В Запорожском и старого времени Черноморском войске по всем необходимейшим в строении общества должностям, или званиям, были особые представители, носившие одинаковый с предводителем войска титул: войсковой, то есть один изо всего и для всего войска. Был войсковой судья, который чинил суд и расправу; был войсковой писарь, который хранил войсковую печать и рассылал по куреням "листы" (приказы); был войсковой есаул, который заведовал делами полиции; был войсковой "протопопа", который имел попечение о церкви; был войсковой "пушкарь", который заправлял артиллерией; был войсковой "довбыш", который бил в литавры сбор и тревогу, и был даже войсковой "кухарь", или интендант по части продовольствия. Но, к удивлению, не было одного, очень нужного лица — не было войскового лекаря. Ужели тогдашние казаки были закалены до того, что их не брала никакая болезнь? Нет, это было бы выше человеческой природы. Платили и тогда дань природе, а еще большую дань платили войне: бывали больные и еще чаще бывали раненые. Но врачебная помощь не выходила из ряда обыкновенных услуг между односумами, и в каждом односумстве были люди, обладавшие знанием добрых свойств растений и магической силой наговоров. К разряду таких людей принадлежали преимущественно артельщики и кашевары. И дома, и в походе не переводился у них запас лекарственных зелий и снадобий. Были они люди самых строгих правил, считали за грех дать уголек на трубку из костра, на котором варилась каша, обет безбрачия выполняли ненарушимо и за свою "працю" (практику) не требовали ни воздаяния, ни известности. И, может быть, эта самая скромность была причиной, что в составе войскового штаба не имелось войскового лекаря. Не будем касаться наговоров: темна вода во облацех воздушных. Но лечение травами, в разных видах, была чистая действительность. Самые тяжелые раны излечивались мазями из соков растений. Кто найдет это противным науке и теории вероятностей, может справиться с современным опытом, за которым не нужно дальше идти, как в аулы закубанских горцев, там тот же самый способ лечения ран растительными, жидкими мазями. Натура, скажут, сильная, не испорченная натура... Могла лечить и натура, но односумы, как упомянуто, все-таки помогали. Раненому не давали спать около трех суток, у его изголовья стучали в бубен и пели боевую песню. Лежал ли он на биваке или в курене, пред его глазами раскладывали огонь, блеск которого облегчал тоску, какая чувствуется от потери крови и избытка телесных страданий. Пуще всего не допускали к нему людей с дурным глазом, с излишней, если угодно, восприимчивостью. Ни в каких костераздроблениях не прибегали к помощи хирургии, на конец концов ей предпочитали смерть. Но если приключался антонов огонь, тогда другое дело, тогда бывали пациенты, что сами себе простым ножом отхватывали ногу или руку. Если нужно было вывести осколки кости из прострела ноги или руки, то вводили в рану волосяную заволоку и дергали ее взад и вперед несколько раз. Больше ли тогда было выздоравливающих или больше умирающих — отчетов не сохранилось; дело хоть и не слишком давнее, да не письменное.

Теперь же народное здоровье в куренях охраняется окружными медиками и лазаретами, которых три: один на Таманском острове, в курене Темрюкском, другой на половинном протяжении Кубани, в укрепленном посту Старокопыльском, и третий в главном месте Ейского округа, курене Уманьском,— каждый на 25 больных. Кордонная линия находится под попечением четырех участковых врачей, между которыми она поделена на медицинские участки. В войсковом городе Екатеринодаре состоят: войсковой госпиталь на полтораста больных и войсковая аптека. Там же находятся: богадельня с отделением для умалишенных на 60 и при ней больница на 25 лиц. В здании богадельни устроена церковь. К чести войсковой филантропии, надобно сказать, что здание богадельни самое лучшее во всем войске.

В войсковом госпитале бывает больных в течение года больше 4000, из них умирает больше 200. В трех окружных лазаретах бывает больных до 3000, из них умирает тоже больше 200. Окружные лазареты помещаются с меньшими удобствами, как войсковой госпиталь.

По войсковому штату предназначена к открытию еще одна богадельня. Место для нее указано на Лебяжем полуострове, при Николаевской монашеской пустыни, основание которой почти современно поселению Черноморского войска на Кубани. По единодушному желанию новосельцев, одинаково преданных православной вере и у порогов Днепра, и у низовьев Кубани, Николаевская пустынь учреждена в 1794 году — "для доставления престарелым и раненным на войне казакам, по богоугодному их желанию, спокойной в монашестве жизни". Содержание же пустыни отнесено "во всем без оскудения на попечение и иждивение войска Черноморского".

