1. Структурные изменения в социально-экономической сфере
во второй половине XIX в.

Для более ясного понимания произошедших изменений в Кубанской области во второй половине XIX в., необходимо бегло обрисовать социально-экономическое положение казачьих областей накануне создания Кубанского казачьего войска.

Специфика региона заключалась в особенностях землевладения, отсутствия свободной рабочей силы, занятостью значительной части населения долгосрочной военной службой.

Накануне объединения численность казачьего населения КЛКВ приблизительно равнялась 300 тыс. душ обоего пола, ЧКВ – около 180 тыс. человек. При этом количество не казачьего населения, как на Линии, так и в пределах войска Черноморского было крайне невелико – 2,2% и 1,5% соответственно.[1]

Практически на протяжении всей первой половины XIX в. в пределах Черномории имелись значительные площади свободной земли. Уже при переселении казачья старшина начала захватывать земельные участки, которые, несмотря на отсутствие юридически закрепленной частной собственности на землю, фактически находились в собственности войсковых старшин. Ф.А. Щербина отмечал, что «Порядок общей пользы», а именно пункт 23 о выдаче «открытых листов», положил начало захвату старшиной земли в ЧКВ.[2] В дальнейшем этот способ землепользования, охарактеризованный В.Н. Ратушняком как «захватный», утвердился. Но наличие огромных территорий не приводило к каким либо осложнениям в вопросах землепользования. Обычной практикой было выселение зажиточного казака на хутор и использование, в меру возможностей, окрестной земли, не захваченной уже кем-либо. В дальнейшем произошло законодательное закрепление права пользования землей. По положению 1842 г. офицерам полагалось от 400 до 1500 десятин, нижним чинам по 30 десятин. На самом деле к тому времени черноморские дворяне и духовенство владело гораздо большими участками.[3]

Однако интенсивное использование захваченных земель было невозможно. Во-первых, на Кубани было довольно слабо развито крепостное владение крестьянами. В Черномории, например, процент крепостных крестьян по отношению к казачьему населению в период с 1810 по 1859 гг. колебался в пределах 0,5-1,5%.[4] Также на землях Черномории было запрещено селиться лицам не казачьего сословия, что приводило к отсутствию потенциальной наемной рабочей силы. Все это было одной из важнейших причин того, что в хозяйствах казаков, даже зажиточных, земледелие было крайне слабо развито в дореформенный период. В Черномории из пригодных под пашню 2 млн. десятин в 1859 г. Использовалось 404.000 дес., или 18%.[5]

Следует отметить, что организационной формой хозяйствования в Черномории было поселение на хутора, что было возможно при наличии свободных земель. Причем если у линейцев в 1951 г. насчитывалось 45 станиц, 127 хуторов и 203 зимовника, то в Черномории на 1859 г. станиц числилось 63, поселков – 9, зимовников – 86, а хуторов 3186.[6] К середине века свободной земли стало не хватать, и зажиточные казаки стали захватывать казачьи куренные земли. К 1 янв. 1861 г. в ККВ числилось: городов – 1; станиц – 152; «населков» - 8; хуторов – 3454; крепостей – 3; зимовников – 344; всего 3962 населенных пункта.[7] Число всех населенных пунктов войска увеличилось по сравнению с 1860 г. на 421, из них станиц – 89 или 21,1%, хуторов – 69 или 16,4%, зимовников – 261 или 62%. Как видно, экспансия «хуторян» активно продолжалась и после создания ККВ. Захваты земель приняли столь значительные масштабы, что войсковые власти вынуждены были в 1868 г. циркулярным предписанием запретить выселение на хутора в связи с предстоящими межевыми работами.[8]

Значительную часть времени казаки Черноморского казачьего войска проводили на службе – охране кордонов, военных экспедициях. Естественно, что занятие земледелием требовало правильного севооборота, определенной последовательности агрономических мероприятий, то есть присутствия земледельца. А поскольку казаки не имели возможности присутствовать круглогодично, или выходить на службу в удобное для себя время – то основной отраслью сельского хозяйства Черномории было экстенсивное скотоводство.

Динамика роста численности скота в Черномории выглядит следующим образом: в 1804 г. в войске было 16.6 тыс. лошадей, крупного рогатого скота – 43,1 тыс., овец – 156,2 тыс. В 1859 г. поголовье лошадей равнялось 47, 3 тыс., крупного рогатого скота – 197,1 тыс., овец – 470,4 тыс.[9]

Следует отметить, что положение значительной части казаков и офицеров в Черномории и на Линии было весьма плачевное. В 1855 г. генерал-адъютант Хомутов (наказной атаман Донского войска) составил записку о Черномории, в которой указывал чрезвычайную бедность Черномории, войскового города, отсутствие зданий и ужасную грязь.[10] При этом автор указывал на крайнюю скудость содержания офицеров войска, которые за редким исключением бедны.[11]

Сходные мысли высказывал главнокомандующий Кавказской армией в том же 1855 г. при обсуждении вопроса о назначении пенсий и пособий гражданским чиновникам из казачьего сословия. В КЛКВ крайне малы земельные наделы, дефицит земли около миллиона десятин. Офицеры, находясь на службе, не могут извлечь выгоды даже из своих малых наделов, а, увольняясь, остаются совсем без средств к существованию. Говоря же о свободных землях, главком писал: «Так в обоих казачьих войсках на Кавказе… по особому положению их на рубеже враждебных нам народов, хозяйственный быт казаков не может не может находиться в цветущем состоянии, постоянная тревожная жизнь и беспрестанная служба отвлекают руки от труда производительного и оставляют в пусте обширные пространства».[12]

Помимо этого, как отмечал кн. А.И. Барятинский, у казаков не было стимулов к более продуктивному использованию земель – без права частной собственности офицеры не уверены в завтрашнем дне, потому капитальных строений не ставят, занимаются скотоводством.[13]

Что касается промышленности, то в основном оно носило кустарный характер. В 1857 г. число кустарных предприятий в Черномории равнялось 201. Естественно, что в каждой станице имелись свои кузнецы, плотники, столяры и пр. Крупные промышленные предприятия в основном были связаны с рыбным промыслом, скотоводством и обмолотом зерна. В Черномории заводы в основном сосредотачивались в городах – в 1850 г. их насчитывалось: 5 салотопенных, 27 кожевенных, 67 маслобойных, 42 кирпичных, 3 гончарных, 1 пивоваренный.[14]

Структура хозяйства Черномории прослеживается в том числе и по структуре доходов и расходов войскового капитала. Из общего дохода 631.714 руб. 28 коп. и расходов в 613.635 руб., статьи распределялись следующим образом:

Таблица 3. 1. 1.
Доходы войскового капитала ЧКВ.[15]

Таблица 3.1. 2.
Расходы войскового капитала ЧКВ.[16]

Как видно из таблицы, важнейшими статьями расходов войскового капитала было содержание внутреннего управления и администраций, содержание кордонов и постов. На благотворительные цели войско тратило чуть более 7%, что в процентном отношении довольно много.

Бюджет войска в основном складывались из доходов с продажи вина и процентов с войскового капитала. Выводы Ф.А.Щербины о преобладающем значении винной монополии в финансовой жизни войска очень точны.[17] Доходы от промышленности и торговли крайне не велики.

Таким образом, практически все хозяйство Черномории – и казачье и войсковое, развивалось экстенсивным путем, что обуславливалось объективными причинами: занятостью значительной части казачьего населения на военной службе, отсутствию наемной рабочей силы, возможностью для казачьей старшины захватывать значительные земельные участки и получать прибыль за счет расширения эксплуатируемых земель. В.Н. Ратушняк отмечает в данной связи, что господство заимочной формы землепользования обуславливалось многоземельем и низким уровнем развития производительных сил, поэтому примитивное выгонное скотоводство доминировало над всеми остальными отраслями сельского хозяйства.[18] Вплоть до 1862 г. зажиточность казачьего хозяйства определялась наличием скота. Житель войска считался богатым, если имел рогатого скота от 36 до 100 голов, лошадей от 13 до 100, овец от 167 до 1000, свиней от 10 до 24. Среднего достатка хозяйство считалось при наличии рогатого скота от 14 до 30 голов, лошадей от 5 до 113, овец от 41 до 190, свиней от 4 до 8. И бедным хозяйство сталось при наличии рогатого скота от 1 до 4 голов, лошадей от 1 до 2, овец от 1 до 20, свиней от 1 до 2. Однако были хозяйства и вовсе без скота.[19]

Войсковой капитал складывался практически исключительно за счет винной монополии, процентной ставки, рыбного промысла, пошлин за вывозимый скот и платы за аренду пастбищ, пошлин с торговли. Однако совокупный доход от последних трех статей не превышал 5%. Таким образом, можно сделать вывод о низком уровне развития этих отраслей хозяйства. Следует отметить, что объяснение А.С.Собриевского упадка торгового дела в Черномории, в отличие от Линии, психологическими особенностями и «традицией Запорожья» выглядит несколько наивно.[20] Скорее дело было в том, что весьма немногие желающие торговать имели необходимый капитал в 1.500 руб.

Если в центральной России была возможность эксплуатации крепостного труда и это сдерживало интенсификацию производства,[21] то в казачьих районах Северного Кавказа сдерживающими факторами было коллективное землевладение, военная служба, бедность офицерства, отсутствие свободного населения и капиталов.

В пореформенный период произошли значительные структурные изменения. В первую очередь, следует остановиться на социальных процессах, происходящих в 1860-1890-е гг. в Кубанском казачьем войске.

Численность казачьего населения в пореформенный период возрастала постоянно. Источники пополнения были следующие: зачисление в состав сословия лиц «постороннего звания», переселение в Закубанье казаков других войск и солдат, браки между лицами казачьего и не казачьего сословия.

Зачисление в состав войскового сословия было обычной практикой. Особенно интенсивно этот процесс протекал в связи с заселением Закубанья. Как видно из рапортов командиров 6-ой и 7-ой бригад 1861 г., к ним обращались крестьяне Екатеринославской, Воронежской, Курской губерний с просьбами о зачислении навечно с потомством в казачье сословие с водворением в одной из новых станиц. Обычно к коллективному прошению прилагались расписка о добровольном желании зачисления, отзывы Палаты государственных имуществ губернии выхода со сведениями о недоимках и копии ревизских сказок. Также необходимым было представить приговоры о согласии на водворение станичных обществ.[22] В целях облегчения вызова семей переселенцев на новые места, было высочайше позволено наказному атаману войска лично входить с представлениями по данным вопросам к губернским правлениям и Палатам государственных имуществ.[23]

Желающих переселиться на Кубань с зачислением в казачье сословие было настолько много, что в 1865 г. было принято решение о приостановлении зачисления лиц всех сословий в состав войска, кроме тех, чьи просьбы уже приняты к рассмотрению.[24] В 1869 г. право зачисления лиц не казачьего сословия в состав войска было передано на усмотрение местного Кавказского начальства, причем оговаривалось, что производить зачисление можно только по «очень уважительным причинам». Если желающий зачислиться в состав войскового сословия имел гражданские или военные чины, то его зачисление могло осуществиться только с разрешения военного министра.[25]

В 1865 г. было принято решение об устройстве беспаспортных людей в пределах войска. Тех из них, кто явился бы добровольно в течение 3-х месяцев, предполагалось либо отправить на прежнее место жительства, либо зачислить с потомством в состав войска с водворением на северо-восточном берегу Черного моря. При этом не имеющих семей – водворять немедленно, с семьями – с разрешения сельских обществ.[26] Официальная статистика по таким людям невелика. К примеру в станицах округа 6-ой бригады за сентябрьскую треть 1860 г. насчитывалось 163 человека (предположительно реальная численность было на 60-80 чел. больше), в том числе люди по временным паспортам, по указу об отставке, по бессрочным билетам. В округе 4-ой бригады число таких лиц достигало 273, в том числе 6 калмыков.[27]

