В самом центре плавной дуги восточного побережья Азовского моря, на границе трех стихий: моря, степи и обширных прикубанских плавней расположился небольшой уютный городок Приморско-Ахтарск. В прежние годы он был известен многим как рыбная столица Кубани.

И этой славе в полной мере способствовала уникальная природа Приморско-Ахтарского района, половина территории которого - камышовые заводи, теплые лиманы и бесчисленные гирла и протоки. Они с трех сторон окружают ровный как стол обширный пласт тучных черноземов нависающих отвесным обрывом на западе над взволнованными водами Ясенского залива самого рыбного в мире Азовского моря. В стародавние времена, когда не было еще дорог и мостов, с осени по весну этот, окруженный живой водой, уголок изобильной степи превращался в настоящий остров, на котором могли в относительной безопасности зимовать и древние жители здешних плавней - искусные рыболовы - меоты, и воинственные, но все же женственные кочевницы-амазонки, обитавшие, как помнится из истории, именно в окрестностях нашего Приазовья.

О том, что в здешних местах издревле бурлила жизнь разных народов, красноречиво напоминает великое множество курганов - от огромных скифских захоронений до небольших возвышений, насыпанных ногайцами для лучшего обзора плоских окрестностей.

А на южной окраине Приморско-Ахтарска находится большое, увенчанное высоченным курганом, древнее городище Ахтар-Бахтар, от названия коего и получил свое имя город. Время от времени местные жители находят в своих дворах и огородах древнегреческие амфоры, оставшиеся с тех времен, когда предприимчивые соплеменники Одиссея заходили в Ахтарскую бухту за отменными осетровыми балыками, огромными засоленными судаками, истекающими жиром рыбцами, шемаей и несчитанными ворохами вяленой тарани. Раскопки археологов показали, что меоты тысячи лет назад умели прекрасно не только ловить, но и заготавливать впрок и на продажу ценную азовскую рыбу, которой и тогда, и вплоть до наших дней здесь было великое множество.

Если древнее греческое название Азовского моря – Меотида означает – топкое, болотистое место, то плавни, простирающиеся на полторы сотни километров от южной окраины Приморско-Ахтарска до обширной речной дельты Кубани и далее вплоть до Темрюка, можно смело назвать Меотидой меотид. Здесь мать-природа постаралась создать настоящий рай для рыб и бесчисленного множества водоплавающих пернатых. Столица этого камышового царства в Приморско-Ахтарском районе - хутор Садки расположился на песчаной косе среди буйных тростниковых дебрей. Многие садковчане могут, что называется, причаливать на лодках к домашнему порогу. Каждый, кто побывал в этих местах, не забудет захватывающие впечатления от путешествия по камышовым туннелям в лабиринте водных протоков, связывающих в единое целое множество лиманов и плесов. Восторг и удивление вызывает встреча с плантацией индийских лотосов, пылающей алым пурпуром огромных роскошных цветов.

Об этом, впрочем, немало уже написано. Я же хочу рассказать о другом уникальном природном уголке нашего Приазовья.

С северо-востока Приморско-Ахтарский район омывает замечательный Бейсугский лиман. Огромным влажным языком он на три десятка километров вдается в сушу, так что его можно легко заметить и безошибочно узнать на любой карте мира. А при большем приближении к красотам и богатствам Бейсугского лимана невольно начинаешь говорить о нем только в превосходных степенях. Именно здесь роддомом и детский сад для половины всей тарани Азовского моря.

Последние тридцать лет природные красоты лимана дополняют внушительно возвышающиеся над водой эстакада и платформы газовых промыслов. И в тоже время Ясенская коса, пятнадцатикилометровым песчаным барьером отделяющая лиман от моря, сегодня, одно из самых экологически чистых мест азовского побережья. На прогретый щедрым солнцем, вросший жемчужно белой полосой в синеву моря, неба и лимана, обширный пляж Ясенской косы каждое лето устремляются тысячи моторизованных и пеших отдыхающих. А проводящийся здесь в августе, слет бардов известен далеко за пределами нашего края. Люди с поэтической душой вновь и вновь стремятся пережить незабываемые ясенские ночи у костра.

Естественно местные журналисты, к коим отношусь и я, не устают воспевать уникальные красоты своего района. Правда, в последние годы в этом восторженном гимне все больше тревожных нот.

Увы, сегодня, некогда самая рыбопродуктивная в мире экосистема Азовского моря переживает тяжелые времена. Человек своей деятельностью нарушил тонкое природное равновесие. И результат не замедлил сказаться. Запасы рыбного богатства моря и прилегающих лиманов сократились многократно. И что самое тревожное, никто пока не объяснил всеобъемлюще, в чем же первопричина недуга моря. Высказываются самые разные предположения, но рыбы от этого больше не становится.

- Ты вот все пишешь о косах и лиманах, а не хочешь пройтись на лодке под парусом по Бейсугскому лиману, разведать все досконально на месте? – решительно предложил мне старый знакомый - известный в Приморско-Ахтарске яхтсмен, любитель дальних морских походов Юрий Бирюков.

Он, бронзоволицый и обветренный, только что вернулся из одиночного путешествия на своей парусной лодке по ожерелью лиманов в окрестностях хутора Садки и хотел теперь выйти на обширные Бейсугские просторы. А в дальний путь, как лишний раз убедился, лучше и веселее отправляться с проверенным напарником.

Разговор шел на запруженной людьми набережной Приморско-Ахтарска, звенящей бодрыми праздничными аккордами Дня города. В атмосфере летнего вечера, наполненного общей радостью и воодушевлением, было просто неприлично сомневаться и отказываться от заманчивого трехдневного путешествия под парусом по теплому лиману, у которого прошла моя юность. Сразу же вспомнились его живописные обрывистые берега и наполненные разнообразной рыбой сладко-соленые воды. Проснулся и профессиональный интерес написать об этом замечательном лимане репортаж, что называется, с поверхности воды. Азарта добавил подключившийся к разговору Юрий Гондарь, еще один закоренелый ахтарский любитель паруса. Он заверил, что в Бейсугский лиман можно быстро и легко попасть через бугаз - проливчик возле хутора Морозовского. И не нужно будет обходить длинную Ясенскую косу. А еще увлеченный собеседник напомнил, что в лиман вместе с полноводным Бейсугом впадает еще одна большая степная река Челбас, в устье которой мало кто из наших бывал.

Неизвестность всегда манит.

Исходя из имеющихся данных, у нас сразу же созрел план бейсугской "кругосветки". На теплом берегу предстоящее путешествие казалось легким и приятным. Вспыхнувшие в черном бархате неба гроздья праздничного салюта окончательно развеяли все сомнения.

На следующий день… после бурного веселья… все выглядело не таким уж безоблачным. Стокилометровый маршрут планировалось пройти за три дня, и за такой промежуток времени погода могла поменяться самым непредсказуемым образом. А мы отправлялись в поход не на мореходной яхте, а на оборудованной парусом пластиковой лодке "Пелла". Такие обычно используются для катания под веслами на прудах и затонах. Для сего беспалубного судна длиной 4,1 метра и шириной метр сорок уже метровая волна может показаться океанской. Но успокаивало то, что лодка была оборудована двумя непотопляемыми отсеками в носу и корме, и шли мы не в океан, а в лиман. Для исследования его мелководий лучше "Пеллы" подойдет, пожалуй, только охотничий подъездок да рыбацкий каюк. На них в море, конечно, не выйдешь. А на своей лодке Юрий Бирюков уже прошел не одну сотню морских миль. Его опыт для меня был самой большой гарантией того, что все будет благополучно при любой погоде.

Но, все же, свои походные вещи и документы я упаковал в рюкзаке в непромокаемый пластиковый мешок, и, как оказалось, не напрасно.

Как водится, погода сразу же преподнесла нам неприятный сюрприз. В день отхода, 3 августа, с утра задул противный, северный ветер. Но Бирюкова это нисколько не смутило. Оборудованная высоким и стройным, как крыло чайки, бермудским парусом его лодка может идти до тридцати градусов к встречному ветру. И даже при этом еще быстрее разгоняться, ведь, чем быстрее движешься под острым углом к ветру, тем сильнее он дует тебе в парус. Такой ветер яхтсмены называют "вымпельным", но существенно разгоняет парусник он лишь при идеальных условиях - отсутствии встречной волны и течения. И некоторое время, отойдя от причала яхт-клуба, мы дефилировали вдоль бетонного парапета городской набережной именно по такому безмятежному морю. Легкий ветерок поддувал, то с севера, то с северо-востока, а то и на запад отдавался, и, умело лавируя, Бирюков уверенно вел лодку к маяку, белой свечкой возвышающемуся уже добрую сотню лет над красно-коричневом обрывом в четырех километрах севернее Приморско-Ахтарска.

