерины Второй о разрешении переселенцам иметь казачью пустынь по примеру Саровской обители. Место было выбрано уединённое, тихое, на Лебяжьем лимане, куда впадали речки Большой Бейсуг и Правый Бейсужек, на острове. Остров и лиман названы Лебяжьими потому, что нигде на Кубани не поселялось столько белых благородных птиц, как в этом благословенном и спокойном уголке земли.

Тогда же казаки стали хлопотать о постройке странноприимного дома в войсковом граде Екатеринодаре. В давнем архивном документе можно прочитать: "Для призрения изувеченных жителей Войска Черноморского и немощных, не имеющих средств к пропитанию от собственных трудов, устроена в городе Екатеринодаре в 1816 году богадельня". Она была каменная и находилась на углу улиц Дмитриевской и Елизаветинской (ныне Горького и Чкалова). Позднее дом для призрения стариков был построен в другом месте, ближе к центру, заняв под служебные помещения целый квартал (ныне Первая городская клиническая больница). В богадельне проживало уже более 70 человек. Было тесно. И Войску пришлось изыскивать средства и заниматься расширением ее. В 1831 году инженером штабс-капитаном Петровым составлены план и смета на постройку. Требовалось 21 548 рублей. Такая сумма войску оказалась не по карману. Но 9 июля 1833 года умер славный герой Отечественной войны генерал-майор Алексей Данилович Безкровный, бывший атаман Черномории, оставив завещание: "Из имения моего по вольной с продажи выручки постепенно выстроить на том месте, где прах родительницы моей покоится, то есть на подворье войсковой богадельни, каменную церковь и каменный дом для принятия и содержания 24 человек странноприимных". И просил своих душеприказчиков, чтобы они имение продали за "выгодную цену, из коей суммы 100 тысяч отослать для приращения процентами в Московский опекунский совет, а проценты употреблять на содержание изъясненных выше Церкви и 24 человек"

Только в 1838 году начались строительные работы под руководством инженерного чиновника прапорщика Парусенко. Теперь общая стоимость всей постройки, включая церковь, составила 25 701 рубль 22 копейки (серебром 7 343 рубля 204/7 копейки). Так с горем пополам были собраны необходимые, средства. Быстро стали подниматься кирпичные стены нового здания. И доброе дело приближалось к своему завершению. Но тут, на беду, зимой следующего годя занемог строитель инженер Парусенко. Как значится в рапорте, здоровье его расстроилось от "беспрестанных и многосложных занятий ко возложенной на него обязанности и от не благоприятствующего ему здешнего климата". Стройка была завершена только в 1842 году. Огромное здание вышло на славу!

Главный корпус первого кирпичного "высотного" дома с северной и южной стороны имел два этажа (мужское и женское отделения), от них к общему центру шли одноэтажные пристройки, где, как написано в документе, "промежду сими последними", возвышалась, сверкая двумя вызолоченными куполами, церковь Божией Матери Всех Скорбящих Радости (освящена в 1843 году). Этот дом под железной кровлей, окрашенной зеленой масляной краской, был виден издали. Он имел 17 комнат с 18 голландскими печами и одним большим камином. В нем жили больные и призреваемые. Тут же канцелярия и аптека с амбулаторией. Рядом два кирпичных одноэтажных флигеля; баня. сложенная из бревен, с тремя отделениями, с двумя сенцами о трех топках; погреб, склад, сарай. И большой фруктовый сад. Двор с трех сторон был огорожен сосновым тесом, а с четвертой улицы Красной - решеткой с одними растворчатыми воротами и двумя смотровыми окошками -"фортками". В инструкциях, данных смотрителю, указывалось -во всем неукоснительно и строго соблюдать должный порядок. Ворота от степи (от улицы Буденного) и калитка по поперечной улице (ныне Шаумяна), по личному указанию атамана Я. Г. Кухаренко, надежно закрывались, чтобы, как сказано, "отклонить побеги умалишенных, избегнуть происшествия, могущего случиться с ними во время побега, искоренить праздношатательство по городу".

На содержание богадельни уже в 1842 году из войсковой казны было ассигновано 2 586 рублей (по тем временам огромные деньги).

Когда город стал гражданским, войсковая богадельня перешла в ведение Екатеринодарской городской думы. 27 июля 1868 года дума сообщила о готовности взять ее под свое покровительство. При богадельне тогда имелась больница на 25 коек. Войско обязывалось выделять деньги на больничные расходы только до 1 января 1869 года. Спустя 15 лет в больнице уже насчитывалось 50 мест, а в богадельне - 60. Медицинская и гуманитарная помощь в Екатеринодаре расширялась с каждым годом. И если прежде в официальных бумагах говорилось о существовании "больницы при богадельне", то теперь писали иначе - "богадельня при больнице". Город гордился своим растущим лечебным учреждением...

Как выяснилось позже, богатое имение А. Д. Безкровного действительно давно было продано, деньги поступили в распоряжение войскового хозяйственного правления, но посмертная воля Безкровного фактически оказалась не до конца выполненной: капиталом щедрого завещателя воспользовались не полностью. И спустя десятилетия, в 1881 году, Екатеринодарский городской голова В. С. Климов, уполномоченный местной думой, обратился с письмом к войсковому начальству, дабы завещанные средства Кубанское войско передало городу на постройку "Странноприимного дома имени генерала Безкровного".

К сожалению, могила отважного черноморского казака А. Д. Безкровного, героя Отечественной войны 1812 года, еще в прошлом веке была потеряна. Но память о нем в истории Кубани нельзя истребить. Она живет в боевой летописи казачьего края. А памятником А.Д. Безкровному служит первый 2-этажный дом на подворье городской больницы, на постройку и содержание которого он щедро пожертвовал 100 тысяч рублей. Это громадное сооружение 1842 года, пережившее революции и войны, чудом уцелело до наших дней и дорого нам вдвойне, так как является и своеобразным редким образцом кубанского первоначального зодчества...