Одним из самых мощных потоков пополнения численности ККВ было организованное зачисление в состав войска переселенцев в Закубанье. Согласно проекту, планировалось переселить от Азовского казачьего войска (далее – АКВ) 8 офицерских и 800 семей казаков; от Донского войска – 1.200 семей; семей малороссийских крестьян и казаков – 2000; нижних чинов Кавказской армии – 600 семей. При этом число семей от АКВ планировалось либо увеличить, либо переселить все войско.[28]

Азовское казачье войско составляли около 5000 запорожцев, перешедших за Дунай. Поселены они были на западной стороне Азова между Бердянском и Мариуполем. После войны 1828 г. по проекту адмирала М.П. Лазарева на азовских казаков была возложена задача охраны черноморского побережья от контрабандистов.[29]

На протяжении длительного времени разрабатывались проекты переселения азовцев. В 1830-е гг. – проект Раевского о создании войска береговых казаков. Вопрос о переселении возбудил военный министр граф Чернышев в 1843 г., однако азовские казаки не захотели переселяться и государь, с целью избежать дробления войска не дал хода проекту. В 1844 г. начальник Черноморской береговой линии представил проект переселения азовцев в р-он Анапы с наименованием Закубанским войском. Проект отложили сначала временно, затем совсем. Тот же вопрос вновь возбуждался в 1851 г., после Крымской войны в мае 1857 г., то есть вопрос переселения был вопросом времени. К тому же «правительство находило неуместным поселение Азовского казачьего войска внутри империи».[30]

Весной 1862 г. прибыла первая партия переселенцев АКВ на Кубань в составе 206 семей. Расселили их в ст. Новороссийской, Анапской, Благовещенской и Анапском поселке. В 1863 г. переселились 5 офицерских семей и 504 казачьих. В 1864 г. – 339 семей.[31]

11 октября 1865 г. Азовское казачье войско было упразднено, с причислением оставшегося числа офицерского состава к дворянству Екатеринославской губернии, урядников и казаков к сословию крестьян-собственников.[32] При этом 29 семей изъявили желание переселиться на Кавказ.

Всего при заселении западных предгорий главного Кавказского хребта в период с 1861 по 1864 годы переселилось: от Терского войска 51 семья (0,35%), от Донского – 1008 (8%), от Азовского – 1051 (8%), от Оренбургского – 425 (2,95%), от Уральского – 83 (0,59%), нижних чинов Кавказской армии – 1014 (8%), охотников разных сословий – 651 (4,52%), государственных крестьян – 1338 (9,29%), других переселенцев – 288 (2%). В 1865 г. еще переселилось 1500 семей.[33]

Помимо прямого зачисления в казачье сословие, пополнение казачьего населения происходило за счет зачисления вступивших в брак с казаками иногородних женщин. Надо отметить, что с последней трети XIX в. приток в состав казачьего сословия был незначительным. В 1908 г. число зачисленных в казачье сословие равнялось 4618 чел., что составляло 0,4% от численности казачьего населения области. В 1909 г. это число равнялось 5015 чел. В том числе женщин, вступивших в брак с казаками в 1908 г. – 2804, в 1909 г. – 3219.[34]

Таким образом, можно сделать вывод, что после заселения Закубанья доступ лицам других сословий в состав войска был ограничен, около 0,5% ежегодно от общей численности казачьего населения, однако не прекращался никогда.

Необходимо сказать несколько слов о политике по отношению к казачьему дворянству в рассматриваемый период. По данным на 1 янв. 1862 г. в Кубанском войске числилось потомственных дворян обоего пола – 2103, в том числе владельцев крепостных людей с землей – 11, без земли – 2336. Личных дворян насчитывалось 2336.[35] К 1876 г. дворян потомственных насчитывалось 3901 об п., личных – 5103 об. п.[36] К 1 янв. 1882 г. число потомственных дворян равнялось 4637 душ об п., личных – 4887.[37] К 1897 г. – 8.185 и 6.340 соответственно.[38] То есть, численность дворянского сословия в войске росла, несмотря на приостановление производства в дворянское звание по высочайшему манифесту 1856 г. Обычно, зачисление происходило на основании личных прошений. К примеру, казак 8-го конного полка Степан Перекрест – сын отставного полковника, указывал в прошении, что он законный сын своего отца, получившего обер-офицерский чин после уравнения чинов войска с чинами армии в 1802 г., и до высочайшего манифеста 9 дек. 1856 г., поэтому на основании Свода военных постановлений часть 2 кн. 1, 3-го примечания в ст. 1608 его следует «показывать по спискам из дворян».[39]

В 1861 г. были рассмотрены прошения казаков 4-го полка Михаила Белого, 8-го полка Григория Магана, казака 2-го эскадрона лейб-гвардейского Черноморского казачьего дивизиона Григория Шуть, 5-й бригады Виктора Булавинова, а всего 23 человека. При этом, например, казаку 4-й бригады Алексею Ткачеву было отказано в утверждении в дворянском звании, поскольку родился он, когда его отец находился в чине сотника. То же самое произошло с Михаилом Камышаном. А, например, бомбардиру 12-й конно-артиллерийской бригады Марку Заводовскому было отказано по указу Сената, поскольку он не приложил к прошению копий необходимых документов и не указал места жительства.[40]

Несмотря на меры по замедлению роста численности войсковых дворян, правительство принимало решения, прямо свидетельствующие о проведении узкосословной политики в отношении дворянства. Но в основном эти решения касались материального обеспечения, в первую очередь через наделение офицеров земельными участками в потомственную частную собственность (об этом ниже) и получении материальной помощи.

Обычной практикой было назначение пособий и пенсий. Выше указывалось, что, по данным И.Д. Попки, на эти цели в ЧКВ расходовалось до 10.000 руб. В 1865 г. было принято решение об изменении порядка назначения пенсий и пособий беднейшим офицерам ККВ и их семьям, вдовам. Если ранее пособия назначались из процентов с капитала общественного призрения, то теперь войсковому начальству было предоставлено право вносить в смету специальные суммы на эти цели. В 1865 г. на пенсии и пособия было отчислено 10.000 руб.[41] Насколько велика была эта сумма, можно понять исходя из стоимости скота. В 1862 г. казачья лошадь стоила 34 руб. 66 коп.; лошадь конского завода – 55 руб.; овца – 2 руб. 93 коп.; свинья – 4 руб. 43 коп.[42] Таким образом, если общее число дворян в 1862 г. равнялось 4.439 душ об. п., то на каждого из выделенных средств приходилось примерно по 2 руб. 25 коп. Естественно, что число нуждающихся в пособии было значительно ниже, а пособия - выше.

В 1880 г. были утверждены правила выдачи ссуд из войскового капитала жителям войска. Ежегодно на эти цели предполагалось вносить 25.000 руб. Беспроцентные ссуды выдавались пострадавшим от стихийных бедствий, для общественных нужд станицам, для покупки снаряжения при выходе на службу. При этом размер ссуды для офицеров не должен был превышать размера годового жалованья, дли нижних чинов – не более 75 руб. Условия выплаты ссуды были довольно жесткими.[43] В циркуляре Кубанского областного правления 1888 г. № 1488 специально разъяснялось, что преимущественным правом на получение ссуд пользуются вдовы и сироты привилегированных сословий ККВ.[44] Таким образом, для рядового казачества получение ссуды было проблематичным и в конечном итоге могло в случае форс-мажорных обстоятельств привести к принудительной продаже имущества для погашения долга.

По другим вопросам выделить особую «дворянскую» направленность в социальной политике не представляется возможным. Конечно, за дворянством оставался естественный приоритет, но не более того. Рассмотрим, например, образование и право выхода из войскового сословия.

Начальное образование было всегда развито в Черномории. Но лишь в получении более качественного образования приоритет был за дворянами. Представление о количестве учащихся детей области в учебных заведениях дает следующая таблица.

Таблица 3. 1. 3.
Сведения о числе детей в области, обучающихся в учебных заведениях
за 1861-1862 гг.[45]

Данные таблицы свидетельствуют, что в сер. XIX в. количество дворянских детей, получающих образование, было примерно в 5,3 раза меньше, чем количество обучающихся детей казаков. Однако качество образования дворянских детей было несравненно выше, чем в гимназиях и училищах области. Пока не удалось обнаружить сведений об обучении детей рядовых казаков в тех учебных заведениях, где обучались дворянские отпрыски, а именно в 1-ом Московском, Новгородском графа Аракчеева, Михайловском Воронежском кадетских корпусах, Императорском Харьковском университете и т.п. Естественно, что детям рядовых казаков получить такое образование было практически невозможно, за исключением использования войсковых квот на обучение в российских учебных заведениях. К тому же, судя по цифрам, дворяне не стремились получать начальное образование в училищах и гимназиях области, видимо предпочитая домашнее обучение. Таким образом, можно с достаточной долей уверенности констатировать, что получение начального образования не было прерогативой дворянства. Напротив, в получении высшего образования приоритет оставался за дворянами ККВ.

Также в последней трети XIX в. произошли существенные изменения, заключающиеся в даровании права выхода из войскового сословия. Уже в 1862 г. по Положению о заселении предгорий западной части Кавказского хребта предполагалось продавать земли в частную собственность, оставшиеся в станицах по выселению, преимущественно лицам казачьего звания.[46] В случае приобретения указанных земель лицами казачьего звания (офицерами с потомственным дворянством – не менее 200 дес.; с личным дворянством – не менее 60 дес.; урядникам и казакам – не менее 50 дес.) после 22 лет выслуги или отставки по увечью – им даровалось право выхода из казачьего сословия. Потомственным дворянам без ограничений. Личным дворянам – с женами и дочерьми, сыновьями, родившимися после 22-летней выслуги. Остальные сыновья должны были оставаться в составе войскового сословия до выслуги установленного срока или отставки. То же самое касалось урядников и казаков.[47]

В 1869 г. на генералов, штаб- и обер-офицеров распространились общеармейские правила выхода в отставку. Перечисленные лица получили право поступления на службу вне своих войск, право перечисления из одного войска в другое и право выхода из казачьего сословия. При этом права эти распространялись на всех войсковых граждан, отставных урядников и казаков и всех лиц м.п., не состоящих в служилом разряде. В случае нахождения в служилом разряде – указанные права распространялись только при производстве в офицеры или по увольнению в отставку. Однако сыновья лиц, воспользовавшихся указанными правами, по достижению 19-летнеого возраста обязаны были возвратиться в станицы для жеребьевки по выходу на службу.[48]

В 1883 г. право на службу вне войска, выхода из сословия распространили на лиц, числящихся в служилом разряде. Но только в том случае, если во всех разрядах войска оставалось достаточное число нижних чинов для исполнения лежащих на войске обязанностей.[49] Но порядок перехода в другое войско или совершенного выхода из казачьего сословия несколько усложнялся. Кандидат должен был быть не менее 17 лет от роду, отказаться от права пользования землями станичного юрта, уплатить стоимость всех причитающихся повинностей, не состоять под следствием и судом, обеспечить выход на службу своих детей и родственников, предоставить согласие родителей (если проживает с ними) и приемный приговор того общества, в которое намерен вступить.[50] П.П. Матющенко отмечал, что принятые ограничения фактически сводили на нет «фарисейскую формулировку «о беспрепятственности выхода», объявленную законом от 29 апреля 1869 г.»[51]

Несмотря на указанные сложности, следует констатировать, что приоритетного права выхода из казачьего сословия у дворян не было. Конечно, механизм использования предоставляемых прав для дворянства был несравненно более легким, особенно после распространения общеармейских правил выхода в отставку, но право выхода сохранялось и для рядового казачества.