Моей задачей было вовремя опускать и поднимать на мелях и препятствиях метровый выдвижной киль - шверт. По сути, он под округлым днищем, как плавник у рыбы, стабилизирует движение парусной лодки. А на прибрежных мелководьях Ясенского залива, шверт зачастую работал еще и тормозом, раз за разом цепляясь под водой за песчаные наметы и… браконьерские сети. Одним словом, скучать мне не приходилось.

Так неспешно мы добрались до мутной толчеи волн у маяка. Морская вода здесь из зеленовато-прозрачной превратилась в коричневую. И причина этого была видна как на ладони. Волны с шумом неустанно вгрызались в отвесный глинистый обрыв. В утренней дымке перед нами открывалась причудливая галерея гротов и округлых выступов, вымываемых водой в податливом берегу. Вид был завораживающе красивым и в то же время печальным, ибо все это зодчество воды неизбежно заканчивается обвалом берега. Было отчетливо видно: если натиск моря продолжится с такой же силой, то уже скоро вновь придется спасать маяк. Штормовые волны моря и лед уже растащили вокруг него значительную часть защитной каменной насыпи.

Вспомнив об исследовательском характере начатой экспедиции, мы подошли поближе к одному из обвалов. Многотонная масса некогда прочно стоявшей глины лежала грязной кучей под обрывом, ожидая, когда ее окончательно растворят волны, сделав воду моря еще более мутной. Чуть поодаль длинная трещина уже отколола очередную порцию глиняного пирога, готового в любой момент рухнуть в ненасытные волны. Совершенно беспомощно выглядели нависшие над краем высокого обрыва деревья лесополосы. Подмытые снизу мощные корневища, плетями болтались в воздухе. Вороны, черной тучей обсевшие полузасохшее дерево, дополнили апокалипсический пейзаж.

Но долго предаваться философской печали нам было некогда, на горизонте уже открывался утес, на самом краю которого живописно разместился хутор Морозовский, а за ним показалась и едва различимая, тающая вдали полоска Ясенской косы.

По рассказам стариков, Морозовский, основанный в свое время, как рыбацкий поселок, изначально был в доброй сотне метров от берега моря. Бейсугский лиман тогда соединялся с морем двумя естественными проливами – бугазами, как говорили в старину, и с северной, и с южной стороны Ясенской косы. Поселенцы с ахтарской стороны сразу же по достоинству оценили все преимущества жизни на берегу пролива. Отсюда можно было выйти и в море, и в лиман, здесь же была и переправа дороги, кратчайшим путем шедшей через Ясенскую косу на Ейск. В начале прошлого века на косе даже проложили железнодорожное полотно. Смело мыслившие на перспективу промышленники решили соединить воедино железной дорогой Ейский, Ахтарский и Темрюкский порты, создав таким образом единый мощный транспортный узел. За работу взялись энергично, но не учли своенравный и строгий характер Азовского моря. Сильнейший ураган накрыл невысокую косу многометровыми волнами, смывшими все постройки. По воспоминаниям очевидцев сила воды была такова, что уложенное железнодорожное полотно после урагана оказалось закрученным в спираль. Тела погибших рабочих вывозили возами.

После страшного урока строительство железной дороги было остановлено. Прорабатывался путь в обход Бейсугского лимана. Но вскоре грянула Первая Мировая война, затем лихолетье Гражданской… Было уже не до дорог. Ахтарский торговый порт, на рейд которого за зерном приходили суда со всего света, и вовсе закрыли. В стране началась новая жизнь, великий передел всего и вся. В том числе и природы… Появившиеся новые индустриализаторы, вообще не желали ждать милости от нее. Железную дорогу на косе, правда, восстанавливать не стали. Но, когда возникла необходимость организовать промышленную заготовку песка-ракушки на косе для производства кирпича и отжига извести, мелководный морозовский бугаз ничтоже сумняшеся перегородили насыпью. Для машин и бульдозеров это дело оказалось плевым. И не думали бодрые и веселые преобразователи мира, к чему приведет бездумное самоуправство в природном организме.

Из-за резкой перемены прибрежных течений море стало ускорено размывать обширный песчаный пляж, прикрывавший здешний морской берег, а затем и за беззащитный глинистый утес принялось, вгрызаясь в него на несколько метров в год, пока не подошло вплотную к крайним домам хутора Морозовского. За полвека многокилометровая полоса шириной в сотню метров ценнейшего кубанского чернозема навсегда канула в море. Сегодня в пересчете на сотни и тысячи лет вперед, просто невозможно вообразить какие колоссальные убытки из-за потери этих земель мы и наши пращуры понесли. Сам Морозовский и его окрестности спасло от смывания в море только возведение, буквально в последний момент, мощного бетонного панциря берегоукрепления. Проходя мимо него мы лишний раз убедились насколько монументальные потребовались затраты человеческих сил и средств, для того чтобы остановить последствие бездумных решений.

Впрочем, нет худа без добра. С моря ребристая поверхность двухкилометрового бетонного берегоукрепления выглядит впечатляюще - красиво. Спускаясь к воде, подобно лестничным маршам, большими ступенями морозовский парапет похож на огромную зрительскую трибуну, с которой каждый желающий совершенно бесплатно может бесконечно долго наблюдать за изменчивым морем цвета рыбьей чешуи. «Поторопитесь! – хотелось воскликнуть, - здесь каждый вечер солнце дает представление под названием – морской закат. Есть старая морская примета, кто увидит зеленый луч, который солнце бросает в последний миг сквозь волны, будет счастлив всю жизнь…»

Тем временем, преодолев частокол сетей морозовских рыболовов, мы, наконец, подошли к мосту, связывающему Ясенскую косу с материковым берегом. Его, опирающаяся на мощные опоры, изготовленные из газовых труб, такая же ржаво металлическая арка должна была стать для нас воротами в неизведанный доселе бугаз, за которыми ждал приятный круиз по благодатному теплому лиману.

Но… первым делом мы уперлись в мель. Море, как будто не хочет мириться с тем, что люди, перекрыв однажды по своей прихоти старый естественный бугаз, затем, одумавшись через десятилетия, прорыли его подобие в другом, более удаленном от материкового берега месте. Постоянно подмывая опоры моста, волны моря в тоже время забивают рукотворный канал ракушками и илом.

Но нам никакие мели не страшны. Вынув полностью шверт, уложив мачту, уверенно входим на веслах в довольно просторный пролив. Но… вскоре он сузился с двух десятков метров до размеров журчащего через песчаные наметы ручейка… Впрочем, бодрое течение со стороны моря вселяло уверенность, что бугаз, как нам и говорили, все-таки проходим. Протаскиваем лодку через мель и действительно попадаем в довольно широкий канал с аккуратно, под линейку, заросшими высоким камышом берегами. Дует устойчиво попутный западный ветерок, и мы радостно ставим мачту, поднимаем парус, предвкушая, как лихо прокатимся прямо в Бейсугский лиман.

- Тормози!

- Не пройдем!..

Разогнавшись по каналу, мы едва не налетаем на первое препятствие. Впереди, всего в считанных метрах от верхушек камышей, нависают толстые, почерневшие от времени, провода высоковольтной линии, идущей к газовым промыслам на Ясенской косе. За три десятка лет они очень сильно провисли. Страшно подумать, что произошло бы, коснись мы их…

Делать нечего, вновь опускаем мачту, невольно пригибаясь, проходим опасный участок и снова пытаемся ловить ветер.

Но вскоре канал из удобной широкой дороги превратился в узкий проселок. Парус едва умещается в камышовом туннеле. А затем: "Опа, приехали!?" - в один голос восклицаем мы озадаченно, увидев впереди зеленый тупик...