Боевые люди и переселенцы, едва занявшие новый край биваком, думали уже о сооружении и содержании монашеской обители! Чтобы пояснить мало-мальски эту особенность, надобно сказать, что у черноморцев старого времени церковь сливалась с войском и духовенство составляло нераздельный с остальным казацким сословием элемент. Казаки назначали из самих себя священников и причетников, которых кошевой атаман передавал епископу Феодосийскому для испытания и посвящения. Это была одна из давних привилегий войска. Нужно ли говорить, что при действии такой привилегии многим заслуженным казакам, сжегшим не одну лядунку пороха на войне, доставалось еще взжигать кадило у алтаря? И как все казаки того времени, старый и малый, брили голову, то случалось, что назначенные в "пан-отцы" кандидаты являлись к архиереям на постриг с одной "чуприной" — небольшим пуком волос на голове.

Николаевская пустынь получает от войска денежного жалованья 522 руб. 50 коп. в год и обеспечена значительным хозяйством, заключающимся в рогатом скоте, лошадях, рыбных ловлях, водяных мельницах, садоводстве и пчеловодстве. Для присмотра за хозяйством наряжаются от войска эконом и команда из шестнадцати внутренно-служащих казаков. Монашествующей и послушествующей братии в обители до сорока лиц. В числе старцев можно еще отыскать участников очаковского штурма.

Из монастырских сооружений замечательна каменная соборная четырехпрестольная церковь, по обширности размеров, величию архитектуры и внутреннему благолепию едва ли не первое на всем Подкавказье здание. Сооружение и внутреннее украшение ее стоило до полумиллиона рублей восьмисотых годов. Вся эта сумма составлена была из войсковых и частных приношений казаков. В монастырской ризнице находятся старинные облачения, книги и утварь, перешедшие по наследству в Черноморское войско из упраздненного Киево-Межигорского монастыря, которого бойско Запорожское было "вкладчиком", а кошевой атаман того войска "ктитором". Посетив ризницу, можно остановить внимание на следующих почтенных по своей давности предметах.

Крест кипарисный, оправленный в серебро, с серебряным пьедесталом. Надпись: "Крест отменил (отказал) казак Поповичевского куреня Софроний 1769 года в Межигорский монастырь".

Евангелие, московской печати, с резной посеребряной оправе надписью: "1766 г. м. августа сделано сие евангелие в ставропигиальный Киево-Межигорский монастырь копггом того ж монастыря экклесиарха Василия Завадского".

Серебряный, вызолоченный сосуд с надписью: "1753 г. сия чаша дискос и звезда К. М. М. (Киево-Межигорского монастыря) сделана копггом иеромонаха Феодорита" .

Серебряный дискос с надписью: "За благословением о. архимандрита Арсения Бирла сделася сей дискос до мон. спасского Межигорского в р. (року) 1725 февраля 26 д".

Митра красного бархата с шестнадцатью серебряными бляхами и с таким же обручем. Надпись на обруче: "1711 г. Божиею милостию смиренный Варлаам Косовский епископ иркуцкий и нерчинский и даурские страны из Межигория".

Евангелие, московской печати, 1687 года, в серебряной оправе. Весу в серебре один пуд десять фунтов, с золотниками. Рукописная надпись: "Сию книгу великий господин всесвятейший кир Иоаким Московский и всея России и всех северных стран патриарх даде в Киевской Межигорской общежительной монастырь в вечное поминовение по родителех своих, лета от рожд. Иисус Христова 1689 м. дек.".

Риза красного штофа с золотыми и шелковыми травами. Оплечье красного бархата, и на нем вышито золотом и серебром Преображение Господне. Надпись шитая: "Помяни Господи раба своего Кондратия и рабу свою Меланию и чад их. Копггу Яна Настича року 1661. М. А. 2..".

Приведением в порядок ризницы и устройством своим по всем частям пустынь много обязана неусыпной заботливости нынешнего достопочтенного отца настоятеля, архимандрита и кавалера Никона.