Одним из важнейших факторов, качественно изменивших социальный состав населения области, стал приток иногородних. Отмена крепостного права в России привела к значительным миграциям населения во второй половине XIX – начале XX вв. Начало массовому притоку иногороднего населения в Кубанскую область положил указ от 29 апр. 1868 г. «О дозволении русским подданным не войскового сословия селиться и приобретать собственность в землях казачьих войск».[52] В соответствии с документом, лица не казачьего звания получили право приобретения земли в постоянное пользование с уплатой посаженной платы (5 коп. за сажень), право пользования общественными выгонами для скота.

Помимо права покупки земли с уплатой посаженной платы, практиковалась передача земель в потомственную частную собственность без посаженной платы. В 1870 г. тем, кто владел недвижимой собственностью в прилегающей к пристани ст. Таманской местности, между крепостями Турецкой и Фанагорийской вглубь на одну версту, приобретенной у переселенцев в Закубанье или через женитьбу на казачках-вдовах и девицах – даровалось право полной потомственной собственности на землю под усадьбами без пошлин.[53]

Численность иногороднего населения в Кубанской области постоянно росла. В процентном соотношении динамика увеличения доли не казачьего населения области выглядела так: в 1878 г. – 17,8%; в 1880 г. – 43,8%; в 1890 г. – 38,7%; в 1897 г. – 56,8%.[54] Таким образом, феодальную военно-казачью колонизацию, контролируемую и организуемую правительством, сменил стихийный крестьянский переселенческий процесс. Абсолютное большинство переселенцев из других районов России в Кубанской области осели в сельской местности. По подсчетам В.Н. Ратушняка, % неместных уроженцев в сельской местности Кубанской области в 1897 г. был равен 31,5%.[55]

Оценивая социальные процессы в Кубанской области можно сказать следующее. Во второй половине XIX в. предпринимались меры по сокращению притока лиц не казачьего звания в состав войска. Несмотря на это, увеличение казачьего сословия зачислением продолжался постоянно за счет зачисления казаков других войск, крестьян и нижних чинов Кавказской армии при заселении Закубанья; зачисления по усмотрению местного начальства лиц, могущих «принести пользу казачьему обществу»; женщин-иногородних, вышедших замуж за казаков.

Можно отметить прирост дворянства в составе войска, но незначительный. В отношении права получения образования, прав выхода из сословия, войсковые дворяне пользовались определенными преимуществами, отличающимися скорее количественно, нежели качественно.

Во второй половине XIX в. происходит качественное изменение состава населения области за счет иногороднего населения. Источник для массового переселенческого процесса обеспечила отмена крепостного права. Важнейшую роль в процессе крестьянской колонизации Кубани сыграл закон 1868 г., разрешавший лицам постороннего звания приобретать недвижимую собственность без согласия войскового начальства. В итоге к концу XIX столетия более трети населения области составляли лица не казачьего звания, причем абсолютное, подавляющее большинство из них осели в сельской местности.

В связи с социальными изменениями следует рассмотреть структурные изменения в казачьем землевладении, как следствие – изменения в структуре экономики области и влиянии этих факторов на казачье хозяйство.

До второй половины XIX в. в законодательстве не было исключений в отношении земельного надела для казаков, определяемого в 30 дес. на душу. На практике оказалось, что уже на первых этапах существования ЧКВ в руки зажиточной верхушки попали значительно большие участки земли, чем даже офицерские наделы по положениям о ЧКВ и КЛКВ (в зависимости от чина от 200 до 1.500 дес.). Поэтому, естественно, важнейшей задачей было упорядочение казачьего землевладения и размежевания земель.

М.И. Венюков, прибывший на Кавказ в конце 1861 г., весьма саркастично описывал черноморских старшин, высмеивая их обширные земли, занятые «самохватом», и неумение ими распорядиться. При этом автор упоминает записку некого офицера из г. Ставрополя (видимо, из 19-ой пехотной дивизии), в которой этот офицер предлагает обмежевать земли 93 черноморских дворян, подавших прошении гр. Н.И. Евдокимову (см. «Главу 1»). Предложение это Н.И. Евдокимов отклонил.[56]

Следует отметить, что казачье землевладение в части российского общества вызывало негативную реакцию. В сент. 1867 г. в газете «Одесский вестник» была помещена заметка по поводу размежевания казачьих земель. Статья не была подписана, следовательно, выражала мнение редакции. Автор указывал на странный парадокс - при наличии богатейших земель на Кубани нет ни малейшего свободного «клочка» на продажу, и земля эта используется крайне непродуктивно. Причины просты: «особенно щедрый надел земли и как последствие того – малолюдство, а главное, неосуществление до сих пор обмежевания».[57] Автор указывает, что 30-десятинный надел приведет к тому, что и самим казакам скоро земли станет не хватать (что уже произошло – А.М.), не говоря о продаже «остатков». Опыт подсказывает, что при занятии хлебопашеством даже 5 дес. одному хозяину обработать сложно. Для успешного ведения хозяйства достаточно по 2 дес. на одного жителя. Таким образом, необходимо проведение скорейшего размежевания для определения прав собственности, как следствие - развития аренды, более продуктивное использование кубанских земель.[58]

Надо отметить, что уже в 1858 г. земли в Черномории для наделения казаков 30-десятинным наделом не хватало, поэтому решено было уменьшить размер надела и включить в состав «удобной земли» 1/3 часть солончаков и камышей. В 1864 г. приступили к таксации земель бывшего ЧКВ. Общее количество земель бывшего ЧКВ определялось в 2.410.486 дес. удобной земли. То есть при населении 85.311 душ м.п. приходилось по 24 ½ дес. на душу. В действительности ситуация была иной – душевой надел колебался от 3 до 128 дес.[59]

В землях бывшего КЛКВ в некоторых станицах ситуация также была плачевной. В рапорте к исполняющему обязанности наказного атамана КЛКВ генералу Попандопуло командир 2-ой бригады подполковник Демидовский указывал, что ст. Некрасовской, Новолабинской, Тенгинской, Воздвиженской малоземелье достигло таких размеров, что при размежевании межа ст. Некрасовской пройдет по палисаду ст. Новолабинской, а межа ст. Новолабинской – по палисаду ст. Тенгинской и т.д.[60] Наделить же станицы дополнительными наделами не было возможности, так как земли 2-ой бригады к тому моменту все еще были не размежеваны.[61]

На момент создания ККВ численность казачьего населения равнялась 213.624 душам; численность генералов, штаб- и обер-офицеров – 1.381. Из расчета по 25 дес. на душу земли в наделы казакам необходимо 5.340.600 дес.; в наделы офицерам и чиновникам по норме – 321.200 дес.; для вдов и сирот необходимо – 25.00 дес.; для станичных причтов – 42.900 дес. всего же необходимо земли – 5. 720. 700 дес. В наличии было всего 7.132.509 дес., в том числе удобной – 6.123.341 дес. таким образом, даже после наделения всех необходимым наделом, оставался запас в размере 393.641 дес. удобной земли.[62] Совершенно очевидно, что размежевание земель необходимо было провести в кратчайшие сроки.

В 1869 г. 21 апр. был принят закон о поземельном устройстве в казачьих войсках. Этот законодательный акт позволял увеличивать или уменьшать 30-десятинный надел в зависимости от качества земли.[63] Фактически, это было начало законодательного оформления уменьшения казачьего надела. Уже 26 апр. того же года последовал закон о размежевании трех округов Черномории. Вместо 30 дес., закон предполагал наделение землей в зависимости от качества земель, разделенных на 5 категорий, наделами в размере 16 – 17,5 – 21,5 – 26 – 30 десятин. Проект размежевания, учитывая пожелания казаков, не предполагал переселения части казачьих семей из малоземельных станиц, а прирезку свободной земли с правом станичных обществ распоряжаться ей по своему усмотрению. При этом отмечалось, что надел для генералов доложен составлять 1.500 дес., для произведенных в генералы в отставке – 800 дес.; штаб-офицеров – 400, обер-офицеров – 200 дес; произведенным в отставке в войсковые старшины – 300, в хорунжие – 100 дес. Войсковым чиновникам IV класса – выделять надел как генералам;VIII класса – как штаб-офицерам; остальным – как обер-офицерам. Однако в малоземельных станицах для наделов офицеров и чиновников отводить не более 1/10 части земель, остальное – из войскового запаса.[64]

Комиссия для разрешения вопросов казачьего землевладения в КЛКВ просуществовала с 1820 по 1853 гг. и по нулевым результатам была метко прозвана «неживой комиссией».[65] Комиссия для наделения землей Кубанского войска, созданная еще в 1847 г. в ЧКВ, с 1861 г. находилась в подчинении начальника области, тот в свою очередь по вопросам вне его компетенции входил к главкому Кавказской армией, в конечном же итоге комиссия подчинялась военному министру.[66] Такое тройное подчинение не могло не повлиять на работу комиссии в худшую сторону, поскольку порождало безответственность и безнаказанность. В 1872 г. право утверждения проектов разграничения войсковых и станичных земель было передано наместнику Кавказскому,[67] что, однако, не ускорили межевых работ. Межевые работы в землях бывшей Черномории затянулись до 1880 г., а по остальным районам Кубанской области – вплоть до начала XX в. К 1901 г. все еще 1/6 часть казачьих земель не была размежевана.[68]

В ходе межевых работ лучшие земли предоставлялись в наделы чиновникам и офицерам (в «Приложении 4» показано примерное расположение офицерских и чиновничьих земель к 1882 г. – практически весь массив земель располагается вдоль рек области – то есть лучшие и плодородные земли), чиновники межевой комиссии допускали произвол и волокиту.[69]Такое положение было и в Донском войске – лучшие земли получили чиновники межевой комиссии, устроившие к тому же натуральную торговлю участками.[70]

Таким образом, к 1869 г. выявилось две важнейшие тенденции – наделение дворянства несравненно большими участками земли и законодательное оформление уменьшения казачьего надела.

Наряду с неравенством в количественных показателях, изменились сами принципы казачьего землевладения. Согласно принятому 1 августа 1870 г. положению о воинской повинности ККВ верховным собственником казачьих земель считалась казна, а казачьи войска считались их вечными пользователями. Однако, с 1862 г. в составе казачьих земель и земель области неуклонно возрастает удельный вес земель, находившихся в частной безусловной или ограниченной частной собственности.

Как указывалось выше, по положению 10 мая 1862 г. о заселении западной части Кавказского хребта, переселенцам в личную потомственную собственность планировалось выделять: офицерам – от 25 до 50 десятин, казакам, урядникам и охотникам-переселенцам - от 5 до 10 десятин.[71] 14 апр. 1868 г. по высочайше утвержденному положению Кавказского комитета, планировалось нижним чинам 3-го и 4-го Кавказских батальонов, водворяемых в верховьях рр. Пшиша, Псекупса, М. Лабы, Белой, Пшехи, и Шебша даровать по 30 дес. в потомственное владение, в случае обработки этой земли в течение 3-х лет и заведения хозяйства.[72] В этом же году 13 июля главкому Кавказской армии было даровано право раздачи частным лицам участков свободных казенных земель в Кубанской области.[73] В 1869 г. с целью скорейшего хозяйственного освоения нагорной полосы Кубанской области, был принят закон о наделении служащих и отавных чиновников и офицеров Кавказской армии в указанной местности наделами в потомственную собственность от 30 до 50 десятин, опять же на условии 3-летней обработки участка.[74]

Однако самый значительный рост частновладельческих земель в составе казачьих земель положило положение об обеспечении генералов, штаб- и обер-офицеров и классных чиновников ККВ в части передачи указанных участков в полную потомственную частную собственность.[75] В 1877 г. право на получение земельного надела в полную потомственную частную собственность было распространено на зауряд-офицеров Кавказских казачьих войск.[76]

Таким образом, в Кубанской области и в землях ККВ сложился значительный массив частновладельческих земель. Частные земли складывались из участков охотников-переселенцев в Закубанье, участков для нижних чинов, офицеров и чиновников Кавказской армии, наделов офицеров и чиновников ККВ. Всего в области по подсчетам К.С.Иваненко земель частного владения лиц войскового и не войскового сословия было 941.00 дес.[77] Если ранее земли ЧКВ сохраняли некоторую целостность как «войсковая земля» (несмотря на захваты старшиной значительных земельных участков), то во второй половине XIX в. земли войска входили в состав земель области, в составе же войсковой земли образовались значительные массивы частновладельческих земель. Это являлось важной предпосылкой для проникновения на казачьи земли иногороднего населения через покупку и аренду частных земель.