Но луч надежды все же не оставил нас! Подойдя ближе, мы обнаружили, что из тупика в разные стороны ведут два узеньких прохода. Задачу с двумя неизвестными решаем по-житейски просто: протискиваемся дальше по той щели в камышах, которая пошире, и, слегка подворачивая влево, не сильно отклоняется от общего направления бугаза. И действительно, вскоре водная тропка среди камышей расширилась. Парус тут, конечно, поставить было невозможно, но вполне удобно было двигаться, отталкиваясь с обоих бортов веслами о довольно глубокое дно. На нем под изрядным слоем ила чувствовался плотный песок. Несомненно, это был рукотворный канал!

…Однако, мы уже второй час пробивались по бугазу, а лиманом, как говорится, и не пахло...

В какой-то момент водная тропа сузилась так, что мы шли, казалось, по сплошным зарослям высоченного камыша. Впереди, сзади, по бортам - всюду взгляд упирался в непроницаемую зелень тростниковых джунглей. Лишь вверху виднелась голубая полоска неба. Шершавые остроконечные листья со всех сторон нещадно кололи и царапали тела, истекающие потом в застойной тяжкой духоте. Стоило на минуту остановиться, чтобы перевести дух, как тут же налетали кровопийцы-комары. "А вдруг мы сбились с тропы, и теперь толкаем лодку по камышовой целине неизвестно куда и где?! Тут нас только вертолетом можно будет найти и вытащить..." – мелькнула шальная мысль. Но я тут же прогнал прочь минутную растерянность. Раскаленное полуденное солнце подсказывало: несмотря ни на что, мы движемся в нужном восточном направлении. А значит: "Вперед! Только вперед!" - командовали мы себе и, преодолев очередной завал камыша, пробивались на воду. "Что это? Снова раздвоение тропы? Ну нет, теперь мы влево не пойдем. Только вправо. Здесь, где-то рядом должен быть выход в лиман или, во всяком случае, остатки русла старого бугаза. Сколько можно мучиться? Уже два часа вокруг сплошные камыши. А ну еще усилие... Еще!"

И: "О чудо! Вот он просвет!" - густые камыши вдруг раздвинулись, и заросшая водная тропа, как по мановению волшебной палочки вновь превратилась в просторный рукотворный бугаз, вернее его устье, за которым виднелись такие желанные бескрайние просторы седого от пенных волн Бейсугского лимана.

Радости нашей не было предела. В нахлынувшем воодушевлении я предложил назвать нас если не первопроходцами, то, по крайней мере, "последнепроходцами" бугаза, так как не верилось, что кто-то еще захочет пробиваться сквозь его сплошные заросли. Но вскоре мы заметили, что наши ступни не первыми и не последними коснулись этих берегов. На преградившей нам путь огромной мели красовались оборудованные еще с весны охотничьи "засидки".

А наши ноги тем временем по колено увязли в иле.

И тут мы поняли, что самое трудное еще впереди. Лодка на пятисантиметровом слое воды просто села днищем на липкую грязь. Да, мы были уже в лимане, но ни плыть, ни даже нормально толкать или тащить лодку по топкой мели не было возможности. Полукилометровый марш-бросок, когда мы постоянно проваливаясь по колено, а то и по бедро, путаясь в густых зарослях водорослей - куширей, буквально на руках выносили лодку на водный простор, я не забуду никогда. Отвыкшая от больших физических нагрузок душа корреспондента под нещадно палящим солнцем готова была расстаться с телом. Сидевшие невдалеке бакланы в блестящих черных костюмах могильщиков с любопытством наблюдали, как барахтаются в грязи два непонятных им человека. А чайки-мартыны при нашем приближении принимались просто издевательски хохотать над непрошенными гостями. И лишь молчаливо и высокомерно над округой возвышались огромные металлические изваяния платформ газовых промыслов, доказывая, на что способны целеустремленные человеческие усилия.

Преодолели и мы все трудности. Господь, как известно, не дает человеку испытание больше, чем он может вынести. Выйдя, наконец, на достаточную глубину, мы отмылись и, подняв парус, вкусили все прелести путешествия при попутном ветре.

Мы плыли в теплом "кофе с молоком", приправленном густой пеной…

Сразу же подумалось, в такой насыщенной всеми возможными питательными веществами бейсугской воде сам Бог велел рыбе плодиться в неисчислимых количествах, лишь бы никто не мешал. Как бы подтверждая эту мысль, из-под носа лодки сквозанул в сторону темный силуэт большой рыбины. Справа сахарно белой каймой под изумрудной зеленью змеилась коса Лопатина. Сзади таял в дымке бугаз. А в тридцати километрах впереди нас ждала станица Бриньковская - столица удивительного бейсугского царства.

2.

Бывалые ахтарские рыбаки и моряки называют Бейсугский лиман коротко и уважительно - "Бейсуг!". И в этом самом слове уже заложена глубинная правда, ведь "Бейсуг" означает - "Великая вода". И, действительно, Бейсугский лиман среди своих собратьев - приазовских лиманов велик во всем. Под его обширным зеркалом воды, таятся поистине несметные богатства. Пустившись в путь на парусной лодке по мелководьям и глубинам Бейсугского лимана, мы открыли для себя, что это не только замечательная кладовая природы, но и уникальный живой организм с щедрым и в то же время со строгим, своенравным характером. В чем мы сполна убедились на своем опыте.

Но сначала был настоящий рай. "Мы плыли в теплом кофе с молоком, приправленном густой пеной" - такими возвышенно-поэтическими словами я попытался в конце предыдущей главы повествования передать окружившую нас обстановку. И сравнение бейсугской воды с густым пенным напитком не было таким уж большим преувеличением. Под порывами свежавшего на глазах северо-западного ветра мутно-желтая вода лимана пенилась на волнах, как кипящее молоко.

Наша лодка под упругим парусом буквально взлетала на гребнях невысоких волн, с веселым шипением гнавшихся за нами от быстро удалявшейся за кормой Ясенской косы. Шалея от неожиданной встречи с бесшумно приближающимся парусником, зазевавшиеся рыбы раз за разом стремглав бросались в сторону из-под форштевня. От всего этого буйства жизни душу охватывало радостное веселье.

И все это так контрастировало с тем, что ранее рассказывал мне Юрий: о походе по садковским лиманам, где в летнюю жару огромные площади заилившихся Бойкиевского и Рясного лиманов превратились в мертвую зону для рыб. В стоячей теплой воде очень мало кислорода, остатки которого к тому же забирают для своего дыхания буйно разросшиеся водоросли. Разлагающиеся их остатки окончательно отравляют воду. Если так пойдет и дальше, со временем многие садковские лиманы просто превратятся в гниющее болото.

Бейсугскому рыбьему царству пока такая участь не грозит. В это хотелось верить всем сердцем, ведь казалось, все вокруг громко пело о его благополучии. Мы ходко пересекали обширную мель возле урочища Лопатино, испокон веков одного из самых рыбных мест Бейсугского лимана. Здесь было меньше метра глубины, как в том же Рясном лимане, но, в отличие от погибающего лимана, окрестные теплые воды были наполнены жизненной энергией.

Выйдя на глубину, мы в полной мере смогли полюбоваться открывшейся нам во всем великолепии длинной, желто-красной дугой высокого обрывистого берега, плавно уходящего на юго-восток за горизонт. Над отвесной стеной цвета свежеобоженного кирпича густой зеленой опушкой высились раскидистые деревья лесопосадки. Созерцание красот природы вновь навеяло философские размышления о превратностях судьбы. Ведь, кого я ни спрашивал, никто не мог объяснить, откуда взялось название Лопатино. А наверняка был когда-то человек по фамилии Лопатин, может - первопоселенец, может - рыбопромышленник. Но минули века... и от него осталось только название… что, впрочем, тоже немало. От более сотни хуторов, исчезнувших в двадцатом веке в Приморско-Ахтарском районе в годы коллективизации и последующей централизации села, вовсе и названий не осталось в памяти людей.

А вот село Лиманное, некогда цветущее садами и палисадниками на берегу Бейсугского лимана, ликвидировали, другого слова не подберешь, уже в наше перестроечное время. Хорошо помню, как несколько лет назад на сессии районного Совета прежний глава местной сельской администрации доложил, что в Лиманном умер последний житель, а посему населенный пункт надо закрыть. Грустно вздохнув, депутаты утвердили предложение - и не стало еще одного хуторка на карте страны. А ведь здесь, как говорится, сам Бог велел селиться людям.