Евангелие, московской печати, 1644 года, в серебряной оправе. Рукописная надпись: "Во имя Отца и Сына и Св. Духа аминь. Сие св. Тетраевангелие, оправное властным копггом и накладом в Бозе превелебного его милости господина отца Варнавы Лебедевича игумена и всея о Христе братии св. общежительные обители Межигорские Киевские дарованное и оферованное на престол в храм трисвятого Преображения Вседержителя Господа Бога тое ж святой обители вечными часы за отпущение грехов своих..."

Апостол (книга): "Во граде Киеве накладом Е. М. (его мосци) пана Богдана Стеткевича подкоморного мстиславского, в типографии Спиридона Соболя року 1630".

"Евангелие учительное, або казаня на недели и праздники Господские, Кирилла Транквиллиона в Рахманове, 1628 года".

Риза красного бархата с золотыми травами. На оплечье вышиты золотом и серебром лики Спасителя и некоторых святых. Надпись шитая: "Року 1625 сии ризы надал раб Б. Григорий Дос в обитель Межигорскую при отце игумене Комментарии".

"Евангелие учительное, або казаня св. о. нашего Каллиста архиеп. Конст. пред двемя сты лет по кгрецку написанных, а теперь новозгрецкого и славянского языка на русский переложены працею и старанием иноков общежительного монастыря братского Виленского св. животворящего Духа, року 1616".

Из представленных образчиков ризничной старины видно, что в Николаевской пустыни живет память существовавшего в Киеве Межигорского монастыря, с которым связаны воспоминания Черноморского войска.

В день св. Николая, 9 мая, и в день Преображения Господня, 6 августа, в дни, бывшие храмовыми праздниками в древнем монастыре Межигорском, бывают и в Николаевской пустыни храмовые праздники, на которые стекаются со всех концов Черноморья, земли Кавказского войска и Ставропольской губернии молельщики и говельщики. За ними следуют в своих громоздко наложенных кибитках ярмарочные торговцы. Недосягаемые вервием, изгнавшим торжников из храма соломонова, они прикрепляют к стенам монастыря свои подвижные балаганы, как пауки свои паутинники, и располагаются с товаром. В оба праздничные дня по окончании молитвы внутри обители открывается у ворот ее ярмарка. Это в нравах народа: так от этого не падает никакой тени на молитвенное его прибежище.

Учреждение мужской иноческой обители было выражением усердия к вере первобытного Черноморского войска, половину которого составляли неженатые товарищи, "сиромы" (взрослые сироты), только что призванные тогда грамотой Государыни Екатерины1 "к распространению семейственного жития". С той поры протекло больше половины века, и благопопечительная воля Матери Царицы достигла конечного исполнения. Из бездомного, бессменно ратующего товарищества при подошедшем к нему в подмогу семейном народонаселении Малороссии Черноморское войско преобразилось в семейное, военно-гражданское общество. Утратив без сожаления сиротский быт своих дедов, оно сохранило как лучшее от них наследство благочестивое усердие к православной вере. И это чувство выразилось вторично и в позднейшем населении набожным желанием основать в пределах войсковой земли монашескую женскую обитель. Событие недавнее, вот его подробности.

В 1846 году казачки, посвятившие себя иноческому житию в разных монастырях Малороссии, навестили Черноморье со скорбным сетованием о не существовании на родной их земле иноческого для них приюта. Их благочестивый, если позволено так выразиться, ропот, подкрепленный народным сочувствием, подвинул войсковое начальство сделать представление об учреждении на Черноморье женской общежительной пустыни во имя св. Марии Магдалины, драгоценное казакам имя, носимое Августейшей Супругой порфирородного Атамана казачьих войск в то время. Согласно с предначертаниями войскового начальства в военном совете состоялось положение об учреждении сказанной пустыни на следующих основаниях:

"Пустынь предназначается для лиц женского пола собственно войскового сословия.

Для устройства сей пустыни и вообще для ее довольствий отвести пустопорожнее, принадлежащее войску место на реке Керпилях в количестве 171 десятины и 35 десятин под водами земли.

Сооружение обители с церковью и прочим по планам, какие будут ВЫСОЧАЙШЕ утверждены, производится на счет доброхотных приношений и пожертвований. От 29 июня 1792 года.