Другая предпосылка для хозяйственного освоения казачьих земель проистекала из возможности аренды юртовой земли. Выше указывалось, что проект размежевания земель в трех округах Черномории предполагал передачу станичным обществам права распоряжения дополнительными наделами юртовой земли. П.С. Ширский указывает, что фактически эти земли были отведены станицам на правах частной собственности.[78]

Таким образом и станичные общества и отдельные станичники получили возможность использовать наделы по своему усмотрению. А.П. Труханович в данной связи отмечает, что станичные общества и собственно казаки получали от аренды запасных станичных и паевых наделов по 2 млн. руб. ежегодно к началу XX в.[79] Важно отметить, что войсковое начальство старалось препятствовать аренде казачьих наделов. 11 авг. 1889 г. с этой целью наказной атаман ККВ издал специальный циркуляр, регулирующий сроки переделов юртов, что препятствовало бы долгосрочной аренде. В 1891 г. сроки аренды – не свыше года – подтверждались.[80] И только в 1912 г. сроки аренды увеличились до 6 лет.[81]

Как представляется, развитие аренды казачьих паев было мерой вынужденной для казаков. Структура казачьих земель существенно изменилась. По окончанию Кавказской войны параллельно размежеванию было роздано 532 тыс. десятин. Однако уже к сер. 1890-х гг. было продано 86% этих земель, или 460 тыс. дес.[82] Покупателями были преимущественно иногородние.[83] Большая часть купленных земель использовалась для земледелия.

Естественно, что после размежевания у казачьего населения не было возможности заниматься экстенсивным скотоводством, которое в станицах стремительно сокращалась, и ведущую роль в скотоводстве начинали играть крупные арендаторы.[84] Земледелие же требовало правильной агротехники, присутствия хозяина – а значительная часть казачества была занята военной службой. Другой немаловажной причиной был низкий уровень развития производительных сил в казачьих землях, отсутствие орудий труда и пахотного скота. Большая часть казачьих хозяйств обрабатывали землю в супряге, так как для пахоты требовалось до 5 пар волов. При этом каждый хозяин мог засевать озимых и яровых по 1,5 дес. на душу. Хозяйств, имеющих необходимое количество скота и могущих засевать по 5 дес. на душу было очень не много.[85] Таким образом, не избыток свободных земель толкал казака сдавать надел в аренду, а невозможность его использования, особенно если пай был в нескольких удаленных друг от друга полях. Т.А.Невская в связи с экономическим развитием верхнекубанских станиц также отмечает, что казаки предпочитали получать доход от аренды земель, нежели обрабатывать ее самостоятельно.[86] Очевидно, что подобное положение вещей приводило к сокращению доходов казачьих хозяйств и значительным трудностям в покупке снаряжения, обмундирования и коня при выходе на службу. Особенно после сравнения казачьих полков в 1875 г. с драгунскими, когда требования к снаряжению существенно возросли.

Значительный приток иногородних к 1880-м гг. в казачьей среде воспринимался крайне негативно. П.П. Короленко по поводу казачьего землевладения в 1886 г. писал: «Таким образом, главная привилегия Черноморцев: потомственное, им одним присвоенное, право владения землей, Высочайше жалованное Императрицей Екатериной II, силою сложившихся временем обстоятельств рухнуло!».[87] В бедах казачества автор обвинял саранчу, «жидов» и иногородних, приток которых необходимо было, по мнению П.П. Короленко ограничивать всеми мерами.[88] В бывшем ЧКВ войсковые дворяне всячески препятствовали проникновению на земли войска лиц не казачьего сословия. Так в 1861 г. было отказано в отводе земли некоему Адаму, собиравшемуся заниматься скотоводством и промышленном производством, по ходатайству 245 дворян ЧКВ.[89] В дальнейшем таких возможностей у казаков уже не было, поскольку распоряжаться частными землями владельцы могли по своему усмотрению.

Вопрос об экономическом истощении казачества обсуждался в ходе работы комиссии Г.А. Леонова в г. Тифлисе. Интересно, что в числе причин экономического упадка, кн. А.М. Дондуков-Корсаков также говорил о притоке иногороднего населения. Князь выделил факторы «…разрушительно действующие на экономическое благосостояние казаков, из каковых обращает на себя особенное внимание в кубанском войске наплыв в казачьи станицы громадных масс иногороднего населения, органически не связанного с казаками и крайне их эксплуатирующего».[90]

При этом совершенно игнорировался тот факт, что без рабочих рук иногородних казачье хозяйство просто не смогло бы развиваться, поскольку казаки отвлекались на службу. А роль иногороднего населения в развитии ремесла, промышленности и торговли была «первостепенной». К концу XX в. в промысловом отношении Кубанская область продвинулась несравнимо вперед по сравнению с Черноморией. Численность предприятий и торговых заведений выросла значительно, при этом ведущая роль в этом процессе принадлежала иногородним.[91] К 1897 г. доля иногородних среди ремесленного населения Кубани составляла 81%, среди мастеровых – 94%, в торговле – 86%.[92]

Следует отметить, что, по всей видимости, доходность обычного казачьего хозяйства была недостаточной для обеспечения службы и жизни, найма работника во время отсутствия хозяина. В 1860-х гг. на внутренней службе в ККВ находилось 1.231 человек со средним жалованьем в год – 24 руб. 11 7/8 коп. При этом наемные работники обходились в нерабочее время от 6 руб. в месяц, во время покоса – не менее 10 руб.[93] Для сравнения можно указать на стоимость казачьей усадьбы (по оценке усадеб казаков-переселенцев в Закубанье). В ст. Спицевской было оценено более 50 усадеб. Из них стоимость в 170-220 руб. имели 9. Основная масса усадеб была оценена в среднем по 35-40 руб. Усадьба такого казака состояла из саманного дома с сенцами и чуланом, какого-нибудь сарайчика, ограды из дикого камня, и сада в 30-50 деревьев.[94]

Низкую доходность большинства казачьих хозяйств подтверждают сведения о недоимках по выплатам казаками неслужилого разряда ежегодного 15-рублевого налога. Сведения по задолженности представлены в следующей таблице.

Таблица 3. 1. 4.
Сведения о недоимках по выплатам казаками неслужилого разряда.[95]

Во-первых, обращает на себя внимание стремительный общий рост недоимок – за год почти в три раза. Если поделить сумму долга на сумму налога одного неслужилого казака, получится, что казаки должны 6.702 выплаты всего за три года. При сохранении такой тенденции в скором времени все казаки стали бы должниками.

Как представляется, именно изменение структуры производства области в сторону развития земледелия в совокупности с удорожанием службы привело к ухудшению положения казачества. Земледелие требовало слишком больших усилий. Стоит обратить внимание на количество хлеба в запасных хлебных магазинах. Следующая таблица дает представление о состоянии магазинов за апрель-июнь 1872 г. в станицах Темрюкского уезда:

Таблица 3. 1. 5.
Сведения о состоянии запасных хлебных магазинов за апрель-июнь 1872 г.[96]

Как видно, абсолютно по всем станицам существенные недоимки. То, что это не случайные цифры, подтверждают сведения по другим годам. За июнь - август - октябрь 1871 г. в ст. Ахтанизовской недоимки составляли в среднем 1.160 четвертей озимого, 775 четвертей ярового хлеба; в ст. Петровской – 3.340 и 2.318 четвертей соответственно.[97] Несмотря на предписание Темрюкского уездного начальника о погашении недоимок – ситуация с нехваткой хлеба в запасных магазинах не улучшалась.[98]

Следует обратить внимание, что сведения представлены по Темрюкскому уезду, далеко не самому худшему в отношении земельного надела и качества земли. Хронический недостаток хлеба в запасных магазинах свидетельствует о неспособности казаков предоставлять необходимое количество продукта. Это, в свою очередь, подтверждает тезис о неспособности части казаков продуктивно заниматься земледелием в силу объективных причин – недостатку времени, рабочего скота и значительных расходов на службу, которые в свою очередь приводили к невозможности накопления необходимых материальных ресурсов. Создавался своего рода замкнутый круг – при значительном количестве земли казаки не могли воспользоваться ее возможностями, поскольку тратили значительные средства на снаряжение и не имели времени на обработку земли. При этом возможностей для занятия скотоводства у казаков не было, поскольку все большая часть земель использовалась для распашки.

При этом с проведением Владикавказской ж/д вывоз хлеба из области постоянно увеличивался. В период с 1886 по 1897 гг. вывоз увеличился в 12 раз, в среднем в год – по 40.463 тыс. пудов. В 1886 г. вывоз хлеба составил 11.889 тыс. пудов, повышался вплоть до 1893 г. до 59.603 тыс. пудов (1892-1893 гг. называли временем «хлебной горячки») и начал несколько снижаться к 1897 г. – 21.077 тыс. пудов.[99]

Необходимо остановиться на состоянии скотоводства, особенно коневодства, в Кубанской области, поскольку от него в значительной степени зависела способность казаков к отправлению воинской повинности.

В КЛКВ было три общественных табуна. При создании ККВ два из них (при 1-ой бригаде – 361 лошадь, и при 4-ой бригаде – 872 лошади) были переданы Кубанскому войску. Однако войсковое начальство посчитало обременительным содержание конских рассадников, и было принято решение о продаже табунов и образовании специального капитала для поддержания частного коневодства в войске.[100]

Уже в 1866 г. для создания конского депо, улучшения и поддержки коневодства в ККВ был командирован подполковник Дитрих по рекомендации главноуправляющего государственным коннозаводством. Указанный подполковник прибыл в г. Екатеринодар 16 июля 1866 г.[101] Вскоре подполковник Дитрих нашел место для устройства депо – вверх по течению р. Белой от г. Майкопа, на меже города и ст. Егуркаевской, куда и были пригнаны купленные 25 жеребцов и 25 кобыл.[102] Указанные жеребцы-производители сдавались в «аренду» представителю станичного общества, отвечающего за состояние жеребца во время нахождения в «пользовании». За год производители покрыли 330 кобыл.[103]

В соответствии с положением 1870 г. ежегодно на действительную военную службу должны были командироваться несколько тысяч конных казаков. Совершенно очевидно, что 330 жеребят (в лучшем случае) в год было крайне недостаточно для обеспечения казаков строевыми лошадьми. Таким образом, большинство казаков было вынуждено обращаться к другим источникам приобретения строевого коня. По мере сокращения свободных земель в области стоимость лошадей возрастала, значит, стоимость службы тоже. Это также было важным фактором оскудения казачества.