Первый рентгеновский снимок

Мартовским вечером 1896 года в физическом кабинете Екатеринодарской мужской гимназии, помещавшейся в бывшем здании школы № 36 по улице Красной, группа преподавателей и врачей произвела опыты с только что открытыми немецким физиком Рентгеном новыми, всепроникающими лучами.

Один из экспериментаторов взял серебряный полтинник и положил руку с монетой на фотопленку. После 20-минутного облучения инициатор опыта - преподаватель математики С. И. Борчевский проявил пленку. Получился отчетливый отпечаток костей руки и под ней кружок монеты. В том же году в № 56 "Кубанские областные ведомости" писали: "Остается пожелать, чтобы интересные опыты были произведены публично".

Через несколько дней первые рентгеновские снимки, полученные в Екатеринодаре, были выставлены для показа в конторе типографии Кубанского областного правления (угол улиц Красной и Комсомольской - там, где теперь цветочный магазин). Интерес к удивительным икс-лучам был огромным. В июле месяце в городской думе была прочитана лекция о лучистой энергии и открытии Рентгена". Несмотря на то, что входные цены на каждое место были очень дорогие (до 2 рублей), зал был переполнен.

Ученый сделал свое открытие 8 ноября 1895 года. В конце декабря опубликовано его первое научное сообщение. 5 января следующего года весть об открытии проникла в мировую печать, поражая и волнуя читателей. 26 января газета "Кубанские областные ведомости" в разделе "Смесь" поместила довольно большой очерк об открытии Рентгена: "...свет...задерживаясь лишь костяными частями, только их и давал на негативе, так что получались как бы фотографии частей скелета. Это драгоценное свойство нового света, разумеется легко утилизировать при медицинских диагнозах",

Сообщалось также, что открытые лучи уже нашли медицинское применение в Италии и Швейцарии. Вся Россия - и ученые, и общественность - с восторгом встретила открытие Рентгена. М. Горький писал тогда, что рентгеновы лучи - это "величайшее создание человеческого гении".

В 1899 году в Екатеринодарской городской больнице был установлен первый на Кубани рентгеновский аппарат. В 1906 году открыт рентгеновский кабинет в войсковой казачьей больнице (ныне - краевой), а в 1909-м - частный рентгенодиагностический и электролечебный кабинет доктора С. Д. Орлова (угол улиц Комсомольской и Красноармейской).

До 1914 года в крае было только 6 рентгеновских установок - в Екатеринодаре, Армавире, Майкопе и Новороссийске. Ныне насчитывается 762 аппарата. Причем ежегодно открывается 25-30 новых рентгеновских кабинетов, которые оснащаются первоклассной аппаратурой.

В Краснодаре функционирует 78 рентгеновских и флюорографических кабинетов. Что такое рентгеновская служба? Например, в железнодорожной больнице она состоит из 10 человек, которые обслуживают 5 аппаратов: два стационарных, палатный переносный "чемоданного типа" (для производства снимков на дому у больного) и флюорограф.

Многие краснодарцы с благодарностью вспоминают своих первых врачей-рентгенологов С.Д. Орлова, А.А. Реккандта, С.Я. Шкуратенко и других. И это естественно: врачи, сохраняющие нам здоровье, нашу жизнь, никогда не могут быть забыты...


Голоса из прошлого

Старый трудовой Екатеринодар просыпался рано, едва только первая темная заря прибивалась на восточной окраине неба и окрашивала в бурую, разгоравшуюся с каждым мгновением небесную высоту, спящие чуткие вершины деревьев, шпили редких высоких зданий на улице Красной. Постепенно замолкал дружный лай собак, всю ночь напролет оглашавший погруженный в крепкий сон город. Прекращалась перекличка ранних петухов. Громыхая по булыжникам мостовых, проезжали дрогали на своих длинных подводах к лесной бирже. Спешили на стоянки фаэтоны, в последний раз били в деревянные колотушки ночные сторожа, фонарщики гасили газовые и керосино-калильные фонари. На смену этим звукам шли другие:

мычание выгоняемых из ворот в "череду" (стадо) коров, которые, пыля, тянулись по долгой Прогонной улице, мимо мазутного, грязного Карасунского канала, по дороге съедая растущий под ногами бурьян, потом мимо городского сада, погруженного в сырую горькую свежесть листвы, и - к Закубанскому проезду, к железнодорожному мосту, к берегу текучей реки Кубани. Рабочий люд шел к своим станкам, верстакам. Открывались хлебные лавки, духаны, квасни, мануфактурные, обувные и галантерейные магазины. По над глухими косыми заборами, заглядывая во дворы, бойко брел мальчишка-газетчик и время от времени выкрикивал: "Русское слово"! "Русское слово"!

Мороженщики катили перед собой повозки, где стояли белые металлические банки, и громко приглашали: "Са-ахарное мороженое! Са-ахарное мороженое!"

