История эта произошла на заре моей молодости, когда рыбы в Азовском и Черном морях было столько, что на промысел ее выходили сотни сейнеров из всех приморских городов и поселков. Только в Приморско-Ахтарске в боевом строю экспедиционного флота рыбколхозов было полтора десятка средних черноморских сейнеров, для краткости звавшихся «эсчеэсами». Одиннадцать человек команды такого сейнера, вооружившись кошельковыми неводами и тралами, зимой и летом гонялись за тюлькой, килькой, азовской и черноморской хамсой, вылавливая в год до полутора тысяч тонн рыбы – считай, по два железнодорожных вагона на брата. Мелкая, но жирная, вкусная рыбка, в буквальном смысле, текла рекой в трюмы сейнеров, когда ее выкачивали рыбонасосами из неводов. Эх, золотые были времена. Хоть и приходилось порой падать от усталости, но, устроившись после рыбтехникума на эсчеэс, я, уже через несколько месяцев смог, не напрягаясь, купить себе дорогой мотоцикл. Сейчас его изношенные останки ржавеют рядом с отцовским гаражом. А тогда это был шик.

Впрочем, рассказ совсем о другом…

Самые горячие и заработные деньки у экипажей сейнеров в те времена были осенью, во время хода азовской хамсы, и зимой, до и после ледостава, на лове тюльки в Азовском море. А когда наше море окончательно замерзало, вся армада сейнеров устремлялась к грузинским берегам, где зимой большими косяками скапливалась черноморская хамса. В отличие от своей азовской родственницы черноморка и мельче, и в сто крат худее. Мы между собой ее так и звали «солома». В основном она шла на корм курам-бройлерам и скоту, поэтому стоила дешево. Но запасы этой «соломы» были такие, что за путину можно было прекрасно заработать и на ней.

Особенностью черноморской хамсы было и то, что ловилась она только ночью. Стоило посереть утреннему небосклону, как огромные косяки буквально растворялись в воде, и можно было смело идти в порт и со спокойной совестью загорать до очередного заката солнца…

В ту ночь мы не успели с ремонтом невода и вышли на промысел уже под утро. Естественно, оказались в пролове. Выбрав из воды огромную «мочалку» мелкоячеистого невода длиной в полкилометра и высотой сто двадцать метров, мы нацедили лишь пару тонн «соломы», в то время, как удачливые сейнеры взяли по пятьдесят-сто тонн рыбы.

Понуро притащившись в порту Поти к причалу, где принимали улов, мы увидели огромную очередь набитых под завязку эсчеэсов. Терять время в очереди из-за двух тонн не имело смысла, выкачать за борт улов совесть не позволяла. Решили отдать ставшую обузой хамсу на старую ржавую самоходную баржу, которая, как мы видели ранее, частенько принимала рыбу у местных грузинских сейнеров в дальнем углу гавани.

- Слющай! Куда ти прёщь! – первое, что мы услышали от капитана баржи, когда сходу попытались к ней пришвартоваться. – Здэсь стоянка запрэщена!

На удивление маленького роста, метра полтора с кепкой, капитан баржи свой ощутимый недостаток сантиметров с лихвой компенсировал подвижностью и грозными эмоциями.

- Да мы рыбу хотим вам отдать, - сразу же попытался объяснить наш капитан.

- Какой риба?! Нэ нужьна мнэ твоя риба, уходы! Кому сказал?!

- Да мы, так, задаром хотим отдать…

- Задаром!?

Это слово стало магическим. Грозного грузинского «наполеона» как будто подменили. Тот же час на его зов из неведомых щелей ржавой посудины появилась команда. Нас надежно пришвартовали. Включив насос, мы за пять минут плюхнули злосчастные две тонны «соломы» прямо на палубу баржи. Почти мгновенно, обретшие необычайную проворность ее матросы, рассовали хамсу по мешкам, ящикам и, Бог знает, еще каким подручным посудинам, и увезли в неизвестном направлении.

- Рэбята, ви сдэлали нам харащо, мы вам сделаем харащо! - обратился к нам после того, как все было закончено, радостно жестикулирущий всем телом, подвижный, словно ртуть, капитан баржи. – Нэ уходытэ никуда, стойтэ здесь своим судном хоть до утра!

А нам того и надо было. Днем в порту у причала отыскать свободное место трудно. А за оставшееся время необходимо было еще оборудовать сетчатый конус для лова черноморской ставридки на свет.

Погода для февраля была просто сказочной. Ласковое солнышко, теплый южный ветерок, хоть раздевайся да сигай в прозрачную как слеза черноморскую воду, от которой веяло пронзительной бодростью. Работа спорилась.

Между тем стали возвращаться на баржу ее рыбные гонцы. И каждый нес в руках, кто увесистые четверти с вином, кто пакеты с какой-то снедью. Ну, думаем, действительно нашим соседям сегодня будет хорошо. Но, оказалось, что угощение было приготовлено и для нас…

- Рэбята, давайтэ, попробуйтэ настоящего грузинского вина, ви такого вина нэ пробовали и нэ попробуетэ никогда болше! - все в той же энергичной манере обратился к нам капитан баржи.

- Да не… Ну нам еще надо конус срочно доделать… - начали было мы, устремив пытливые взоры на своего капитана… На промысле был неписаный закон: сначала дело - культурная программа потом.

– Николаич, неудобно отказываться, может ты пойдешь спробанешь, может, действительно стоящее вино, - авторитетно разрядил ситуацию старший механик, которого все по морской традиции, и по заслугам возраста звали «дедом».