Вопрос этот активно обсуждался на страницах периодических и продолжающихся изданий. Автор заметки о положении коневодства в казачьих войсках, помещенной в «Военном сборнике» в 1877 г. справедливо указывал на прямую зависимость коневодства от душевого надела и сокращения данной отрасли сельскохозяйственного производства в связи с развитием земледелия.[104]

Чрезвычайно интересен в данной связи очерк Н. Краснова. Автор совершенно справедливо отмечает, что «на скотоводство вообще следует смотреть, как на главнейшую экономическую, производительную силу казачьих поселений».[105] При снаряжении на службу казак может безболезненно продать часть скота и оставить хозяйство в порядке. При преимущественном занятии земледелием, остающиеся дома малолетки и женщины просто не могут заниматься обработкой почвы в необходимых масштабах, что ведет к разорению казачьего хозяйства.[106]

Однако автор считает, что за период с 1845 по 1875 г. численность скота в казачьих войсках (без учета войск Восточной Сибири) выросла как относительно, так и абсолютно, поскольку прирост рогатого скота «превзошел увеличение народонаселения».[107] При этом сведения самого Н. Краснова свидетельствуют об обратном. В Кавказских казачьих войсках численность лошадей в пересчете на 10 душ м.п. в период с 1845 г. по 1875 г. сократилась с 7 до 4 голов; овец с 69 до 59 соответственно; и только поголовье рогатого скота незначительно увеличилось – с 23 голов в 1845 г. до 26 в 1875 г.[108]

В отношении скотоводства в 1870-е гг. М. Хорошхин приводит следующие цифры, представленные в таблице.

Таблица 3. 1. 6.
Состояние скотоводства в ККВ в период с 1870 по 1879 гг.[109]

Следует отметить, что на 43.153 казака в 1879 г., могущих быть вызванными на службу, в ККВ в том же году годных лошадей находилось 20.896, то есть более чем в два раза меньше. Вывод М. Хорошхина прост и очевиден: «Причину упадка коневодства … следует искать в развитии хлебопашества».[110]

Таким образом, по данным М. Хорошхина, несмотря на абсолютный рост поголовья скота в области, относительная численность в пересчете на душу населения неуклонно снижалась. Причина – развитие земледелия, следствие – снижение материальных мобилизационных возможностей казаков Кубанского войска.

Несмотря на сложности обзаведения строевой лошадью, право не иметь коня предоставлялось в исключительных случаях по приговорам станичных сходов. Например, право не иметь строевого коня было предоставлено казакам ст. Константиновской Лабинского полкового округа на сходе 1 марта 1876 г. Семену Ситникову и Петру Стетонину. Указанные казаки по достижению возраста были зачислены в Лабинский льготный полк, так как были сиротами и личного имущества не имели. На этом же основании сход удовлетворил их просьбу не иметь коня.[111]

Естественно, войсковое начальство пыталось оказывать помощь казакам в приобретении лошадей. В 1878 г. по предписанию наказного атамана было роздано беднейшим жителям войска 150 лошадей безвозмездно.[112] Это было весьма «щедро» со стороны наказного атамана, учитывая реальную потребность в тягловой силе и строевых конях.

Постепенно войсковые институты начитают играть роль органов контроля и принуждения казаков в отношении исполнения воинской повинности. Если обратить внимание на положение об управлении отделами области по военной части 1870 г. и общественном управлении станиц в казачьих войсках 1891 г., то эта тенденция становиться очевидной. Эволюция от 1870 к 1891 г. заключалась в наделении атаманов отделов права требовать от казаков исполнения всех повинностей в связи с воинской службой, вплоть до распространения круговой поруки в станицах. С 1891 г. станичное общество обязано было следить за исполнением казаками воинской повинности, имело право принудительной аренды паевого надела и распоряжения имуществом.[113] Высочайшим повелением от 8 февр. 1899 г., объявленном в приказе по ККВ в 1894 г. № 90 п. 2 наказному атаману было присвоено право высылать на внеочередную службу казаков и урядников строевого разряда и отставных за неисправное снаряжение на службу, умышленную утрату строевого коня и снаряжения, нарушение правил чинопочитания и дисциплины.[114]

Казаки были недовольны необходимостью содержать строевого коня на льготе, что было достаточно обременительно. При этом природа недовольства уже заключалась не только в неспособности покупать и содержать строевого коня. Часть зажиточных казаков стали превращаться из казаков-воинов в казаков-фермеров и для них расходы на службу были ничем не оправданной, чуждой необходимостью, от которой они всеми силами стремились отказаться. Например, в Таманском и Полтавском полковых округах в 1890-е гг. покупка строевых лошадей и замена негодных, несмотря на дисциплинарные взыскания, шла крайне медленно. В рапорте от 17 марта 1891 г. наказной атаман ККВ на имя Войскового наказного атамана Кавказских казачьих войск докладывал следующее. Жители ст. Новонижестеблтевской Полтавского полкового округа (одна из самых зажиточных) выставляла штатную сотню второочередных казаков. Лошади данной сотни были низкого качества, однако казаки не вняли увещеваниям ни атамана отдела, ни командующего 2-м Полтавским конным полком о замене лошадей. Помимо этого, станичный сход 27 янв. 1891 г. отказался от принудительной продажи части имущества зажиточных казаков для покупки строевых коней, выдачи ссуды неимущим для той же цели, отказался от общественной запашки. Особенно активно агитировал казак Терентий Александрович Фисенко.[115]

Таким образом, можно сделать вывод, что помимо роста неспособной к снаряжению на службу части казачества, в ККВ сформировалась группа казаков - зажиточных хозяев, которые стали тяготиться службой. Они представляли собой возможный источник формирования предпринимателей фермерского типа.

Что касается войска как административной единицы и хозяйственного института, то последней трети XIX в. оно стало превращаться в тормоз для социально-экономического развития как казачьего населения, так и области в целом. Интересно в данной связи рассмотреть структуру доходов и расходов по войсковому капиталу. В период 1889-1891 гг. основные статьи доходов войска были следующие: субсидии государственного казначейства за питейные сборы и право торговли – 48% доходов; аренда войсковых земель – 20%; проценты на войсковые капиталы в % бумагах – 12,8%; плата за освобождение от службы – 11%; рыбный промысел в войске – 4,25%; остальные статьи доходов сравнимы с доходами от добычи угля, нефти и соли – 1,7%.[116] Таким образом, основной доход войска по прежнему составляли доходы с продажи вина (отошедшие в государственное казначейство, а войску выделялась соответствующая сумма), ссудный процент и сборы с казаков неслужилого разряда. Очевидно, что в финансово-экономическом смысле войско получало доходы экстенсивным путем и через фактическое ростовщичество. Учитывая контрольно-принудительные функции администраций различного уровня, войско можно охарактеризовать как аппарат принуждения, экстенсивный финансово-экономический институт ростовщического толка, тормоз социально-экономического развития области и казачества.

Анализируя структурные изменения в социально-экономическом развитии Кубанской области и Кубанского казачьего войска в последней трети XIX в. можно сказать следующее. В развитии социальных процессов можно выделить следующие факторы, игравшие значительную роль в указанный период – попытки ограничения роста численности казачьего сословия и дарование права выхода из состава войскового сословия. Указанные меры носили скорее демонстрационный характер и в большей степени были ориентированы на войсковое дворянство. В отношении рядового казачества можно выделить два этапа в развитии прав по выходу из войскового сословия – первый ограничивается 1860-1870-ми гг., когда право выхода только начало регламентироваться. Второй совпал с реформой Кавказских казачьих войск кн. А.М. Дондукова-Корсакова и заключался в усложнении процедуры выхода из состава войскового сословия.

При этом в социальной политике гораздо большее значение играли мероприятия по отношению к иногороднему населению, заключающиеся в развитии прав по переселению и приобретению права оседлости в области и войсковых землях. Этот процесс был тесно связан (в отношении развития экономики) с изменением землевладения казачьего войска. Войсковые земли перестали представлять единое целое, и в их составе образовался значительный массив частновладельческих земель, составивших потенциальный земельный рынок, который и был востребован в процессе крестьянской колонизации Кубани.

Вышеуказанные процессы протекали параллельно с межеванием казачьих земель, приведшим к еще большему разрушению целостности войсковой земли как института, уменьшению пая казаков, сокращению земельных площадей, пригодных для скотоводства.

Все вышеперечисленное привело к значительным структурным изменениям в экономике области – переходу к земледелию как основной отрасли хозяйства. Эти изменения привели к ускорению имущественной и социальной дифференциации в среде казачества, выделению зажиточного слоя казаков, потенциальных фермеров. Рассматривая имущественное положение казачьего хозяйства, необходимо учитывать расходы на военную службу и выполняемые казачьим населением натуральные повинности. Без учета вышеперечисленного невозможно представить себе реального потенциала казачьих хозяйств, могущих значительное время существовать за счет экстенсивной эксплуатации земельного надела – сдачи в аренду. Однако, как представляется, развитие арендных отношений в станице было вызвано скорее неспособностью значительного числа казачьих хозяйств обрабатывать надел и вести продуктивное земледельческое хозяйство, тогда как для скотоводства земли явно не хватало.

В отношении войска можно сделать вывод о крайне непродуктивных и экстенсивных источниках финансирования войскового бюджета, превращения войсковых институтов управления и самоуправления в принуждающий аппарат, контролирующий исполнение казаками исполнение воинской и иных повинностей.

Итак, основные тенденции в социально-экономическом развитии кубанского казачества в последней трети XIX в. были следующие – сокращение скотоводства и увеличение зернового производства за счет аренды земли иногородним населением; увеличение расходов на службу и снижение экономических мобилизационных возможностей казачьих хозяйств; расслоение в среде казачества и складывание прослойки зажиточного казачества, тяготившегося выполняемыми повинностями, особенно воинской.

2. Социально-экономическое положение кубанского казачества в конце XIX – начале XX вв.

В конце XIX – начале XX вв. выделенные тенденции в развитии казачьего хозяйства углубляются и ускоряются. Продолжается приток иногороднего населения, численность казачьего сословия растет, что приводит к сокращению душевого надела с катастрофической быстротой. Процесс расслоения казачества также набирает силу. В целом в социально-экономическом плане надвигался глубокий кризис.

По подсчетам Л. Македонова к 1897 г. население Кубанской области составляло 1.979.595 душ об. п.[117] Самыми заселенными были Темрюкский и Лабинский отделы – наиболее привлекательные для переселенцев в смысле наличия пахотных земель. Представление о проживающих на землях казаков и других коренных жителей иногородних может дать следующая таблица:

Таблица 3.2.1.
Число семейств различных категорий населения области в 1897 г. по отделам.[118]

Как видно из таблицы, количество семей иногородних, которые можно рассматривать как хозяйствующие субъекты, превышало количество семей казаков. Таким образом, уже к концу XIX в. тенденция к сужению роли казаков в социально-экономическом развитии региона отчетливо проявилась и закрепилась. Следует также отметить соотношение работников в семьях казаков и иногородних (мужского пола, без учета женского труда). О подобном соотношении дает представление следующая таблица:

Таблица 3.2.2.
Численность работников мужского пола в семьях казаков и пришлого населения.[119]

Очевидно, что значительного преобладания работников м.п. у иногороднего населения не было. Однако, учитывая занятость значительной части казаков военной службой, можно с большой долей вероятности считать, что по количеству работников иногородние также преобладали над казаками. Л.Мельников указывал на то, что в семействах коренных жителей активность мужчин-работников была несколько выше, чем у пришлого населения – на семью коренных жителей приходилось в среднем по 1,4 работнику, у пришлого населения – по 1,3.[120] Однако этот показатель, как представляется, обусловлен исключительно тем, что пришлое население не имело прочной оседлости, и, как следствие, большой семьи, с приобретением которой этот показатель немедленно изменился бы. То есть эта характеристика обусловлена конъюнктурными причинами.

Надо отметить, что в начале XX в. численность невойскового населения относительно казачьего оставалась практически неизменной, в период с 1900 по 1904 гг. – 55,4%.[121]В период с 1908 по 1910 гг произошло незначительное увеличение доли невойскового населения – в среднем 55,7%, а к 1914 г. доля невойскового населения в области составляла примерно 55,8%.[122]

Таким образом, можно сделать вывод, что к началу XX в. некая стабильность в сословной структуре населения области была достигнута, и до начала первой мировой войны значительных изменений не происходило. Демографический приоритет был, безусловно, за не казачьим населением. Подобный приоритет являлся одной из предпосылок преобладания в экономической жизни не казачьего населения. В связи с данным вопросом целесообразно рассмотреть распределение земельных угодий в области.