Шум жизни нарастал. Голоса все множились, разнообразились. Сутулый усталый старик, с большой сумкой на животе, гундосил нараспев: "Иго-олки ручные, иго-олки машинны!" - и скороговоркой: Иголки, булавки! Иголки, булавки!" Ему вторил старьевщик на всю улицу: "Тряпье берем! Тряпье берем!" А по дороге тащился высоченный сапет, представлявший собою огромную корзину, сплетенную из сырой гибкой вербовой лозы, из него выглядывал пожилой горец-угольщик, весь черный от сажи, с белыми сверкающими зубами:

"Уголей! Уголей!" - и отмеривал вам на пятак мерку древесного угля для мангала и утюга, а если вы хороший, припасливый хозяин, можете купить весь сапет. Следом за угольщиком ехали продавцы арбузов. "Кавунив! Кавунив! Да еще и дынь!" - зычно, четко выговаривала станичная молодуха в белом платочке, в ситцевой пестрой кофточке и темной простой юбке. "Эй, дядько, проезжай! Ну, чего ты дорогу загородил?" В ее голос перебивал другой, не менее призывный и звонкий: "Ведры, тазы, кастрюли по-очиня-яю!"

Шел я на работу по утренним светлым улицам сегодняшнего города и представлял эти давние голоса людей, которые с великим трудом добывали копейку на жизнь.

Как изменился наш город! Как изменилась жизнь!..


Городской сад

Говорят, что красота города не только в его оригинальных постройках, в архитектурных ансамблях, но и в его садах, парках, рощах.

Екатеринодар во времена своего основания находился в лесу: оба берега Кубани были покрыты могучими вековыми дубами, зарослями терна и ожины, непроходимыми, дремучими камышами. В 1822 году но приказу походного атамана М. Г. Власова левобережные дикие леса были вырублены. Закубанье обратилось в равнинное голое место, только весной покрывавшееся живой зеленой травой да низким кустарником. Позже зеленый наряд и восточной окраины города - Дубинки был вырублен. Но бережно охранялись от порубки войсковой девственный лес - Круглик и уютный войсковой сад. Этот сад приведен в порядок и открыт для гулянья в 1864 году, после окончания Кавказской войны.

С развитием городского самоуправления в 1874 году войско передало сад "в ведение и полное попечение городской управе". Поначалу в нем находился только танцевальный зал, называвшийся в то время "вокзалом", где летом музыканты играли марши, мазурки, вальсы для отдыхающей публики.

В светлые июньские ночи веселые компании шли к Карасуну, садились в лодки и катались под бравые звуки духового оркестра. Это катанье, отмечали "Кубанские войсковые ведомости" в 1870 году, имело особенную поэтическую прелесть". Двумя годами позже в летнем клубе выступал известный певец Д.А. Славянский. Он пел народные песни. Его концерты скрашивали однообразие провинциальной жизни и "пользовались большим успехом. Через 20 лет, в 1893 году, он снова посетил понравившийся ему Екатеринодар.

Дряхлые служебные постройки, оставшиеся от войсковой администрации, перекочевавшей во вновь отстроенные кирпичные здания, постепенно сносились и заменялись новыми - легкими, деревянными: клубами (в начале века их было четыре), двумя театрами, эстрадной раковиной, где симфонический оркестр исполнял произведения Глинки, Моцарта, Чайковского...

Молодому городу, который не имел средств для содержания огромного сада, было обременительно владеть им, и потому управа сдавала и "садовый вокзал", и сам сад в "оброчное содержание".

Постепенно город богател и уже мог больше уделять внимания саду. Было построено несколько киосков, буфетов, пивная, бильярдная, в 1901 году - павильон для велосипедистов и детская площадка под наблюдением "опытной фребелички" (воспитательницы).

Деревянный летний театр на 1450 мест, где звучал голос Федора Шаляпина, где давали спектакли известные труппы И. К. Карпенко-Карого (Тобилевича), Н.Н. Синельникова, С.А. Глазуненко; войсковой симфонический оркестр под управлением талантливых дирижеров К.А Воута и Е.Д. Эспозито, игравший каждый вечер; тенистые аллеи - Пушкинская, Клубная, Березовая; аттракционы, электробиограф (кинотеатр) П. Я. Соколова. Все это привлекало массу публики: и взрослых, и молодежь, и даже малышей.

21 мая 1895 года летний театр был освещен электричеством. Аллеи сада были освещены 12 лет спустя. Этому событию предшествовали шумные дебаты в городской думе. Наконец-то было ассигновано на освещение сада 2 тысячи рублей. В 1914 году две аллеи были заасфальтированы. Конечно, - комментировала газета, - асфальт хорошая вещь, но не будет ли он мешать игре оркестра? Стук от него идет изрядный..."

Новая глава в биографии городского сала началась в наши дни. В 1932 году он был назван парком имени М. Горького... Старый парк, как одно из самых красивых мест города, войдет в создающуюся здесь многокилометровую "зону отдыха". Он как бы протянет дружескую руку новому парку имени 30-летия Победы в районе затона реки Кубани.

... Городской сад? С детства он запал в душу каждого краснодарца. Быстрая звонкая карусель, мчащая вас по широкому кругу; высокие качели, на которых с замиранием сердца взлетаешь в небо: деревья с прохладной листвой в каплях росы или дождя; шустрые лодочки на прудах, скользящие среди гордых белых и черных лебедей: аллеи - центральная Пушкинская, где ветки высоко и плотно смыкаются над головой, задерживая знойные лучи, или поперечная - Ореховая - с полосками света на гравии под ногами, одна из любимейших краснодарцами, посвященная породненному итальянскому городу Феррара; тихие уголки с влюбленными - все, все мы бережно храним в сердце своем... Красуйся же века, наш старый добрый парк!


Дом Кухаренко

Екатеринодарская крепость в Карасунском куте основана в 1893 году. С той поры и берет свое начало строительство самого города: общественных зданий, куреней и хат для семейных переселенцев. Все постройки возводились из дубового леса, который тут же казаки рубили, топором прокладывая первые просеки.