Со стороны лимана нам было хорошо видно, как проплывающий за бортом высоченный обрыв неожиданно полого снизился у бывшего Лиманного, создавая просторный удобный спуск к вдающемуся полукруглыми наметами в лиман песчаному мыску с заводями и зарослями камыша. На возвышении по-прежнему стоит крепкий дом, у которого, как и следовало ожидать, нашлись новые хозяева. Чуть поодаль - большая колхозная свиноферма. В "умершем" Лиманном по-прежнему не замирает жизнь. А в дальнейшем надо ожидать немало желающих поселиться в этом благодатном, можно сказать, курортном местечке на берегу лимана. Вот только теперь здешние поселенцы будут приписаны к... находящемуся в паре километров хутору Тамаровского. А ведь какое замечательное название было - Лиманное. Невольно вспомнилась фраза незадачливого подставного царя из популярной кинокомедии: "Кемская волость, Кемская волость, подумаешь, мало ли их у нас..." Мало, господа и товарищи, мало у нас осталось хуторов и сел! Стереть с карты легко. А вот, поди, потом снова открой..."

Пока мы размышляли на эту тему, впереди по правому борту отчетливо вырисовался силуэт хутора Тамаровского. Высокий бетонированный парапет с большим школьным зданием над ним придавал хутору весьма внушительный вид со стороны лимана. За рядом старых добротных построек, поодаль, виднелись новые двухэтажные кирпичные особняки. Слева от бетонной набережной берег плавно перетекал в белоснежный пляж. Его обступила кудрявая сочная зелень, над которой, позади, возвышались огромные деревья старого парка, посаженного еще самим Тамаровским.

Пока проходим мимо хутора, рассказываю Юрию историю, в которую сам бы не поверил, если бы не видел все это в старой кинохронике. Петр Степанович Тамаровский - кадровый офицер, в годы становления советской власти, возглавив коммуну "Красный боец", вопреки всем теориям и социальным катаклизмам, попытался построить светлое будущее в отдельно взятом хуторе. В стране не хватало стройматериалов - в "Красном бойце" из ракушки отжигали известь, из глины делали свой кирпич. Добротные по тем временам здания из него стоят до сих пор. Энергией деятельного председателя заряжались и колхозники, выращивавшие все, что могла произвести на свет здешняя плодородная земля. Хватало в конце года и с государством сполна рассчитаться, и на трудодни весомые паи раздать. Но больше всего гостей хутора поражал здешний парк с ухоженными аллеями, фонтаном и… большим теннисным кортом. По выходным и праздникам на нем Тамаровский с ракеткой в руках приобщал селян к неведомой тогда для большинства игре.

В память о выдающихся заслугах именем председателя был назван хутор, которому он отдал столько сил и души. И по сей день хутор имени Тамаровского в числе самых благоустроенных и красивых в Приморско-Ахтарском районе, да, пожалуй, и в крае. Вот только после ухода из жизни основателя коммуны постепенно потерял былую красоту чудо-парк. Не нашлось того, кто бы продолжил высокую культурную традицию. И это лишний раз доказывает незаменимую роль личности в бурных водоворотах истории.

Предельно обнажаются личные качества человека и на пляшущем на волнах судне. Здесь, как на минном поле, одно неверное движение, и могут быть непоправимые последствия. За рассматриванием живописных берегов мы ушли уже на полтора десятка километров от скрывшейся за горизонтом Ясенской косы. На просторе посвежевший попутный ветер поднимал почти метровые волны, которые все активнее стали испытывать нашу лодку на прочность. Мы шли то в кипящем на уроне бортов пенном гребне, то проваливались между валами, раз за разом стремящимися перехлестнуть через невысокую корму нашей "Пеллы".

Идти под бермудским парусом полным курсом за ветром - безмятежное удовольствие только при тихой погоде и отсутствии волны. Когда же накатывающиеся сзади гребни кидают корму, как мячик, то вправо, то влево от рулевого требуется предельная внимательность. Все дело в том, что нижняя кромка треугольного бермудского паруса крепится к горизонтальному прочному древку, называемому гиком. С одной стороны гик на шарнире присоединен к мачте, за другой его конец привязывается веревка - шкот. Натягивая или отпуская шкот, можно регулировать направление и наполняемость ветром паруса. Конструкция простая и предельно надежная. Единственный недостаток - надо все время следить за гиком, который увесистой дубиной проносится у вас над головой. Каждого начинающего яхтсмена эта штуковина обязательно не раз гикнет по макушке, так что название самой подвижной части парусника, в буквальном смысле, впечатывается в мозги на всю жизнь. А в свежую погоду встреча головы с гиком может повлечь весьма тяжкие последствия.

Передаю руль Бирюкову. У меня давно уже не было практики хождения под парусом, а Юрий, сделав своими руками свою лодку, чувствует ее, что называется, каждой стрункой души и управляет виртуозно.

Ветер тем временем все набирал силу, и следующий час нас ожидало весьма веселое катание по бурунам вдоль все такого же высокого отвесного берега лимана. Лишь в одном месте между хутором Тамаровского и станицей Бриньковской он полого понизился. Здесь за небольшой песчаной перемычкой, рядом с лиманом, в продолговатой балке, образовалось живописное рукотворное озеро. Вспоминаю, что когда-то, в годы моей юности, здесь прямо из воды мощным буруном бил искусственный артезианский источник. По берегу росли раскидистые ивы. Вид был просто райский.

А вот еще одно примечательное место на берегу лимана, слава о котором в свое время долетела и до матушки Москвы. Подход к станице Бриньковской сторожит высокий мыс, окруженный большой песчаной отмелью. В семидесятые годы здесь московский завод построил замечательный пионерский лагерь "Бейсужок". Для нас, бриньковских пацанов, было в диковину поначалу рассматривать гулявших организованными группами по станице сметанообразных московских детей. Потом привыкли. Многие из нас сами с удовольствием отдыхали в "Бейсужке", где все было организовано не хуже, чем в черноморских здравницах. Мне же запомнились футбольные битвы нашей дворовой сборной с лагерными чемпионами. Мы лихой ватагой на велосипедах и латанных-перелатанных мопедах по дороге над высоченным обрывом приезжали в благоустроенный по московским стандартам мир. Ухоженная аллея вела к большой лестнице, спускающейся к обширному ракушечному пляжу, на котором умещались и различные навесы, и даже футбольное поле. Команда "Бейсужка" была в красивой спортивной форме. У нас же единообразие было в одном - голые по пояс и босиком. Капитан москвичей, помнится, занимался в крутой футбольной школе. И каждый раз, проигрывая, москвичи не могли никак понять, откуда в босоногих загорелых до черноты станичных хлопцах такая живость и ловкость. А просто мы с весны до осени жили вольной жизнью "на подножном корме", в прямом смысле, черпали силы из земли и воздуха. А «химии» в природе тогда еще было мало.

Теперь, проходя мимо "Бейсужка", до боли в глазах всматриваюсь в берег: где же то футбольное поле? От былого огромного пляжа совсем немного осталось... А домик сторожки у ворот лагеря уже навис над обрывом, а когда-то он был в десятке метров от берега…

Еще более тревожная картина открылась на окраине станицы Бриньковской. Над отвесным обрывом накренились хозяйственные постройки подворий, готовые в любой момент рухнуть в воду. Пенными бурунами лиман с диким упорством вгрызался в станичный берег.

3.

- Ну, здравствуй, город Брыньков! - мысленно приветствовал я, наконец укрывший нас от больших волн, высокий берег северной окраины станицы Бриньковской. Городом ее неизменно почтительно величали в моей молодости старики. Вот и я по старой памяти не удержался от возвышенных чувств. Правда, открывшаяся перед нами "городская" окраина, увы, не вызывала восхищения: волны, неустанно обрушивая глинистый обрыв с огородами и хозяйственными постройками станичников, скопили внизу кучи всякого хлама. Высоко вверху виднелись крыши жилых домов, стоящих уже в считанных метрах от гибели. Но, нам не хотелось думать о плохом. Под парусом, на небольшой лодке, за три часа мы пролетели наперегонки с волнами весь лиман, и теперь от души были рады гостеприимной бриньковской бухте, в которую обширными изумрудными плавнями вдавалась дельта Бейсуга, самой многоводной и многорыбной из всех кубанских степных рек. На уходящем дугой на восток берегу белели станичные хаты в кудрявой зелени садов, местами красными рубинами горели в предзакатном солнце новые кирпичные особняки. А внизу, под обрывом, в речной пойме кивали в такт порывам ветра мохнатые верхушки густых камышей.