В литературе о казачьих проблемах начала XX в. был широко распространен тезис о «малоземелье» казаков, о засилье иногородних и притеснении ими казачьего населения. Насколько этот тезис соответствовал действительности? К 1899 г. распределение земель Кубанской области выглядело следующим образом:

Таблица 3.2.3.
Общие сведения о распределении земель в Кубанской области

Таким образом, войсковые земли охватывали 79% земельных угодий области, казне принадлежало 7,5%, сельским обществам – 7%, частным владельцам – 6%, городам – менее 0,5%. Следовательно, подавляющее, абсолютное большинство земельных площадей принадлежало казакам.

Распределение войсковых земель по отделам области представлено в следующей таблице:

Таблица 3.2.4.
Распределение войсковых земель по отделам области к 1899 г.

Из таблицы видно, что 77% войсковых земель находились в пользовании станиц, то есть в наделах казаков. Распределение юртовой земли на одну душу м.п. в некоторых станицах отделах области выглядело следующим образом:

Таблица 3.2.5.
Распределение земель в отделах области на душу м.п. коренного населения к 1899 г.[125]

Несмотря на неполные данные, видно, что средний душевой надел был довольно велик в конце XIX в. Причем большая часть надела состояла из удобной земли, пригодной для земледелия. Для примера можно отметить, что по данным Главного управления земледелия и землеустройства за 1905 г. 10 млн. крестьянских дворов России в 44 губерниях в среднем на двор имели по 8,7 дес., то есть около 3,1 дес. на душу м.п.[126] Таким образом, землеобеспеченность казачьего населения была в четыре раза выше, чем крестьянства российских губерний, не говоря о неказачьем населении Кубанской области.

Почему же в начале века обсуждался вопрос о малоземелье казачьих станиц? Б.Воробьев, указывая на средний душевой надел в Кубанском войске в 13,6 дес., в том числе 9,4 дес. удобной земли, тем не менее, писал, что прогрессирующее малоземелье в Донском и Кубанском войсках приводит к «полной пролетаризации части казачества, весьма внушительной как по абсолютной, так и относительной численности».[127] При этом автор отмечает, что Военный совет «замечательно добросовестно копирует дореформенного «немца-управителя», все хозяйственные усилия которого направлены, выражаясь деликатно, к наивысшей эксплуатации сил казачьего хозяйства и рабочей силы, как самого казака, так и его семьи».[128]

Тот же мотив «утраты» казачеством своих земель звучит в статье Л. Мельникова «Призрак «малоземелья» на Кубани». Автор сетует о «безвозвратной утрате» казачеством 1.190.998 дес. земли, находящихся в частной собственности, в пользовании сельскими общинами, аулами, железнодорожными компаниями и пр.[129] Л. Мельников отмечает, что проблема малоземелья встала перед войсковым начальством уже в 1870-е гг., когда войску были пожалованы Махошевская и Белореченская дачи – около 600.00 дес.[130] Следует отметить, что о казачьих «потерях» Л.Мельников пишет с известной долей сарказма. Он задает вопрос – почему любой мужик из южнорусских губерний был бы несказанно рад подобному «малоземелью», а казаки – нет? Ответ прост – «все дело заключается, по крайней мере, на много еще лет вперед, в умении получить от земли максимум того, что она может дать, не истощая себя».[131] На Кубани практически не применяется трехполье, глубокая вспашка, удобрение навозом, а казаки в оправдание своей лени уповают на «волю божью». Казаки не занимаются огородничествам, смешно смотреть, когда казак продает хлеб, чтобы купить воронежскую картошку, свеклу или капусту.[132] О неумении использовать землю, высочайше дарованную охотникам-переселенцам в Закубанье, писал и Н.С.Иваненко.[133]

Естественно, возникает вопрос, почему одни авторы указывают на недостаточный надел в казачьих областях, другие – указывают на неумение казаками использовать то, что имеют? По положениям о ЧКВ 1842 г. и КЛКВ 1845 г. надел казакам определялся в 30 дес. на душу м.п. В процессе размежевания земель в ККВ была проведена таксация и размер надела стал колебаться в пределах от 16 до 30 дес. в зависимости от качества земель. Несмотря на это, С.А.Скворцов отмечал, что, например, в Майкопском отделе душевой надел был в два раза меньше, чем в Ейском.[134] Н.Т. Михайлов, составивший статистическое описание станиц Кубанской области, практически обо всех станицах Майкопского отдела говорил как о самых нуждающихся. Например, в ст. Дагестанской – душевой надел составлял 30 дес., однако почва в основном суглинок и песок. Поэтому запашек почти нет, жители в большей части нуждающиеся.[135] В Закубанском уезде в среднем на двор приходилось по 70-75 дес., из них под запашку использовалось 1,5-2 дес.![136]

Каков был реальный надел в отделах области в начале XX в. дает представление следующая таблица:

Таблица 3.2.6.
Сведения о среднем наделе казаков в отделах области.[137]

Представленные цифры свидетельствуют, что с 1902 по 1914 гг. шло неуклонное сокращение душевого надела казаков Кубанского войска. Исключение – сведения по Майкопскому отделу за 1910 г., потому что в 1906 г. этим станицам были выделены дополнительные земли. На первой Кубанской казачьей раде 1-17 ноября 1906 г. было принято решение о наделении беднейших закубанских станиц 32.000 дес. из земель бывшей Черномории, и 20.000 дес. из земель старолинейных станиц[138] Таким образом, от гарантированного надела в 30 дес. положениями о войсках первой половины XIX в. к 1914 г. осталось в среднем по 9,5 дес. на душу м.п., в том числе хорошей земли – по 7,37 дес. При этом в некоторых станицах запашной земли было менее десятины на душу м.п. (см. выше).

Достаточно ли это было для полноценного ведения хозяйства или нет? Ответить на этот вопрос можно, оценив расходы казачьего населения на отправление государственных повинностей.

В предыдущей главе указывалось, что опыт пересчета стоимости натуральных повинностей, выполняемых каждым казаком ежегодно, составил сумму 50-70 руб. ежегодно. Естественно, что это относилось к казакам неслужилого разряда, которые должны были также выплачивать 15-рублевый ежегодный налог в пользу войска за освобождение от службы. Таким образом, ежегодно не служащий казак должен был заработать для обеспечения повинностей около 75 руб.

По расчетам сер. 1890-х гг. доходность одной десятины земли в Кубанской области может быть определена в 4,80 руб.(расчеты чиновников областного правления). Но это относиться к тем землям, где можно заниматься хлебопашеством или лесным промыслом.[139] Допуская, что среднее количество удобных земель в области к 1914 г. составляло 7,5 дес. на душу м.п., нетрудно высчитать, что стоимость повинностей равнялась доходу с 15,6 дес. удобной земли. Совершенно очевидно, что даже для обеспечения выполнения земских повинностей земли явно не хватало (даже с корреляцией доходности земли за прошедшие годы).

Однако такая доходность являлась минимальной, при нерациональном ведении хозяйства. Земля могла давать гораздо больший доход. Но для полного обеспечения казака и исправного выхода на службу, по расчетам Л. Тмутараканского, требовалось минимум 7 дес. распашной земли и 7 дес. покосов и выгулов, при наличии трех пар рабочего скота и одного плуга.[140] При этом хозяин должен быть дома, не отвлекаться на выполнение воинской повинности.

Следует так же отметить, что в закубанских станицах не было не только необходимых 7 дес. распашной земли, а иногда и 2-3 дес. на душу. Те дополнительные наделы, которые были выделены в 1906 г. жители станиц не имели возможности обрабатывать, поскольку они находились довольно далеко от станиц. Поэтому в основном дополнительные наделы сдавались в аренду.

Основной отраслью производства предгорных станиц был лесной промысел, на втором месте – скотоводство.[141] Некоторые станицы настолько бедны, что жители вынуждены зарабатывать на хлеб отхожими промыслами. Наиболее распространен «уход за Лабу, Кубань» был в следующих станицах: Екатеринодарский отдел – ст. Ключевая, Кутаисская, Ставропольская, Черноморская; Майкопский – ст. Абхазская, Андрюковская, Апшеронская, Баговская, Баракаевская, Бесленеевская, Губская, Дагестанская, Даховская, Кабардинская, Кубанская, Линейная, Нефтяная, Нижегородская, Прусская, Псебайская, Самурская, Севастопольская, Тверская, Царская, Ширванская; Лабинский – ст. Ахметовская, Каладжинская, Отважная, Бесстрашная, Надежная; Баталпашинский - Зеленчугская, Исправная, Кардоникская, Красногорская, Передовая, Преградная, Сторожевая, Усть-Джегутинская; Темрюкский – ст. Эриванская, Шапсугская.[142]

Если посмотреть на карту области, то эти селения располагаются линией от запада к востоку в предгорьях пяти отделов, преимущественно в Майкопском. Дома в этих станицах были в основном турлучные, крытые соломой. Строевой лес практически весь идет на продажу. Если распахивается земля, то зачастую несколькими «списавшимися» хозяевами, то есть в супряге.[143] Доходность лесных промыслов в станицах Закубанского отдела довольно сильно варьировалась – на семью приходилось от 12.9 до 188,13 руб. в год. В среднем доходность составляла 45 руб. в год на семью.[144]

Таким образом, для нагорных станиц ведение хозяйства на 14 дес. было просто невозможным и недостижимым, тогда как усредненные цифры показывают надел в 7,5 дес. удобной земли на каждого. Следовательно, во многих станицах области положение казаков было куда более худшим, чем исходя из обобщающих отчетов.

Теперь рассмотрим расходы казаков, выходящих на службу. Те из малолетков, которые вытягивали жребий служить, освобождались от всех натуральных и денежных повинностей на время прохождения службы. Однако при перечислении в строевой разряд казак должен был иметь свое собственное холодное оружие и строевого коня, обмундирование. Первоначально эти расходы не регулировались. В 1875 г. казачьи полки были уравнены с драгунскими в вопросах прохождения службы и требования к обмундированию и строевому коню возросли. В соответствии с приказом по Военному ведомству от 12 авг. 1885 г.№ 199, при выходе на службу казаки должны были иметь следующие предметы:

a) Всем казакам: папаху форменную, башлык, три рубахи, трое подштанников, пару новых форменных сапог, три пары холщовых портянок, пару суконных портянок или шерстяных чулок, две пары теплых перчаток, два утиральника (рушника), сумку суконную или кожаную с мелкими вещами (шило, дратва, иголки, нитки, ножик, гребенка, платяная щетка и проч.), нагайку, черкеску с погонами форменную, черкеску произвольного цвета, две пары шаровар произвольных, газыри, бурку, папаху повседневную, пару сапог или чевяки с кожаными ноговицами, полушубок или ватный бешмет, капсюльницу (натруска).

b) Кому положено иметь: револьверный кобур со шнуром и патронными гнездами, поясной ремень, патронташ, темляк (портупея), седло с прибором, уздечка, недоуздок, торба для овса, две пары подков, скребница, щетка, тренога, переметные сумы, холщовые сумы для овса и сухарей, вьючка в пять сажень длиной.[145]

В дальнейшем список предметов дополнялся. Стоимость указанных предметов вместе с кинжалом и шашкой указана в следующей таблице:

Таблица 3.2.7.
Стоимость предметов обмундирования и снаряжения казака при выходе на службу в начале XX в.[146]

Таким образом, при выходе на службу необходимо было потратить значительную сумму. В случае выхода на службу нескольких сыновей - разорение хозяйство было гарантировано. Комиссия по изучению порядка отбывания казаками воинской повинности при Главном управлении казачьих войск в начале XX отмечала, что в Донском войске только 22% хозяйств могут безболезненно снарядить для выхода на службу одного члена семьи, 45% теряют хозяйственную устойчивость и 33% не могут без внешней помощи снарядить казака на службу.[147]