Вместительный, когда-то состоявший из пяти комнат и открытой веранды с резным, кружевным карнизом и со всеми службами, господский дом этот поначалу был одним из лучших в Екатеринодаре. Он имел каменный фундамент (длина 17,78 метра, ширина 11,2 метра), железную крышу, 16 окон, дощатые полы и потолки, "столярной работы" двери и ставни, и был расположен на выгодном месте: с одной стороны виднелась река Кубань, в период разливов подступавшая к самому городу, с другой - сам город, его крепость, городской (тогда войсковой) сад и близлежащие улицы с деревянными и турлучными хатами. К дому примыкал просторный двор с каретным сараем, дровяником, конюшней, ледником и большой фруктовый сад.

Храбрый казачий офицер Я. Г. Кухаренко был просвещенным человеком, писателем и первым местным историком. Его "Исторические записки о войске Черноморском", законченные им и его помощниками в 1836 году, поражают точностью и обилием материала.

В 1840 году, будучи в Санкт-Петербурге, Яков Герасимович знакомиться с великим Кобзарем - Тарасом Григорьевичем Шевченко, и их дружба продолжается более двадцати лет. Письма Шевченко к знатному кубанскому казаку дышат сердечностью, силой и юмором. Кухаренко, в свой черед, питал к поэту безграничную любовь, ценя его поэтический дар, ум и чуткую, ранимую душу.

Однако, почитая поэта, Кухаренко был ли с ним искренен? Да и мог ли? Он - генерал и помещик, а Шевченко - демократ и революционер. Как литератор-либерал, как человек, любивший украинский язык, он мог оценить и, конечно же, ценил дар и память поэта, но полностью разделять его взгляды - вряд ли! В письмах с Кубани Кухаренко приукрашивает жизнь и быт казаков, изображает край вольным, хранящим порядки Сечи. Шевченко предавал проклятию рабство людей, мечтал о воле для крестьян, а Кухаренко владел крепостными.

Между тем Яков Герасимович бережно хранил у себя в кабинете один из пяти бюстов Кобзаря работы академика Ф. Ф. Каменского, купленный им в северной столице, автопортрет Шевченко, присланный поэтом из ссылки, и его рукописные редкие стихи… В Киеве в 1847 году украинского поэта арестовали, посадили с жандармом в возок, привезли в Петербург и упрятали в Петропавловскую крепость. "Двери замкнули… я уж думал, что и ключи в Неву закинули", - с мрачной, горькой усмешкой вспоминал Шевченко в письме от 1 апреля 1854 года, адресованном Якову Герасимовичу.

После возобновления переписки со ссыльным поэтом для генерал-майора Кухаренко начинается период неудач в службе: в 1855 году на него был подан тайный донос, обвинявший его в лихоимстве и злоупотреблениях в службе. Доносу был дан быстрый ход. Только глубокая исследовательская работа может определить - что это? Интрига в кругу аристократов? Попытка отстранить Кухаренко от дел за связь с опальным поэтом? Предлог для слежки? Как бы там ни было, но в феврале 1856 года Кухаренко сместили с должности начальника штаба, и он вынужден был выйти в отставку и поселиться на своем хуторе, на Кирпилях.


Основатель Екатеринодара

Говоря о городе, конечно же нельзя не рассказать о том как он основывался и кто его основатель. С этого мы и начнём нашу экскурию по истории Краснодара

Когда в 1879 году старый деревянный войсковой собор Воскресения Господня, за ветхостью его, начали разбирать, то натолкнулись на древние, уже всеми позабытые казачьи могилы. В одной из них нашли потемневшую иконку, в другой - "золотое шитье от воротника", в третьей - "кусок свернутой парчи от широкого персидского пояса". Старожилы вспоминали, что в этих могилах покоились останки первых предводителей Черноморского казачьего войска: кошевого атамана Захария Чепеги, протоиерея Романа Порохни и войскового писаря Тимофея Котлярского (В июне 1797 года Павлом I, после смерти Захария Чепеги, Тимофей Котляревский был назначен войсковым атаманом)…

Чепега родился в 1726 году в Черниговской губернии, в селе Борки. Он происходил из известного древнего рода Кулишей и свою настоящую фамилию получил в 1750 году, когда рядовым казаком пришел в Запорожскую Сечь. Его приняли, как обычно принимали всех, впервые приходивших сюда:

- Здравствуй! Что, во Христа веруешь?

- Верую…

- А ну, перекрестись!.. Ну, хорошо, ступай же в который сам знаешь курень…

И молодой казак был приписан к Кисляковскому куреню. Низкого роста, широкоплечий, коренастый, что называется, "сбитый", с огромным черным чубом и толстыми продымленными усами, он сразу же, в первых стычках с турками показал свой природный ум, находчивость, хладнокровие и безграничную храбрость. В одном аттестате, данном Чепеге, указывалось, что он "мужественно стоял", в другом - что он "оказывал себя храбрым и неоднократно посылаем был доставлять неприятельского языка".

Чепега дослужился до полковника, когда Запорожская Сечь была разорена русскими войсками.

Через 13 лет, в 1787 году, по ходатайству князя Г.А. Потемкина, который понял, какой боевой силы лишилась Россия в лице казаков, остатки запорожцев были собраны и объединены в "войско верных казаков". В следующем году атаманом был выбран "Харько Чепега".

В 1788 году Потемкин, желая отнять у Очаковского гарнизона подвоз продовольствия из крепости Гаджибей (город Одесса), приказал атаману послать в эту крепость 100 казаков во главе с капитаном Булатовым, чтобы те подожгли турецкие магазины. Но казачья сотня оказалась бессильной выполнить приказ. Тогда на это дело вызвался Чепега. 29 октября с несколькими отважными казаками, под покровом черной южной ночи, он пробрался к Гаджибею - и береговой цейгауз запылал. А 7 ноября в самой крепости Чепега поджег амбар с продовольствием. За этот подвиг он был удостоен ордена св. Георгия 4-го класса.