При взгляде со стороны лимана, Бриньковская своими обширными размерами действительно может сойти за город. А в старину у нее и население было вполне подходящим. Так, что старики, помнившие еще царские времена, не зря величали станицу Брыньковом.

Об обоснованности старинных бриньковских притязаний на городской статус неожиданно напомнил уже в наше время... лиман, подарив станичникам удивительную находку.

В конце шестидесятых годов ураганные восточные ветры вместе со страшными пыльными бурями вызывали сильнейшие отливы в лиманах и море. На обширных мелях дно обнажалось на сотни метров, а то и на километры. В один из таких отливов бриньковские рыбаки обнаружили у станичного берега едва выступавшую из мокрого песка старинную бутылку, запечатанную сургучом. Внутри ее оказались зерна пшеницы и записка ейских купцов братьев Варваровых, датированная началом прошлого века. В записке купцы среди прочего сообщали, что в станице Бриньковской в 1901 году уже проживало до четырех тысяч душ населения. Бутылку с запиской братья Варваровы заложили в основание построенной ими километровой насыпи в лиман, где на глубине возвели большую дубовую пристань для паровых буксиров. Они по лиману доставляли груженные хлебом большие баркасы-дубы на морской рейд для перегрузки на океанские суда. Объем торговли зерном только у братьев Варваровых составлял в год до полутора миллионов рублей! А были еще и другие не менее удачливые купцы.

Большая хлебная торговля, изобилие рыбы, плодородные земли, постоянный приток трудолюбивых переселенцев с Украины и севера России – все способствовало стремительному росту станицы. Всего через полтора десятка лет население Брынькова возросло вдвое. Жизнь в станице-городке по настоящему бурлила: работали десятки торговых лавок, тысячи грузчиков трудились над отправкой кубанского хлеба на торговых судах во все концы света. Здесь же построили большую паровую мельницу. На десяток верст окрест был виден огромный златоглавый храм, по некоторым данным третий по величине на Кубани. Готовилась прокладка в станицу железной дороги. И просто невозможно представить, как бы выглядел город Бриньков сегодня...

Если бы не революции, войны, эпидемии и гибельный голод...

Когда рыбаки нашли бутылку с запиской, в станице Бриньковской население было таким же, как и в начале века. Бриньковчанам, как и всем кубанцам пришлось пережить страшные войны и социальные потрясения. В страшный голодомор за один год у моей бабушки умерло пятеро детей. Из двенадцати в живых остались семеро…

Тех, кто выжил, от голодной смерти в буквальном смысле спас Бейсуг. Его рыба стала спасением для тысяч бриньковчан. Поэтому умение рыбачить у них и у правнуков, как говорится, заложено в генах. Но как-то так получилось, что отличные рыбаки были и есть, а рыбколхоза в Бриньковской не стало еще в годы «развитого социализма». Сначала его, объединив с городским, сделали бригадой, потом и ее ликвидировали. Теперь, в промысловые угодья Бейсугского лимана рыбаки едут за десятки километров из Приморско-Ахтарска...

Бросив якорь, мы с Юрием выходим на берег там, где, по-видимому, когда-то начиналась большая насыпь братьев Варваровых, потом здесь же был рыбколхоз, рыбцех. Все это уже ушло в небытие. Нет и в помине ни насыпи, ни деревянного причала. Остался лишь небольшой песчаный пляжик с затоном и широкий удобный спуск к воде. По нему поднимаемся на берег и попадаем в идеальный порядок, который царит на хоздворе крестьянско-фермерского хозяйства "Голубочка". Два года назад оно прославилось на весь край тем, что его хлеборобы на семи гектарах, целинного участка, получили по сто центнеров пшеницы с гектара. Связываемся по телефону с хозяином хозяйства и Александр Георгиевич, конечно же, гостеприимно разрешает оставить под присмотром сторожа дорогостоящий парус и снаряжение лодки. Впрочем, дюжий местный рыболов-любитель, готовивший в затоне к ночной стоянке свою моторку, заверил нас, что воровать из лодок здесь не принято. "За цэ у нас дуже сыльно наказують",- многозначительно усмехнувшись, кратко подытожил он. И тут же поинтересовался, неужели мы на такой маленькой посудине приплыли по бурному лиману из самих Ахтарей. Получив утвердительный ответ, опять с многозначительной усмешкой кивнув головой, как мне показалось с изрядной долей уважения, бриньковчанин с достоинством удалился по своим делам.

Вот он, бриньковский характер, сдержанно-строгий и в тоже время веселый, предприимчивый. Здесь не любят попусту болтать. Пустослова или хвастуна просто изведут насмешками и подколками. Но к тому, кто совершил то, что не каждому по зубам, бриньковчане отнесутся со всем уважением. Не удивительно, что в Бриньковской выросло столько известных в районе и в крае, да и в масштабах всей страны людей. Когда мы прибыли в станицу, здесь усиленно готовились к празднованию очередной юбилейной годовщины первого испытательного полета реактивного самолета, по сути крылатой ракеты, под управлением уроженца Бриньковской Героя Советского Союза Григория Яковлевича Бахчиванджи. На фронтах Великой Отечественной шли ожесточенные бои, а бриньковчанин своим подвигом прокладывал уже дорогу в космос.

У жителей станицы Бриньковской своя особенная гордость. И на это есть веские причины. В девятнадцатом веке бриньковскому атаману подчинялась большая часть территории Приморско-Ахтарского района, в том числе и нынешний райцентр – тогда рыбацкий поселок в двадцать домов на Ахтарской косе. Бриньковская может претендовать и на звание места, где был организован первый колхоз на Кубани. И произошло это в… 1870 году. Это исторический факт: будущий известный кубанский историк и основатель российской бюджетной статистики Федор Андреевич Щербина, загоревшись идеями Чернышевского и Добролюбова, бросил учебу в Ставропольской духовной семинарии и устроил с товарищами в станице Бриньковской земледельческую артель на коммунистических началах. Эксперимент молодых новаторов продлился два с половиной года.

Скорее всего, у Федора Андреевича в Бриньковской были родственники, по крайней мере, фамилия Щербина и сегодня довольно распространена в станице. Не менее звучной была здесь и другая фамилия. На живописном берегу над лиманом рос знаменитый Чайкин сад. Да, да, дорогой читатель, основателями сада были предки нынешнего генерального прокурора Юрия Чайки.

Вот такие удивительные исторические параллели и меридианы человеческих судеб пересеклись на берегу Бейсугского лимана. Как тут не поверить местным жителям в уникальную особенность своей станицы и благодатного места, в котором она расположена.

Изначально же богатая казачья станица Бриньковская сформировалась из нескольких хуторков и поселков, раскинувшихся привольно на берегах реки и лимана. Имена некоторых из них до сих пор остались в старинных названиях различных частей станицы. На восточной окраине, например, четко выделяется "Старый Брыньков" - бывший остров, на котором, по преданию, было суворовское укрепление, где умер и захоронен генерал Бринк, по фамилии которого станица и получила свое название. А на северо-западе станицы ни с чем не спутаешь "Косу". Здесь, в отличие от четко спланированных в центре станичных кварталов, дома тянутся длинной загогулиной-улицей вдоль берега лимана. Как и полагается, испокон веков здесь селились рыбаки. Под высоким берегом на песчаной косе были их лабазы. Потом отсюда же стали отправлять зерно на экспорт. Ничто не предвещало беды. Говоря образно, "Коса" процветала, пока была коса. Сегодня от былого песчаного защитного барьера у берега здесь остались жалкие ошметки. И вода, просто, как ножом, срезает ежегодно многометровые пласты глинистого берега. И никто точно не знает, почему вдруг все так плохо стало. Во всяком случае, в Бриньковской нам никто не смог дать исчерпывающий ответ. Здесь, как и в Морозовском, и в хуторе Тамаровского осталась одна надежда на бетонное берегоукрепление. Но хорошо известно, если залечить болезнь, не выяснив ее причин, она снова проявится в новом месте.