Теперь надо остановится на приобретении лошадей. В Кубанском казачьем войске ежегодно на службу выходило около 3.500 конных казаков, естественно, ежегодно было необходимо 3.500 строевых лошадей. Одной из важнейшей составляющей мобилизационной готовности казачьих войск было обеспечение конским составом. Этот вопрос специально изучался в каждом войске при инспекционных поездках начальника ГУКВ Щербов-Нефедовича в конце XIX – начале XX вв. По Кубанскому казачьему войску были получены следующие цифры: на 214 станиц области и 409.688 душ м.п. коренного населения приходилось 440.035 лошадей.[148] То есть, на каждого коренного жителя приходилось 1,075 лошади, что вполне достаточно. Однако на самом деле положение было далеко не такое благоприятное. Например, в Закубанском отделе только 10% семейств имели строевых лошадей.[149] Представление о количество безлошадных хозяйств в области дает следующая таблица:

Таблица 3.2.8.
Распределение лошадных и безлошадных хозяйств в области в 1903 и 1912 гг.[150]

Из данных таблицы видно, что подворное коневодство не могло удовлетворить ежегодную потребность в строевых лошадях, даже если весь приплод считать благополучно дожившим до 4-летного возраста и годным к строевой службе. Для поддержания подворного коневодства в 1905 г. была выделена сумма в 3.300 руб. на премии за лучших трехлеток, и 5.000 руб. ежегодно для кредитования построек общественных конюшен в беднейших станицах. Даже оплату прогонов при поездках за общественными производителями войско брало на себя.[152]

Начальник войскового штаба ТКВ указывал, что вопрос «обеспечения молодых казаков надлежащим конским составом, так равно и относительно снабжения их вполне доброкачественным конским снаряжением, представляют собою тот краеугольный в данном случае камень, на правильной постановке которого только может быть сколько-нибудь надежно обосновано то весьма сложное здание, которое разумеется под общим названием «военная служба…»».[153]

А.С. Собриевский отмечал, что ни что так не разоряет казака, как покупка и ремонт строевого коня, которого некоторым приходится приобретать дважды и трижды за время службы.[154] В докладе начальника войскового штаба ТКВ по данному вопросу отмечалось, что главной причиной многочисленной отбраковки строевого коня является низкое качество пород, господствующих в областях. При этом начштаба вообще предлагал обеспечивать малолетков строевыми лошадьми за счет войска.[155]

Стоимость строевой лошади в Кубанской области в начале XX в. колебалась в пределах 125-140 руб., а стоимость коня для конвойца доходила до 400 руб.[156] Поэтому практически все атаманы отделов соглашались с тем, что значительная часть казачества не может самостоятельно снаряжаться на службу за свой счет без разорения хозяйства, и предлагали увеличивать пособие на справку до 250-300 руб.[157]

Действительно, материальная помощь при выходе на службу была одним из направлений политики по поддержанию казачества и обеспечению исправного выхода на службу. По результатам поездок начальника ГУКВ Щербов-Нефедовича было принято решение о субсидировании конных казаков при выходе на службу в размере 100 руб. для покупки лошади. В 1904 и 1905 гг. было принято решение о выделении адресных 50-рублевых пособий для жителей станиц нагорной полосы при выходе на службу в пластунские батальоны.[158]

Вторым направлением политики по обеспечению выхода на службу – было связывание станичного общества круговой порукой, вплоть до принудительного лишения права распоряжения имуществом и сдачи в аренду паевого надела для возмещения расходов станичных обществ при покупке справки казаку. Ф.А. Щербина отмечает, что подобное вмешательство в право распоряжения имуществом было типичным для казачьей общины на всем протяжении рассматриваемого периода. Но подобные случаи носили характер воздействия на ленивых и нерадивых казаков, пьяниц, и скорее носили характер прецедентов.[159] Однако с принятием положения об общественном управлении в казачьих войсках 1891 г., на общину ложилась обязанность обеспечить выход на службу. Например, количество земли, отобранной у казаков и принудительно сданной в аренду в 1895 г. достигало 29.953 дес.; в 1896 г. – 42.594 дес.; в 1897 г. – 55.349 дес.; в 1898 г. – 55.819 дес. В отдельных станицах совокупная площадь таких участков достигало значительных размеров: в ст. Темиргоевской – 18% всех посевных площадей; Григориполисской – 10%; Березанской – 7%; Ирклиевской – 13%; Новорождественской – 5,5%.[160] Войсковые институты самоуправления в данном случае эволюционировали в сторону превращения в репрессивно-карательные учреждения.

При рассмотрении расходов казаков на военную службу следует иметь в виду, что помимо разовых трат на коня и снаряжение при выходе на действительную военную службу, льготные казаки не освобождались от воинской повинности. В этом отношении несомненный интерес представляют подсчеты М. Хорошхина стоимости воинской повинности на всем протяжении периода нахождения казака в служилом разряде. Представление о расходах казаков дает следующая таблица:

Таблица 3.2.10.
Расчет стоимости воинской повинности казака.[161]

Конечно, данный расчет необходимо несколько скорректировать. Во-первых, сведения опубликованы в 1881 г. и сам расчет производился еще несколько ранее. Естественно, что к началу XX в. стоимость всех повинностей возросла значительно. Например, справка (полный комплект обмундирования, снаряжения и строевой конь) в 1881 г. по расчету М. Хорошхина обходился в 198,5 руб. Тот же комплект обмундирования и конь в начале XX в. обходился (см. указанные выше цифры) уже в 296 руб. (считая стоимость коня в 130 руб.), то есть в полтора раза больше. Таким образом, если стоимость воинской повинности для всех казаков войска без исключения равнялась примерно 17 руб. ежегодно, то в начале XX в. эта сумма составляла 25,5 руб. Следует отметить, что это при распределении на всех казаков. Если же считать, что в среднем в год в десяти возрастных группах служилого разряда находилось 168 казаков, то стоимость воинской повинности на каждого в год равнялась 101,35 руб. в ценах 1881 г., или около 152 руб. в ценах начала XX в.

Именно учитывая совокупность тягости воинской повинности, ее реальной стоимости можно понять тех авторов, которые настойчиво твердили об оскудении казачества, о сокращении земельных наделов, о необходимости мер по поддержанию казачьего населения. Выше приводились высказывания о том, что одному хозяину сложно обработать более пяти десятин, что казачьему «малоземелью» позавидовал бы любой мужик центральных губерний России, что причина обнищания казаков их лени и в нежелании вести интенсивное хозяйство с применением передовой агротехники и пр. Все это верно, когда речь идет о хлебопашестве. Но для казаков служилого разряда заниматься хлебопашеством было просто невозможно в силу того, что значительную часть времени и средств они отдавали службе.

Напомним, что ежегодно в служилом разряде находилось почти 40.000 человек (во всех очередях и запасе). Таким образом, данная часть казачества не могла накопить необходимую сумму для приобретения трех пар рабочего скота и орудий труда, необходимых для самообеспечения на 14 дес. земли (см. выше расчеты Л. Тмутараканского). Причем данный вывод просто теряет всякий смысл и значение, учитывая то, что значительная часть казачьих хозяйств просто не имела необходимых 7 дес. распашной и 7 дес. земли для других нужд. В данной связи следует отметить следующее. Средний душевой надел у казаков был довольно велик и в начале XX в. Однако, говоря о средних показателях, можно обратиться к рассуждениям П.П. Орлова, вызванные заметкой в газете «Кубанский край» об особой тягости воинской повинности для горцев. По данным 1909 г. в некоторых станицах и аулах Кубанской области средний душевой надел казака равнялся 5,1 дес. на душу м.п. у горцев – 3,1 дес. При частном же сопоставлении выяснилось, что в селениях горцев: Адамиевский, Ассоколай, Атлексировский, Габукай, Эдепсукай, Джеракаевский, Егибокаевский, Кувинский, Панахес, Суворово-Черкесский наименьший надел составляет 2,5 дес., наибольший – 4,8 дес. на душу м.п. В казачьих станицах: Васюринской, Бжедуховской, Кардоникской, Рязанской, Корсунской, Дондуковской, Баталпашинской, Отрадной, Елисаветинской, Благовещенской наименьший надел равен 1,4 дес. наибольший – 12,6 дес. на душу м.п.[162]

Таким образом, совершенно очевидно, что тяжесть отбывания воинской повинности ложилась не равномерно на казачье население Кубани. Следовательно, необходимо рассмотреть процесс расслоения в среде казачества в начале XX в.

Данный вопрос не имеет однозначного ответа в отечественной историографии. Совершенно справедливо замечание В.П. Трута, что споры вокруг данной проблемы во многом обуславливаются отсутствием четких критериев и подходов к оценке уровня социально-экономического благосостояния казачьего хозяйства.[163] Относительно вопроса социального расслоения казачества, В.П. Трут предлагает следующий обзор мнений отечественных историков.

Одним из первых исследователей данной проблемы был И.П. Борисенко. Он еще в начале 30-х годов, проделав большую работу по конк­ретному процентному подсчету уровня социальной диффе­ренциации в казачьей среде, пришел к выводу, что 5-10% каза­ков были бедняками; 60-65% середняками и 10-15% кулаками. В особую группу, стоявшую между середняками и бедняками, И.П. Борисенко выделил 8-15% маломощных казачьих хозяев. С его точкой зрения полностью согласились Н.Т. Лихницкий и С. Бойков. В своих работах они опирались на данные, полу­ченные в исследовании И.П. Борисенко. В то же время о преобладании среди казачьих хозяйств середняцких говорил Н.Л. Янчевский.

Иного мнения придерживался И.М. Разгон, по мнению ко­торого среди казаков преобладали бедняки. По его подсчетам, на Кубани 48% всех казачьих хозяйств являлись бедняцкими; 41,1% середняцкими; 10,9% кулацкими.

В 50-х годах в исторической литературе появляются новые процентные выкладки соотношения различных социальных групп среди казачества. Причем мнения исследователей относительно того, какая из них преобладала, разделились. Так П.В. Семернин считал, что наибольшим был процент середняцких хозяйств. Они, согласно его расчетам, составляли от 41 до 62% от общего числа казачьих хозяйств. Бедняцких было 25-30%, а кулацких 21-23%.

Разделяя общий вывод П.В. Семернина о преобладании в казачьей массе середняка, В.П. Зайцев привел несколько отличные данные: 33,3% среди казаков составляли бедняки, 45% середняки, 21,7% кулаки.

Позже с аналогичных позиций выступил еще целый ряд историков. Например, говоря о кубанском казачестве, И.П. Осадчий пришел к заключению о том, что бедные казачьи хозяйства здесь составляли 35,5%, средние 43,5%, зажиточные - кулацкие 21 %.

В.П. Трут указывает на то, что исходя только из величины земельного надела, количества рабочего и домашнего скота, инвентаря и пр., оценивать степень социальной дифференциации в отношении казачества было бы несколько неправомерно. Историк приводит следующий пример. В Донской области 15,6% казачьих хозяйств имело рабочего скота; 15,3% - коров; 8,5% вообще числилось без всякого скота; а 25,8% не имело инвентаря. Но в то же время вполне вероятно, что иной хозяин, совершенно не имея никакого скота, активно занимался садоводством или виноградарством и получал доходы, даже превосходившие средний уровень. Или, не имея сельхозинвентаря, строил свое хозяйство на товарном скотоводстве. И таких всевозможных вариантов было довольно много. Другие же казаки, располагая несколькими головами домашнего скота, лошадью, парой рабочих быков и несколькими простейшими сельскохозяйственными орудиями, еле-еле сводили концы с концами. Следуя подходу, основанному на наличии или отсутствии скота и инвентаря, первые считались бедняками, а последние в эту категорию не попадали.