Будучи атаманом, З.А. Чепега показал себя человеком умным, храбрым, инициативным, умелым организатором. Мужественный и несокрушимый в бою, он даже в пору тяжелого ранения сохранял хладнокровие. Сквозная пулевая рана надолго уложила его в постель. А поправившись, он снова садился на боевого коня и снова отличался в сражениях…

Все попытки Потемкина взять каменистый остров Березань, грозно стоявший на подступах к Очакову, терпели неудачи. "Великий стратег" был в отчаянии. И вдруг вспомнил о лихих запорожцах. Призвал к себе их вожаков Чепегу и Головатого и спросил: "Можете ли вы взять со своими запорожцами Березань, что обстреливает наши приступы и не дает захватить Очаков?" Те переглянулись друг с другом и задумчиво ответили:

- Та це дило треба трохи розжуваты.

- Ну, идите из палатки, разжуйте и вернитесь с ответом.

Штурмом Березани руководил Антон Головатый со своей доблестной флотилией. Много тогда полегло запорожцев, а живые ворвались в крепость, поголовно вырезали весь турецкий гарнизон и, повернув пушки на Очаков, стали обстреливать его меткими беспощадными ядрами. 6 декабря 1790 года Очаков пал…

На 11 декабря 1790 года Суворовым был назначен штурм Измаила. Великий полководец поручил Чепеге вести на эту мощную турецкую крепость вторую штурмовую колонну. И в этом грозном сражении кошевой атаман показал себя в глазах своего высокого начальства с самой лучшей стороны. За мужество и отвагу ему были пожалованы орден св. Георгия 3-го класса и золотой измаильский крест.

27 марта 1791 года главнокомандующий писал Чепеге:

"Милостивый государь мой Захарий Алексеевич!

Храбрые подвиги, которыми вы себя отличили на штурме Измаильском, удостоились Высочайшего всемилостивейшей нашей Монархии благословения; во ознаменования одного Ея Императорское Величество всемилостивейше пожаловать вас соизволили кавалером военного ордена Св. великомученика и победоносца Георгия третия степени, которого знак с высочайшею грамотою при сем препровождая в полном остаюсь удостоверении, что вы усугубите рвение ваше к отличению себя новыми заслугами.

С отличным почтением имею честь быть

вашим, милостивого Государя моего, Покорным слугою"

Именно тогда за верную героическую службу казаки-запорожцы получили имя - "черноморцы", а весь кош стал называться Черноморским казачьим войском.

Действуя в авангарде войск генерала Кутузова за Дунаем, черноморцы под командованием Захария Чепеги 5 июля 1791 года разгромили передовой турецкий отряд и ханскую засаду на Бабадагской дороге, захватили три турецкие пушки, много древков с сорванных турками знамен, отбили у противника крупный обоз и взяли много пленных. Старики вспоминали после, что Чепега, бывало, "набере на бичовку турецкого ясира, та й жене мов овец у кошару" (Наберет на веревку турецких пленных и гонит, как овец, в кошару (загон).

Словом, все дни турецкой войны атаман Чепега был видным героем, сильно выделяясь не только во мнении своих храбрых казаков-товарищей, но также и в глазах выдающихся русских полководцев А.В. Суворова и М.И. Кутузова, которые, не скупясь, осыпали его похвалами и благодарностями…

В долголетней суровой борьбе с Турцией запорожцы заслужили честь и славу. Ещё бы, они крепко сражались с иноземцами на тогдашних рубежах Российской империи! И тем не менее Екатерина II распустила запорожцев из Сечи, а позже повелела черноморских, бывших запорожских, казаков переселить на Кубань.

Началась спешная распродажа нажитого имущества, сборы и переселение казаков - из-за Буга на дарованную землю - Кубань. Кавалерию, пехоту и войсковой обоз возглавил Захарий Чепега. Казаки, измотанные долгой дорогой, жарой, усталостью, стали роптать, мечтая о возвращении домой - на старые, обжитые места, на Украину. И только высокий авторитет атамана унял ропот и возможный бунт.

Ранняя дождливая осень того года заставила поселенцев остановиться на зимовку на Ейской косе, где был хороший подножный корм для лошадей, камыши для обогрева хижин и рыба для пищи. Только весной 1793 года атаман привел своих верных, бывалых товарищей на берега строптивой, дикой Кубани. Здесь они и остановились. Когда Антон Головатый прибыл на Тамань с последней переселенческой партией запорожцев, Захарий Чепега писал ему: "…я, расставивши по реке Кубани пограничную стражу, состою с правительством над оною при урочище Карасунском куте, где и место сыскал под войсковой град…". Он был обеспокоен тем, что "к домостроительству удобное время сего лета проходит, а у нас ещё ничего не начато…".

1 января 1794 года был обнародован знаменитый "Порядок общей пользы" - законодательный документ, который нормализовывал и определял на грядущие десятилетия военную и гражданскую жизнь черноморских казаков. Следует особо подчеркнуть, что "Порядок" был создан не войсковой радой, не всем кошем, не так, как в давнюю старину писалось письмо турецкому султану Магомету IV, а, как сообщают некоторые историки, лично составлен "письменным" Головатым.