На следующее утро, встав пораньше, мы отправляемся в устье реки Бейсуг. Ветер опять не хочет нам помогать, слегка задувая с востока, как раз навстречу нашему курсу. Но кроме паруса у нас есть еще один, вернее сразу два надежных движителя - весла. Взмах, еще взмах и легкая "Пелла", как чайка с деревянными крыльями быстро полетела через поросший островками редкой куги заливчик к устью широкого рыбоходного канала, прорытого для удобства прохода на нерест тарани и судака. Заросшее ныне камышом старое русло реки, изгибаясь, идет по-над берегом, канал же, глубокий, прямой, как стрела, вел нас прямо к историческому центру станицы. А она, окутанная рассветной дымкой, казалась загадочно-прекрасной.

Ритмичное поскрипывание уключин, звонкие всплески воды под веслами... Мы бодро скользили над зеркальной гладью навстречу утреннему солнцу! И, наверное, поэтому не сразу обратили внимание на прибитых течением к камышам, плавающих к верху брюхом рыбок. Но чем дальше мы входили в устье Бейсуга, тем чаще нам попадалась погибшая рыба: окуньки, красноперка и даже приличных размеров судаки.

- Что случилось с рыбой, отец?! - спрашиваем недоуменно у пожилого рыбака, засевшего на резиновой лодке с удочкой в раскидистых камышах.

- Да спарилась от жары в плавнях, - обреченно-спокойно ответил седовласый рыболов. – Стоячая вода сильно прогрелась, а тут сверху холодный дождь полил, и рыба задохнулась, - разъяснил, как мог, старик.

Молча смотрим на воду Бейсуга, текущую за бортом, и, действительно, ее болотно-коричневый с какой-то мутной взвесью вид не внушает радости. Вот оно, неизбежное следствие застоя и перегрева речной воды.

- Ничего, сейчас я тебе покажу одно замечательное место, - пообещал я Юрию, ожидая, как на выходе из канала слева откроется "ерочек", так мы пацанами по-бриньковски называли глубокий узкий ерик с песчаным островком посреди реки. Это было любимое место купания и весенней рыбалки бриньковчан. Здесь всегда сквозило бодрое течение, намывавшее чистый песочек.

И снова, в который раз пришлось мне воскликнуть: "Опа, приплыли..." От красавца «ерочка» не осталась и следа. Правда на его месте у станичного берега еще сохранился песчаный пляж, но был он отнюдь не таким промытым и чистым, как в былые годы. Вспоминаю, что с тех пор русло Бейсуга не раз прочищали для удобства подхода тарани к нерестовому хозяйству...

- А это, что за болото? - показал Юрий на заросли камыша у берега, идущего в сторону лимана.

- А это как раз старое русло Бейсуга, - грустно отвечаю, - еще в шестидесятые годы здесь можно было рыбу с берега ловить. А сейчас и на лодке с трудом продерешься. После прокладки канала все заилилось, заросло. А вон там, где грязь на берегу, был замечательный станичный пляж. Возле него, там, где густые заросли, изначально была протока реки, намывавшая песочек на пляж, через нее был перекинут мост. Потом протоку засыпали. Построили дамбы для нерестового хозяйства - перекрыли все плавни. Перекроили по-своему русло реки… Смотри, что получилось... "торжество разума", да и только.

Набравшись терпения, мы все же догребли до главных шлюзов Бейсугского Нерестово-Вырастного хозяйства. Именно здесь нерестится большая часть тарани Азовского моря. По пути на воде вместе с всплывшей рыбой нам попалось на глаза несколько павших диких уток. Грустное впечатление произвела лыска, пытавшаяся изо всех сил убежать в камыши при нашем приближении, но так и не сумевшая встать на ноги.

На шлюзах царил по настоящему мертвый покой. В едва подвижной зеркально гладкой воде отражались поднятые вверх задвижки-шандоры, под которыми обычно шумят бурливые потоки. Хлопец лет двенадцати спокойно, погрузившись в воду лишь по пояс, переходил главный сбросной канал. По всему было видно, что затянувшаяся засуха лишила силы и великий Бейсуг. И в этот день нещадное августовское солнце, поднимаясь все выше, вновь принялось за свою иссушающую работу.

Все, нам пора на простор, на волю. Поднимаем парус и за ветром скользим по реке обратно в лиман. Стараемся побольше запечатлеть напоследок красот Бейсуга. Широким блестящим рукавом он змеится вдоль возвышающегося бриньковского берега. Вот и канал. В конце зеленого туннеля сияет красно-кирпичным цветом противоположный обрывистый берег лимана. Свежие пласты глины буквально горят на солнце.

Совпадение это или нет, но искусственно прорытый канал направлен прямо в самое размываемое водой место берега станицы. Подумалось, не здесь ли кроется одна из причин ускорения его обрушения? Впрочем, в этом могут и должны досконально разобраться настоящие специалисты. Нас же снова ждет лиман.

И вновь мы попадаем в буйство жизни. Наш путь к устью реки Челбас лежит через многокилометровую отмель, буквально кишащую рыбой. То с одного борта, то с другого мы слышим и видим мощные всплески рыбин. Над головой кудахчут чайки, охраняющие свои гнездовья на возвышающихся невдалеке кочках. Наблюдая все это, мы не устаем удивляться: как же так получается, что здесь еще мельче, чем в задыхающейся от жары реке, а вода чистая, живая?

Поражают своими размерами многочисленные обширные песчаные отмели и косы Бейсугского лимана. Только потрясающая сила воды могла переместить и так ровно уложить эти миллионы тонн песка, ила и Бог знает еще чего. И главными застрельщиками в этой ударной работе всегда были весенние паводки реки Бейсуг. Достаточно взглянуть на карту и сразу видно, что вся песчаная архитектура лимана укладывается в направлении потоков его главной реки. И стоило людям влезть в этот отлаженный механизм, как тут же появились разрушительные последствия. Размываются песчаные пляжи и косы, затем обрушиваются берега, заиливаются некогда рыбные заводи.

Пока этот процесс в Бейсугском лимане не набрал катастрофических масштабов. Но уже сегодня мы, как ни старались, не обнаружили вход в устье реки Челбас, впадающей в лиман в полутора десятках километров севернее Бейсуга. Перед сплошными зарослями камыша в месте впадения в лиман реки нас встретила такая же топкая илистая мель, как и та, что мы преодолевали, пройдя морозовский бугаз. Второй раз барахтаться в грязи не было никакого желания.

Но именно Челбас, мало кому знакомый из ахтарцев, был среди главных приманок, заставивших нас пуститься в путешествие в один из самых отдаленных уголков своего района. Ведь Челбас наряду с великим Бейсугом входит в тройку самых больших степных рек.

Из справочной литературы известно, что Челбас даже длиннее Бейсуга почти на полсотни километров - 288 км против 243 км. Но вот по многоводности уступает многократно, что и отражено в самих названиях. Челбас в переводе на русский означает - «ковш воды»... и только то. И в справедливости этого определения мы смогли убедиться сами, хоть и не впрямую, но, как говорится, по неопровержимым косвенным уликам.

4.

Представьте себе, каково это проталкивать лодку сквозь жесткую щетку сплошных зарослей водорослей - куширей. Грести невозможно, а дно на глубине в треть метра такое топкое, что весла, которыми мы толкали свое судно вперед, раз за разом проваливались в ил наполовину своей длины. В общем, начали повторяться мучения, которые мы испытали ровно сутки назад в противоположном по диагонали от Челбаса, но также безнадежно заиленном Морозовском куте лимана.

Вот оно следствие зарегулирования стока рек. Челбас, похоже, настолько «обескровили», что он не в состоянии продуть хоть подобие своего русла через илистую мель. В обе стороны на сотни метров вода была в больших шершаво-бурых пятнах от сплошных зарослей водорослей. Стиснув зубы, мы все же упорно продирались сквозь эту щетину к берегу. Уже хорошо были видны возвышающиеся над камышами перила автомобильного моста через канал, за ним крыша какого-то строения наподобие насосной станции. Но, как мы ни старались хотя бы увидеть издали устье Челбаса, все было напрасно - очередной кажущийся вход в реку при приближении превращался в узкую камышовую заводь.

Силы и терпение были на исходе. К тому же не оставляло чувство какой-то неловкости от того, что мы нагло и бесцеремонно вторгаемся в девственное царство птиц. На широком водном просторе вокруг нас большим аккуратным полукругом расступалось многочисленное пернатое население отмели. Десятки белоснежных красавцев-лебедей и неисчислимое количество серых, коричневых и черных лысок, уток и бакланов с нескрываемой тревогой и упреком поглядывали на непрошенных гостей, время от времени устраивая с шумом и плеском дружные забеги по воде подальше в сторону. А когда с громогласным хлопаньем крыльев срывалась прочь стая лебедей, казалось, что взлетает вертолет.