В пособие на этот предмет от войска отделить из войскового капитала 20 тысяч руб. сер., которые внести в одно из кредитных учреждений. Проценты на этот капитал в течение 20 лет предоставляются пустыни; по миновании же 20 лет 20 тысяч руб. сер. обращаются в войсковые суммы, и вместе с тем прекращается отпуск пустыни процентов.

В штате обители должны состоять:

Им жалованья сер. в год

                 Одному    Всем

Число руб. коп. руб. коп.

лиц

Игуменья    1 48— 48—

Казначея     1 18— 18—

Монахинь    15 9 — 135—

Священник 1 130— 130—

Дьякон        1 86— 86—

Причетников 2 20— 40—

Просвирня 1 13— 13—

Служителей из казаков

внутренней службы для

присмотра и хозяйствен-

ных занятий по обители

8 — —30 " 11 470—

Исчисленные по штату 470 руб. сер. в год, а также провиантское довольствие служителям из казаков внутренней службы производится со времени открытия обители из сумм Черноморского казачьего войска.

На поддержание зданий обители и ризницы обращать исключительно кошельковые и от свечной продажи вырученные деньги.

Пустыни предоставляется собственными средствами добывать для своего обихода на ближайших войсковых озерах до 300 пудов соли с платой установленного в пользу войска акциза.

В иерархальном, церковном, хозяйственном и во всех других отношениях обитель состоит в непосредственной зависимости от духовного ведомства на общих правилах.

Оідііігесі Жителям войскового сословия дозволяется отдавать на воспитание в обитель детей женского пола по взаимному соглашению родителей с инокинями. Впоследствии же, когда обитель получит прочное основание, предоставляется начальству войти с особым представлением об учреждении при ней женского пансиона". -

Таковое положение ВЫСОЧАЙШЕ утверждено в 11 день декабря 1848 года. В следующем, 1849, году назначена в Мариинскую пустынь первая настоятельница — игуменья Митрофана (в миру есаульша Золотаревская) и совершено заложение обители на левом берегу Керпилей между куренями Тимошевским и Роговским.

Ревностная к богоугодному делу, как природная казачка, матерь Митрофана не замедлила положить начало устройству обители и соорудить в ней деревянный храм. В прекрасный апрельский день 1850 года на лоне расцветшей степной весны последовало освящение новосозданного храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы. То был день, с которого Мариинская обитель начала свое неусыпное молитвенное бытие. И первая молитва новой обители была за БЛАГОЧЕСТИВЕЙШЕГО ГОСУДАРЯ, учредителя ее, и за Августейшего Атамана и Супругу Его, имя которой соединилось навек с существованием святого учреждения.

Не трубя пред человеки о щедрых пожертвованиях, принесенных добрым казацким народом в основание Мариинской пустыни, скажем несколько слов о том значении, с каким явилось между казачьими станицами это духовно-нравственное учреждение.

Прежде всего, здесь обретут молитвенное утешение и нравственное успокоение от бремени мирской жизни старицы и вдовы, потерявшие на защите отечественного порога своих кормильцев и помощников или же понесшие другие невозвратные утраты в крае, стольким лишениям подверженном. Придите ко мне, так зовет их это духовное пристанище, все труждающиися и обременнии, и аз упокою вы.

Потом, при несуществовании в войске женских учебно-воспитательных заведений, ни общественных, ни частных, новоучрежденная обитель будет служить первым рассадником воспитания женского юношества по началам местного быта, подобно тому как войсковая мужская пустынь в прежние годы была для казацких куреней первой исполнительницей творческого слова Государя АЛЕКСАНДРА БЛАГОСЛОВЕННОГО: "Да будет свет и в хижинах!"

Наконец, православная спасительная вера обрела в новой обители оплот на этом далеком рубеже страны православия, где еще так недавно положила свои оплоты победительная военная сила наша. Какое отрадное для верного сына церкви и отчизны зрелище: здесь сторожевая вышка, освещающая темные тропинки хищного неприятеля, а там, на одной высоте с ней, крест, сияющий духовным "светильником, на верху горы стоящим". В вечерние сумерки и на утренней заре несутся по дикопустынным берегам Кубани до самого моря и военное "слушай", вызывающее бдительность, и церковный благовест, призывающий к молитве. Они сливаются в один говорящий русскому сердцу голос, и далекое эхо, по ту сторону Кубани, вторит им воплем побежденного Батыя: велик русский Бог!