В этом документе начисто перечеркивались прежние вековые запорожские вольности и равенство между казаками и ярко проводилась грань между рядовым казачеством и казачьей верхушкой. Видно, в документе сказался характер крепостнического строя. Внешнее устройство Черноморского казачьего войска оставалось прежним, а законы, отныне действовавшие в нем, были такими же, какие царили в самодержавной России. Таким образом, в "Порядке общей пользы" впервые документально утверждено возникшее неравенство и расслоение в казачьей среде…

Захарий Чепега был очень занят становлением Екатеринодара, где разместилось войсковое правительство. 19 ноября 1793 года он составляет ордер полковому старшине поручику Даниле Волкорезу - первому городничему Екатеринодара, обстоятельно дает наказ, какой порядок и какие законы должны соблюдаться в "войсковом граде". Атаман обращает внимание городничего на то, чтобы в торговле "во всем были меры и весы справедливы" и товары продавались "в самой точности, без малейшего примешательства и дороговизны", чтобы во всякий час дня и ночи казаки имели исправные мушкеты и пики для отражения "нечаянного нападения", а казаков, "шатающихся не в свое время без дела, брать в тюрьму и держать до утра".

Чепега заботился о том, чтобы жители "около града стоящих лесов отнюдь не рубили, кроме на дрова валежника, также в лес и скотину не пускали", а что касалось тех жителей, которые отлынивали от работы, то их, ленивых, рекомендовал атаман городничему, следует "приводить к трудолюбию, а шалунов к благонравию". В этом интересном документе видны заботливость, строгая распорядительность и житейская опытность казачьего военачальника, видны его простодушие, дальновидность, ум…

Что же это был за город тогда? Первый городничий Екатеринодара Данило Волкорез составил ведомость за номером 332 от 11 ноября 1794 года, в которой перечислял всех поселившихся "с означением, кто какой художник", то есть чем занят. Сразу же по прибытии казаки стали заготовлять лес, рыть ров, насыпать валы. Так возникла крепость, где возвели сорок деревянных куреней для одиноких сечевиков. От крепости плугом провели первую борозду, наметили первую улицу - нынешнюю Красную. Семейные люди, очищая поляны в девственном дубовом лесу, устраивались - кто как мог. Городничий насчитал 9 домов, 75 хат и 153 землянки, а населения - 580 человек.

В крепости была поставлена походная Свято-Троицкая церковь из парусины, над которой на столбах подняли чехол и прочно укрыли его камышом. А тут вскоре прибыли колокола, отлитые в Херсоне и привезенные по Кубани на "дубах" (лодках). Казаки криками "ура" и ружейной стрельбой встретили "звоны".

Атаман едва успел построить себе турлучную мазанку среди вековых густых дубов над самым Карасуном, как получил царский приказ снова собираться с двумя конными полками казаков в поход. 14 июня 1794 года он двинулся в дорогу. В этот раз старый, заслуженный воин побывал в Петербурге, был принят императрицей. За обедом она угощала его вином, виноградом, персиками и, подарив дорогую саблю, осыпанную крупными алмазами, наказала верно охранять границы отечества. Чепега встретился также с главнокомандующим Суворовым в Вирковичах и по распоряжению полководца находился в корпусе генерал-поручика Дерфельдена.

Вернувшись из последнего похода в чине генерал-майора, пожалованный орденом св. Владимира 2-й степени и золотым польским крестом, З.А. Чепега занялся дальнейшим устройством города Екатеринодара и своего войска. В этом ему способствовал войсковой судья Антон Головатый.

Недолго длилась мирная, деловая жизнь Чепеги: пятидесятилетняя служба, старость, болезни подкосили его, и в январский холодный день 1797 года атаман ушел из жизни.

Чепегу хоронили в казакине, украшенном стеклянными дутыми пуговицами, с большими воинскими почестями. Похоронили в склепе возле походной Свято-Троицкой церкви, на месте которой в 1802 году был построен красивый шестиглавый деревянный войсковой Воскресенский собор. В рапорте сообщается: "По опущении тела в гроб и по отпетии "Вечной памяти" выпалено с пушек было десять раз…".

Несмотря на личные качества и заслуги, З.А. Чепега был все же крупным землевладельцем, пропитанным духом монархизма, был сыном своего века, своей среды, своего класса. Как отмечает буржуазный историк прошлого, атаман не чуждался "приемов наживы за счет младшего брата - казака". При нем произошло дальнейшее классовое расслоение черноморского казачетсва на панов и рядовую массу. Именно при нем и отнюдь не без его ведома был ликвидирован орган казачьего самоуправления - войсковая рада.

Годы пребывания Чепеги у власти особенно выразительны ухудшением правового положения рядового казачества, утверждением на Кубани феодальных форм эксплуатации. И не случайно уже в августе, ранее чем через год после смерти Чепеги, на Кубани вспыхнуло народное восстание. Восставшие избрали из своей среды и атамана, и войскового писаря и решительно начали менять атаманов по куреням. Восстание явилось ответом масс на угнетение, на эксплуатацию со стороны старшин.

Как бы в те времена ни было, но память о Чепеге долго жила в народе как о доблестном атамане. Ещё в старину, в 1909 году, невдалеке от Лебяжьего лимана, хутор Величковский, где, по рассказам старожилов, "были тёрны и волков полно", был преобразован в станицу с новым наименованием - Чепегинская. Название станицы сохранилось до наших дней как народная дань человеку, около двухсот лет назад заселившему Кубанский край и заложившему первый камень в основание краевого центра - города Краснодара.

Если вы пойдёте дальше, то вы узнаете о улицах города. О том по каким признакам давали названия этим улицам и как эти названия менялись.


Екатерининский сквер

Когда в 1955 году на площади перед крайкомом партии был заложен памятник В.И. Ленину, то имя вождя было присвоено не только площади, где памятник установлен, о чем мы уже рассказали, но и скверу, что напротив.