Вдруг стал резко менять направление дувший до этого с северо-востока ветерок. При помощи его мы надеялись легко под парусом улизнуть попутным курсом с мели. Если же ветер задует с противоположной стороны, нам и обратно придется долго выталкивать из болота свою посудину. На мелководье шверт не поставишь, а без этого плавника-стабилизатора парусная лодка может двигаться только за ветром, либо боком, острыми курсами не пойдешь.

Терять лишнее время никак не хотелось. Ведь нам до заката солнца надо было еще дойти до пролива в море у поселка Ясенская Переправа. Делать нечего, машем на прощание рукой так и не изведанному Челбасу. Впрочем, и так ясно, что за илистой отмелью среди буйных камышей нас ожидал рукотворный канал, каких в наших плавнях великое множество. С чувством досады и разочарования поднимаем парус и направляем лодку через всю отмель к чистым просторам лимана.

И как только парус с легким вздохом наполнился, мы тут же забыли о пережитой неудаче. Под легким дуновением попутного ветерка мы быстро вышли из болотистых зарослей и бесшумно заскользили над удивительными подводными садами. Юрий Бирюков, как и положено капитану судна, был за рулем. А я устроился на носу лодки не в силах оторвать взгляд от сказочного подводного мира. Сквозь прозрачный полуметровый слой отстоявшейся воды прекрасно было видно желтое дно, над которым прямо под нами, стремглав, проносились многочисленные мальки и чуть более крупная рыбешка, скрываясь в тенистых зарослях водорослей, припорошенных, как снегом, белесоватым илом. Среди живописных кущей на светлых полянах то тут, то там солидно плавали вальяжные сазаны.

Вот бы здесь засесть с подводным фотоаппаратом, а лучше с видеокамерой. А ночью в этих райских зарослях, наверняка, жизнь просто кипит. И, что удивительно, в том же Рясном лимане подобные заросли куширей на таком вот мелководье летом, в жару, - мертвая зона, а здесь под палящим полуденным солнцем буйство жизни, не уставал удивляться я. Воистину Бейсугский лиман - страна чудес. Запас жизненной энергии здесь просто огромный.

О том, что рыбы в лимане по-прежнему достаточно, красноречиво напомнил и стан рыбаков станицы Привольной. На скользившей мимо правого борта песчаной косе сиял выбеленными стенами вместительный лабаз, аккуратно выкрашенная мотофелюга отдыхала на стапелях перед осенней путиной. На рыбстане царили идеальный порядок и летнее умиротворение. Лишь пара сторожей изредка посматривала в нашу сторону, следя, как мы обходим выставленные недалеко от берега сети. Заметить их было нетрудно по торчащим из воды концевым палкам-тычкам.

Но Бейсугский лиман славен не только своим рыбным богатством. И об этом нам вскоре напомнил самым неожиданным образом новый ряд торчащих из воды палок…

Поначалу, издали, мы приняли уходящий от берега в лиман равномерный строй крепких двухметровых хворостин за тычки сетей. Но вскоре выяснилось, что торчащие из воды вехи тянутся перпендикулярно берегу, чуть ли не через весь лиман. Да и странно было бы, если бы браконьеры оставляли для рыбинспекции записки, которые белыми лоскутками были прикреплены к вершинам торчащих из воды палок.

И тут мы вспомнили, что днем раньше, у противоположного берега возле хутора Тамаровского, как раз напротив этого места, видели необычное изыскательское судно. А еще весной мне знакомый сотрудник газового участка рассказывал о том, что под Бейсугским лиманом покоятся внушительные запасы газа и нефти, к добыче которых ведется основательная подготовка. И это, похоже, были не пустые слова. Судя по рядам вех, которые затем нам регулярно попадались на всем пути к проливу, изыскатели, имели возможность, прощупать своими приборами каждый закоулок глубоких недр лимана.

Северо-восточное побережье Бейсугского лимана оказалось прямой противоположностью южному крутому глинистому обрыву, вдоль которого мы шли днем ранее. Теперь мы неспешно двигались мимо бесконечно длинной песчаной косы, отделявшей лиман от соленого, славящегося целебными грязями Ханского озера. Если взглянуть на карту, то нетрудно догадаться, что когда-то и лиман, и озеро были единым водоемом. Но затем Бейсуг, неустанно перемещая в паводки огромное количество ила и ракушек, буквально построил защитный вал от болотистой мелководной лагуны. Благодаря этому мы сегодня имеем и целебные грязи, и чистый рыбный лиман.

Мудрость природы, поистине, потрясает. Она сама себя и строит, и лечит. Только вот человеческие преобразования ей терпеть все труднее. Зарегулированы все реки, не стало у них очищающей и созидательной силы паводков. А тем временем волны моря и лиманов неустанно размывают созданные за тысячелетия мощными речными и морскими потоками песчаные косы. Если так пойдет и дальше, то исчезнут со временем и Ясенская коса, и коса Ханского озера. Что будет тогда с уникальным Бейсугским рыбным царством, где еще надут мальки такой уникальный питательный сироп, каким сегодня является его сладко-соленая вода?!

Очередным философским размышлениям способствовала безмятежная погода. Мы шли по зеркальной глади лимана. Попутный ветерок то затихал, то налегал на парус легкими порывами. Курорт, да и только. Однако опытный мореход Бирюков не разделял моего благостного настроения, подкрепленного утренним прогнозом, обещавшим в Бриньковской весь день попутный для нас северо-восточный ветер.

- В Бриньковской оно может и так, а здесь посреди лимана своя погода. Вот увидишь, повторится вчерашняя картина. Только теперь нам придется идти не за ветром, а против, - убежденно произнес он.

И действительно, после полудня ветер, покрутившись в разные стороны, окончательно стих, а затем внезапно ударил тугой порыв северо-западного морского бриза, аккурат против нашего курса. За несколько секунд он набрал силу очень свежего ветра и нам ничего не оставалось, как улепетывать к песчаному берегу, чтобы зарифить парус и подготовиться к непростому переходу по лиману, вздувшемуся щетиной невысоких, но крутых пенных гребней.

Пока Юрий со знанием дела настраивал свое судно на пляску по волнам, к нам вальяжной походкой скучающего курортника подошел дородный дядька из станицы Каневской, жители которой давно облюбовали бескрайние бейсугские пляжи. Узнав с нескрываемым удивлением намерение Бирюкова, идти в бушующий лиман, он еще больше удивился, поняв, что мы намерены двигаться в сторону пролива у Ясенской Переправы.

- А як же вы пидытэ протыв витра? – с нотками искреннего недоверия поинтересовался каневчанин, с чем в потаенных глубинах души готов был согласиться и я.

- А вот так и пойдем! - решительно ответил Юрий, лихо сталкивая лодку в воду.

Мне ничего не оставалось, как поспешить занять уже привычное место у шверта.

Шесть бесконечно долгих часов посреди лимана мы играли в кошки мышки с волнами. Из-за обширной мели не могли подойти близко к северному берегу, где волны были немного пониже. Уже в километре от него метровый шверт начинал скрести по песчаному дну, и нам ничего не оставалось, как разворачиваться и закладывать галс в самый центр кипящего бурунами лимана. Вспомнилось ощущение, испытанное еще в годы матроской молодости, когда приближающийся шторм вызывал тревогу и шальную радость одновременно. И было отчего так взбодриться. Пару раз крутым встречным волнам удалось «перепрыгнуть» через невысокий борт лодки, забросив внутрь несколько ведер воды. Ударяя с разбега в скулы бортов, буруны окатывали нас ежеминутно душем крупных брызг. Но, не обращая на них ни малейшего внимания, Бирюков уверенно встречал порывы встречного ветра и умело лавировал между волн. Мне же оставалось своевременно откренивать лодку и неустанно вычерпывать воду.

И вскоре мы вполне освоились с обстановкой, и с неким азартом стали встречать очередной девятый вал. Ведь если присмотреться, то волны своим характером и поведением во многом схожи с человеком. С палубы большого судна это не так заметно, а, находясь на уровне воды, когда можно буквально погладить рукой пенные гребни...