История сквера началась в 1880-х. Был здесь тогда свободный квартал, оставшийся от Крепостной площади, в основном уже застроенной. Поскольку была она перед дворцом наказного атамана, в обиходе ее называли Атаманской площадью. Скорее всего это название не было официальным, так как на плане города 1900 года она обозначена как Крепостная площадь.

Еще до строительства атаманского дворца, в начале 1890-х годов, войско стало готовиться к 100-летию переселения на Кубань, намереваясь отметить эту дату чем-то значительным. Е.Д. Фелицын, офицер войска и известный историк, археолог, краевед, предложил воздвигнуть памятник Екатерине II, которая пожаловала войску землю на правобережье Кубани. Идея была поддержана, и разрешение "соорудить памятник на войсковой счет" было получено. Работа была заказана известному художнику и скульптору, автору проектов многих памятников в России, М.О.Микешину. Идея памятника увлекла художника. В своем ответе на предложение войска он писал: "Такой памятник будет вместе с тем и наглядной историей Кубанского казачьего войска от его начала до нынешних дней". Таким он и стал. На высоком постаменте возвышалась бронзовая фигура императрицы, изображенной в царственной порфире и с атрибутами монаршей власти в руках, а композиция нижней части памятника рассказывала историю войска . Здесь на белом никеле золочеными буквами был дан полный текст дарственной грамоты, полученной депутатами войска от императрицы в Царском селе 30 июня 1792 года и изображены все те исторические личности, которые имели прямое отношение к образованию войска и переселению его на Кубань. Князь Потемкин, а именно он возродил войско, как бы слегка повернул грамоту в сторону трех бывших запорожских старшин. Войсковой судья А. Головатый, справа от грамоты, читающий ее, сыграл большую роль в получении этих земель уже после смерти Потемкина, возглавлявший депутацию в Петербург. За ним стоит первый атаман войска Сидор Белый с символом атаманской власти в руках. Ом погиб в 1788 году в сражении на Черном море, где казачья лодочная флотилия сражалась с турецкими трехпалубными кораблями и одержала победу. Дальше осеняет себя крестным знамением, как бы благодаря бога за милости, второй атаман, Захарий Чепега, осуществивший переселение войска на Кубань. Все трое изображены в старинной одежде запорожцев, с характерными для них оселедцами и опущенными книзу усами. С противоположной стороны пьедестала изображена характерная для Малороссии бытовая сценка: слепой кобзарь с бандурой в руках и рядом мальчик-поводырь. Над этой народной группой золотом блестят даты 1792-1892, а под ней - слова песни, сложенной А. Головатым. Были также названы главные победы войска с соответствующими датами, изображены войсковое знамя, дары императрицы войску на новоселье и др.

В процессе работы над проектом памятника художник так проникся духом казачества, что и сам захотел быть соказаком какой-нибудь кубанской станицы, и имя казачье себе дал: Михаиле Нэчоса. В отличие от других своих заказов, для исполнения которых он привлекал других художников, возведение этого памятника он полностью взял на себя. Но судьба распорядилась иначе: работая над моделью памятника Екатерине II, М.О. Микешин скоропостижно скончался 19 января 1896 года. Его друг, певец Д.А. Славянский писал о последних днях художника: "Все свое искусство и глубокие знания истории... вложил Микешин в это последнее свое творение. Трудился над ним целые дни. Может быть, это и было причиной его преждевременной смерти. По словам семьи, он никуда почти не выходил, все работал".

Архитектор Е.Баумгартен, который выполнил для памятника все художественно-архитектурные и технические чертежи, сметы, вспоминал, что первоначально определенная сумма (143 тыс.руб.) оказалась недостаточной. "Переговоры, просмотры смет и пр., - писал он, - действовали на впечатлительного скульптора, здоровье которого было уже подорвано".

Вы уже знаете, что 100-летний юбилей войска отмечался в сентябре 1896 года. В дни празднеств (9 сентября) и состоялась закладка памятника Екатерине II в центре Атаманской площади. Сооружение памятника по проекту Микешина было поручено скульптору Императорской академии художеств Эдуардсу, под наблюдением особой войсковой строительной комиссии.

В 1904 году на площади был разбит сквер с аллеями, цветниками, бассейнами для фонтанов, и открытие памятника состоялось спустя 3 года уже в Атаманском сквере.

По описанию очевидцев проходило это очень торжественно. Пять пушечных выстрелов утром 6 мая 1907 года оповестили о начале литургии в Александро-Невском соборе. Туда были принесены из штаба войсковые регалии, в том числе перначи, булавы, куренные значки и знамена, сохранившиеся от Запорожской Сечи. После богослужения, которое ввиду значительности события проводил приехавший из Ставрополя епископ, торжественное шествие направилось по ул. Красной к памятнику.

Сквер был украшен флагами, разноцветными фонарями, вокруг памятника установлены пушки екатерининских времен.

Там уже были выстроены войска, сотня старейшин от всех станиц, учащиеся войсковых и городских учебных заведений, представители городской администрации и т.д.

Памятник был закрыт холстом. Под тихую мелодию "Вечная память" завеса упала, и фигура императрицы с взглядом, устремленным на север, предстала во всем своем величии. По городу поплыл колокольный звон, раздавшийся во всех церквах, войска взяли "на караул", музыканты заиграли народный гимн, склонились знамена... В течение 6 минут гремели пушечные залпы, отдавая "салют памяти Великой монархине". В заключение торжества войска во главе с заместителем Воронцова-Дашкова генералом Фаддеевым прошли вокруг памятника церемониальным маршем. Вечером город и памятник "были роскошно иллюминированы", фотография памятника в местной газете была сопровождена надписью: "Памятник в Атаманском сквере, воздвигнутый в память 100-летнего юбилея, Высочайше дарованных войску милостей".