Вот перед тобой, во впадине среди волн, вдруг возникает небольшой бугорок. Он начинает быстро расти вверх и далеко вширь. Вот он превращается в покатый вал, который, вбирая в себя силу ветра, быстро увеличивается в размерах, обзаводится пенным гребнем. И вот уже крутая волна, широко раскрыв пасть, с азартным шипением готова на подвиги - всех проглотить, подбросить до небес, нет ей, кажется, преград! Но… проходит немного времени, и кучерявый гребень лысеет, волна горбится, оседает, а затем и вовсе проваливается в бездну между валами, чтобы дать импульс для появления и роста новой волны.

Как ни крути, все в природе создано по одному образу и подобию. И мы - люди неотъемлемая часть ее. Это, поверьте, понимаешь с особой силой, когда побываешь в тесных объятьях природных сил.

Изрядно измотанные мы, наконец, добрались до спасительного пролива. У нас уже не было ни душевных сил, ни физических возможностей обследовать бакланьи острова, обитатели которых большими стаями, словно напоказ, широко расправив черные перистые крылья, закладывали в вечернем небе плавные виражи. Вот так же, наверное, летали когда-то стаи птеродактилей, от которых бакланы - не сильно то ушли вперед.

Обойдя очередную огромную мель, мы вдоль кромки камышей со стороны Ясенской косы вошли в пролив. В отличие от заросшего морозовского бугаза, он, живописно изгибаясь, соединяет Бейсугский лиман с Азовским морем широким судоходным рукавом. С одной стороны пролива северная оконечность Ясенской косы, на другом, таком же низменном песчаном берегу, уютно разместился поселок Ясенская Переправа, за северной окраиной которого раскинулись обширные грязи Ханского озера. Видимо в здешних окрестностях когда-то в море впадала и степная речушка Ясени. Но стараниями людей она давно уже превращена в цепь запруд со стоячей водой. И о былом морском прошлом Ясеней напоминают теперь лишь поэтичные названия косы и поселка.

Встречный ветер не хотел униматься, но, как мы и ожидали, больших волн в проливе не было. Зато прибавилось не менее трудное для парусной лодки препятствие - сильное встречное течение. Морская вода мощным потоком текла в лиман. И это для здешних мест абсолютно нормальное явление. Ясенский пролив в Бейсугский лиман славится глубокими до десяти метров омутами, которые вымываются бурными переменчивыми течениями то с моря, то с лимана. А вечным двигателем их является ветер, сгоняющий воду то на восток длинного мелкого лимана, то на запад. Благодаря этому лиман по-настоящему дышит. Вот она разгадка, почему даже в самую жару на его мелководьях живая, насыщенная кислородом вода. Но как же беззащитен перед человеком даже самый крепкий природный механизм. Вот и Бейсугский лиман сегодня полноценно дышит, можно сказать, одной ноздрей. Другой его пролив у поселка Морозовского, как у гайморитного больного, забит гноем. Едва подает признаки жизни и Челбас.

Искусно лавируя Бирюков все-таки вывел сквозь стремительное течение наш парусник в море. Оставшийся за кормой поселок Ясенская переправа порадовал своим опрятным, можно сказать курортным видом. За последние годы здесь укрепили аккуратной насыпью из крупного камня песчаную набережную. На восточной окраине выросло множество элитных коттеджей. А на западе все так же стоят, хоть и изрядно потрепанные временем причалы, сооруженные сто лет назад для парома железнодорожной переправы. Из новшеств здесь пограничная вышка, которая после распада Советского Союза «украсила» пейзаж в месте выхода пролива в море.

Да, сегодня по некогда нашему внутреннему, сугубо мирному Азовскому морю проходит пограничный рубеж. С этим людям старшего поколения, наверное, в душе никогда не смириться. Но, главное, сейчас стало неизмеримо труднее решать нарастающие проблемы моря. А в нем, как и в лиманах, только в значительно больших масштабах зреют те же катастрофические процессы. Зарегулирование главных водных артерий – Дона и Кубани нарушило основу основ - режим морских течений. И уже несколько десятков лет, по сути, идет болезненное перерождение Азовского моря. И, как у тяжело больного человека, выпадают волосы, истончается кожа, появляются язвы, так и у Азовского моря, с каждым годом все больше размываются его чудесные песчаные косы, обрушиваются беззащитные берега, заиливаются и заболачиваются места обитания ценных рыб. Надвигающаяся экологическая катастрофа Азовского моря волнует каждого неравнодушного человека. Постоянно предлагаются различные способы спасения моря или хотя бы части его рыбного богатства. Например, методами искусственного разведения осетровых пород. Такой успешный опыт в советские годы уже был. Но, здравый смысл подсказывает, если не устранить первопричину, болезнь моря все равно будет прогрессировать. Бесполезно больного пичкать глюкозой и стимуляторами, когда его артерии забиты тромбами…

Прошу извинить за длинную сентенцию, но, как говорится, наболело. Надо было высказаться, ведь путешествие наше подходит к концу.

После энергичных, но не столь высоких, волн лимана, покатые валы морской зыби, нам показались почти океанскими. Ветер также неожиданно, как и начинался, в короткое время притих. Огромное красное солнце прилегло на идеально ровную кромку бескрайнего горизонта. В этот момент вдруг с особой силой пришло понимание, какой он, несмотря на свои десятки километров длины и ширины, все-таки маленький и уязвимый Бейсугский лиман. Как надо беречь и лелеять эту уникальную, бесценную жемчужину природы, подаренную нам счастливой судьбой.

Послесловие

Зеленый закатный луч, я, как ни старался в тот вечер, впрочем, как и всегда, не увидел. Но и без него был вполне счастлив походным ужином, быстро и мастерски приготовленным Юрием на костре. Ночь накрыла Ясенскую косу огромным, расшитым крупными сапфирами черно-бархатным куполом. Свет от звезд был такой яркий, что можно было разглядеть кружевную тень лесонасаждений на косе, закрывавших вдали восточную кромку горизонта. А с северо-запада через весь обширный залив бежали к нам по гладкой воде мерцающие дорожки огней на дальнем берегу залива, дугой убегающего на запад к станице Камышеватской.

Какие места – такие и названия – сплошная поэзия… Эх, красота-то какая!

Наутро мы с триумфом прошлись по морю вдоль всей Ясенской косы, приветствуя уверенными жестами бывалых мореходов тысячи людей, отдыхающих здесь дикарями со всех концов нашего края и страны.

Погода была превосходнейшая. Но именно это щедрое солнце и добило окончательно мои загоревшие до бордовой красноты ноги. Прикосновение к ним даже легкой материи вызывало чувства содрогания.

Но нет худа без добра. Дома, Елена - прекрасная, - любимая, заждавшаяся жена, с особой заботой встретила мужа. На мои вспухшие от солнечных ожогов колени она пожертвовала полбанки своего импортного питательного крема. Это дорогого стоит. Под заботливыми руками боль притихла и вскоре прошла.

А я, в очередной раз, проклиная себя за то, что беспечно надел в дальний поход короткие шорты вместо того, чтобы максимально защититься от жгучего солнца, окончательно понял, как глупо и беспомощно выглядит человек, самонадеянно пренебрегающий суровыми, но непреложными законами природы. Это же все равно, что стрелять в самого себя, мы ведь сами неотъемлемая часть природы…

Олег Ефименко, 2007-2008 г.

ПОСЛАНИЕ ЧЕРЕЗ ВЕКА

(Записка братьев Варваровых. Стиль и орфография оригинала в целом сохранены.)

Письмо и приписка были обернуты обрывком газеты, заполненной всевозможными объявлениями и рекламами товаров и услуг. Бутылка с посланием братьев Варваровых и зернами, запечатанная пробкой и облитая смолой, пролежала на дне лимана более шестидесяти лет. Видимо за это время сырость сумела оказать губительное воздействие на сильно подопревшие зерна. Бумага письма и газеты окрасилась от красно коричневых чернил в розоватый цвет, некоторые буквы почти растворились, но в целом этот замечательный исторический документ донес до нас в первозданном виде дух того времени, когда русским умельцам уже были по плечу самые грандиозные задачи, Россия на полных парах выходила на передовые позиции в мире, и в тоже время в воздухе уже витало предчувствие каких-то катастрофических перемен.

И они не заставили себя ждать…

Тем более, нам, сегодня, надо всемерно сберегать то, что нам досталось от великих предков, возрождать и двигаться дальше.