Памятник определил название сквера, который теперь стал Екатерининским. Год от года становились тенистыми его липовые аллеи, разрастались каштаны, пестрели цветами большие клумбы. Находился он в "панской", как называли казаки части города, содержался в образцовом порядке и был излюбленным местом прогулок богатой публики. Да и памятник стал достопримечательностью номер один и привлекал сюда гостей города и горожан, не устававших любоваться замечательным произведением искусства.

Совсем по-другому выглядел Екатерининский сквер в тревожные апрельские дни 1918 года. Вот как описывает его писатель Г.Степанов в своей книге "Закат в крови": "Екатерининский сквер превратился в военный лагерь. Во всех аллеях расположились красноармейцы с винтовками и пулеметами. Вокруг сквера, за изгородью, стояли оседланные кавалерийские лошади. У памятника Екатерине дымились трубы походных кухонь. На скамьях повсюду сидели военные...". Лагерный вид сквера объяснялся близостью штаба по обороне города, и бойцы были готовы, в случае приказа, немедленно отправиться к месту боев красногвардейских отрядов с корниловскими войсками.

Осенью 1920 года в соответствии с постановлением Совета народных комиссаров "О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской социалистической революции" памятник Екатерине II был разобран (без повреждений) и сдан на хранение в исторический музей. Памятник, к сожалению, не сохранился. В этой утрате виноваты совсем, видимо, некомпетентные лица, входившие в состав комиссии, которая в 1931 году обследовала музей на предмет изъятия цветных металлов и установила, что изъятию подлежат: "бронзовая пушка весом 280 кг и памятник Екатерине II весом до 20 т". Получился парадокс. В 1920 году, когда на Кубани было тревожнейшее время (врангелевский десант, борьба с бандитизмом, разрухой, беспризорностью и пр.) ревком нашел время подумать о сохранности памятника, и созданная им комиссия отметила, что памятник имеет историческую и художественную ценность и поэтому должен быть сохранен. А через 11 лет комиссия, в которую входили представители гороно, треста "Металлом" и заведующий музеем, написала в своем заключении о том же памятнике, что он не имеет исторической и художественной ценности и подлежит передаче тресту как бронзовый лом. Заведующий музеем с этим заключением не согласился и написал на акте, что памятник безусловно представляет собой историческую ценность. Мнение его, как члена комиссии, было единичным и роли не сыграло Так город лишился замечательного произведения искусства, подлежащего государственной охране, лебединой песни замечательного художника. Приходится сожалеть, что по сравнению с ленинградцами, которые сумели сберечь памятник Екатерине II того же автора краснодарцы оказались не на высоте.

Однако вернемся в 1920-е годы. В 1921 году был объявлен конкурс на проект памятника для установки на пьедестале екатерининского, а пока на него поставили временный обелиск. Позже, на гранях старого постамента, закрепили барельефные изображения Маркса, Энгельса, Ленина. А сквер стал носить имя Я. М. Свердлова. Стал он местом отдыха трудящихся. В начале 1920-х годов на специально выстроенной эстраде здесь часто играл духовой оркестр. Многолюдно было здесь в торжественные дни, когда праздничные колонны проходили мимо на площадь Революции (территория больницы), где в первые годы советской власти проводились парады войск местного гарнизона.

Коснулись сквера и печальные события. Скорбные январские дни 1924 года... В день похорон В.И. Ленина 27 января сквер и площадь перед Красным дворцом (там тогда был облисполком) заполнили трудящиеся города, а весь сквер был как бы опоясан живым кольцом участников траурной манифестации. С Красной улицы колонны поворачивали на Крепостную (ул.Пушкина), затем на Красноармейскую и проходили мимо установленного перед дворцом бюста вождя. В 16 часов, когда в Москве гроб переносили в траурный зал мавзолея, здесь, по команде известного на Кубани героя гражданской войны Е. Ковтюха, все обнажили головы, и раздался пушечный салют, звучал "Интернационал"... Так краснодарцы простились с В.И. Лениным.

После войны на месте обелиска был установлен памятник Я.М. Свердлову, выполненный из бетона и покрашенный под бронзу "{скульпторы Шмагун и Сало).

В свердловском сквере находились могилы героев Великой Отечественной войны, в том числе Героев Советского Союза братьев Игнатовых, поэтому по плану восстановления города планировалось сооружение здесь памятника-монумента советским воинам, освободителям Краснодара (сооружен на пл. Победы). В 1955 году было решено захоронения перенести на братское кладбище, сквер переименовать в сквер им.В.И. Ленина, а памятник Я.М.Свердлову перенести в детский сквер и присвоить скверу его имя. Но ввиду малой художественной ценности памятник решили заменить, и в детском сквере был установлен бронзовый бюст Я.М. Свердлова.

На месте памятника Екатерине II сейчас большая клумба, и глядя на нее, нет-нет, да и защемит сердце от невосполнимой для города потери.

Перед клумбой установлено барельефное изображение памятника, который, возможно, когда-нибудь восстановят, и он снова украсит наш город и станет его достопримечательностью.

В преддверии 200-летия Краснодара скверу было возвращено его прежнее название.

В тенистых аллеях Екатерининского сквера любят отдыхать краснодарцы. Проведены работы по его благоустройству, и вся его территория сейчас как бы сливается с зеленой зоной прилегающей к нему бывшей улицы Тельмана.

ПЕРЕВОДЧИК СТРАНИЦ САЙТА (Translator of pages of a site)

СТАТИСТИКА

Яндекс.Метрика

Flag Counter Твой IP адрес
Hosted by uCoz