В свете всего отмеченного, В.П. Трут указывает на разработанную А.И. Козловым методику оценки социальной дифференциации качественно иного уровня. В ее основе лежит выработанный указанным автором комплексный многоуровневый подход, опирающийся на социолого-статистический метод. Одним из ключевых ее элементов явился определенный А.И. Козловым годовой прожиточный минимум наиболее распространенной по составу казачьей и крестьянской семьи Юго-Востока России. При этом учитывались не только уровень потребления, особенности каждого района региона, но и специфика второстепенных факторов, на первый взгляд не ока­зывавших существенного влияния на экономику казачьего хозяйства.

Проанализировав с помощью своей методики значительный фактический материал, А.И. Козлов пришел к выводу, что центральной фигурой среди казачества региона являлся середняк. На долю середняцких хозяйств, по подсчетам А.И. Козлова, приходилось 51,6%; бедняцких 24,6%; кулацких 23,8%. Таким образом, доля середняцких хозяйств среди казачества Дона, Кубани и Терека была преобладающей. Данное обстоятельство, наряду со спецификой внутренней организации казачьей общины, придавало ей известную устойчивость. Это, безусловно, тормозило процесс социально-экономического разрушения общины. Но объективно обусловленные капиталисти­ческие отношения, социальная дифференциация казачества неуклонно развивались и ставили на повестку дня целый ряд экономических и социальных проблем и противоречий, разрешить которые в рамках существовавших отношений было практически невозможно.[164]

К выводу о преобладании середняцких и бедняцких хозяйств на Кубани пришел И. Кулиш. При этом автор основывался в своих расчетах на количестве скота, размере надела и выделении и применении наемной рабочей силы, наличии рабочего инвентаря в хозяйствах. Выводы И. Кулиша следующие: численность кулацких хозяйств в среде кубанского казачества была невелика – около 15%; доля середняцких хозяйств – около 40-45%; и бедняцких, соответственно, около 40%.[165] То есть в сравнении с результатами А.И. Козлова, доля кулацких хозяйств меньше, а бедняцких – больше.

В.Н. Ратушняк, анализируя эволюцию казачьих хозяйств в конце XIX – начале XX вв. приводит следующие цифры. В 1897 г. к найму рабочей силы прибегали 12,5% казачьих хозяйств, постоянно выделяли работников – 5,2%. В 1916 г. к найму рабочей силы прибегали 35,7% казачьих хозяйств, выделяло наемных работников – 9,4%. Здесь же следует отметить цифры обеспеченности рабочим скотом: 4 гол. и более – 13,8% хозяйств; без рабочего скота – 12,4%; 1 гол. – 27,1%; 2-3 гол. – 46,7%.[166]

Данные показатели весьма интересны для сопоставления. Видно, что количество казачьих хозяйств, прибегающих к наемному труду и имеющих 4 и более голов (в расчетах В.Н. Ратушняка под «одной головой» подразумевается рабочая пара) очень близки – 12,5% и 13,8 % (как представляется, значительное увеличение количества хозяйств, использующих наемную силу в 1916 г. объясняется отсутствием значительного числа казаков дома, и этот найм был вынужденным, под влиянием конъюнктурных причин. Хотя нельзя исключать и роста хозяйств предпринимательского типа, особенно в условиях возможной аренды станичных паев, хозяева которых отправились на войну). При этом число хозяйств без рабочего скота и с 1 парой равнялось 39,5%, то есть практически столько же, сколько бедняцких хозяйств указывает И. Кулиш.

При этом В.Н. Ратушняк приводит интересные данные, свидетельствующие о наличии зависимости между размером паевого надела, количеством скота, количеством арендованной земли, наличием рабочего инвентаря, количеством своих и наемных работников. Чем больше в хозяйстве рабочего скота, тем больше размеры используемых земель (в т.ч. арендованной), больше приходится сельскохозяйственных орудий, больше своих и наемных работников.[167]

Указанные сопоставления и соответствия свидетельствуют о том, что применяемые указанными исследователями методики и сравнительные характеристики довольно точно отражают степень и характер имущественной дифференциации казачьих хозяйств. Б.А. Трехбратов указывает, что в основном в хозяйствах, использующих наемный рабочий труд, численность наемных работников колебалась от 10 до 50 человек.[168] Именно такое хозяйство можно с полным правом причислить к хозяйству предпринимательского типа.

Однако насколько категории, имеющие важнейшее значение при оценке уровня социально-экономического развития крестьянства, могут быть использованы для оценки тех же показателей в казачьей среде? Выше отмечалось, что практически у всех историков советского периода исходной установкой при исследовании социально-экономического положения казачества было определение последнего как полупривилегированного сословия или привилегированного крестьянства. Как представляется, более корректно будет оценивать положение казачества с существенной корректировкой, исходя из величины стоимости усиленной воинской повинности, отбываемой казаками. Таким образом, необходимо исходить из других показателей, которые А.И. Козлов удачно охарактеризовал как «прожиточный минимум». Исходя из этих показателей, ученый выделил в среде южно-российского казачества 51,6% середняцких хозяйств; бедняцких - 24,6%; кулацких 23,8%. В данной связи обращает на себя внимание градация, предложенная Л.И. Футорянским, проведенная на основе количества скота в хозяйстве и засеваемых площадей. Сведения следующей таблицы отражают указанные показатели:

Таблица 3.2.11.
Расслоение казачьих хозяйств Кубани по количеству рабочего скота посевам в 1917 г.[169]

Выше указывалось, что обследование казачьих хозяйств Дона показало, что в войске только 22% хозяйств могут безболезненно снарядить для выхода на службу одного члена семьи, 45% теряют хозяйственную устойчивость и 33% не могут без внешней помощи снарядить казака на службу. Следует обратить внимание, что показатели обследования казачьих хозяйств Дона весьма близки показателям градации, предложенной А.И. Козловым. и Л.И. Футорянским. Таким образом, следует скорее согласиться с предлагаемыми характеристиками А.И. Козловым.

В начале XX в. в среде казачества проявило себя и нарастало новое явление, связанное с выделением части казачьих хозяйств, ведущих довольно крупное производство – сельской буржуазии. Л.И. Футорянский указывает, что отличием кулацкого хозяйства от предпринимательского, или фермерского, является способ организации производства. Кулак в основном занимается не расширением производства, но спекуляцией, ростовщичеством, прибегает к кабальным формам эксплуатации бедняков. Тогда как предприниматель, или фермер вкладывает в производство капитал, стремиться к усовершенствованию орудий труда, интенсификации производства и «цивилизованному» использованию наемной рабочей силы. Критерий для выделения такого хозяйства – не менее 10 голов рабочего скота и от 25 дес. посевов. На Кубани ученый выделяет 5,3% таких хозяйств.[170]

Эта была та группа казаков, которая тяготилась службой, общинными порядками и стремилась к изменению порядка землепользования. Во второй главе уже рассматривалось изменение отношения в среде казачества к службе. В данной связи интересно привести цитату из «Обзора Кубанской области», составленного П. Орловым. Автор-составитель писал: «Кубанские казаки и до сих пор сохранили под своей военной кавказской оболочкой славный дух своих предков, стяжавший им громкую славу…. будучи в общей массе проникнуты одними взглядами и убеждениями, казаки представляют из себя прекрасный материал для военного дела».[171]

На самом деле это было несколько не так. Военные качества казачьих подразделений проанализированы в предыдущей главе, единство же казаков было довольно сомнительным. Кроме того, стремления и интересы, прежде всего в социально-экономической сфере, далеко не были едины. В казачьей среде довольно прочное место занимала идея бесспорного права на владения занимаемыми землями. В ответах на казачью анкету 1928 г. приводятся такие высказывания. С.М. Топорков пишет: « казачье звание и земли, которые казаками завоеваны, будут отстаиваться всеми силами».[172] При этом вопрос владения землей не связывался со службой. С. Макеев указывает, что будущее России и казачества – в «свободе, равенстве, братстве», но при этом казачество сохранится как «отдельная каста, сословие» и вольности казачьи «никто никогда не посмеет отнять».[173]

В приведенных высказываниях ясно видна идеологема, безусловно, сложившаяся гораздо ранее – стремление к освобождению от службы с сохранением земли. Главным препятствием на пути реализации данных устремлений были существующие порядки отбывания воинской повинности и землепользования и общине. Нельзя не согласиться с выводами В.И. Ленина об искусственном перенаселении в земледельческих областях и тем, что главным тормозом социально-экономических процессов в деревне являлась община[174] Н.И. Лебедик также указывал, что в начале XX в. казачья община являлась тормозом в развитии производительных сил, и в Государственной Думе обсуждался вопрос о переходе к подворному и отрубному землепользованию.[175] Однако главная цель агарной политики царизма в рассматриваемый период состояла в том, «чтобы притупить аграрные противоречия, сохранить частное и казачье землевладение и землепользование».[176] Цель простая – сохранение военного потенциала и опоры трона в казачьих войсках, что прямо указывалось в отзывах атаманов отделов.[177]

При этом решение казачьих проблем – прогрессирующее малоземелье, неопределенность юртовых границ, частые переделы и неопределенность прав на земли – попросту игнорировались, либо предпринимались косметические меры.[178] Проблему малоземелья предлагалось решить за счет переселения казаков на Дальний Восток.[179]

В общественном мнении также не было единства по поводу дальнейшего развития и устройства казачьего землевладения и землепользования. Определенной, если можно сказать, идеологической поддержкой мероприятий войсковых властей по поддержанию общинного землепользования (запрет на долгосрочную аренду, межевание и переделы земель) можно встретить в работах Л. Тмутараканского, который безоговорочно выступал за сохранение общинного землевладения, гарантировавшее выход на службу, окончательное разорение беднейших казачьих хозяйств.[180] По поводу владельческих прав станичных обществ на используемую землю И. Иваненков писал, что изначально войску даровалось право пользования землей за службу, содержание границы в безопасности и местных административных учреждений.[181] При заселении Закубанья был нарушен «принцип права первоприобретателей земли» - Черноморцев, когда в частную собственность стали передаваться участки охотников-переселенцев. Однако тогда казаки не думали об ущемлении своих прав, так как всякий зажиточный черноморец стремился избавиться от «чести исполнить великую государственную задачу» заселения Закубанья. И.Иваненков задается вопросом – полное ли право собственности на земли у казаков? Автор считает, что – нет, казаки выступают лишь пользователями, так как «принцип полной собственности на землю разрушал бы основную идею казачьей общины».[182]

В данном случае вышеуказанные авторы выступали за сохранение существующих порядков землевладения и землепользования, феодальных в своей основе, тормозящих развитие производительных сил в казачьей среде, имущественной и социальной дифференциации. Такая позиция обеспечивала сохранение казачьей общины как источника военной и полицейской силы, гарантировала исправный выход на службу через круговую поруку. Вопрос же оскудения казачества в таком случае просто нельзя было решить иначе, как только через перераспределение земли в пользу казачьих общин, которые продолжали бы использовать малопродуктивные экстенсивные формы хозяйствования, получать доход за счет сдачи земли в аренду, платы за усадьбы с иногородних и пр.

Существовали другие предложения и подходы в решении аграрных проблем казачества. В данной связи несомненный интерес представляет документ, не датированный и без заголовка, отложившийся в материалах Ф-970 РГВИА. Поскольку документ находился в материалах военно-походной канцелярии главной императорской квартиры, то можно предположить, что его содержание использовалось в поисках решения земельных проблем казачества. Судя по соседним документам, приблизительное время составления – 1909-1910 гг. документ представляет собой итоговое заключение некоего сбора сельских хозяев, обсуждавших земельный вопрос. В редактировании представленного заключения участвовали Ф.А.Топорнин, А.П. Мещерский, С.С. Бехтерев, Н.А. Павлов, П.П. Мигулин, А.А. Шульц. Никаких сведений о данных лицах не обнаружено. Само заключение содержит положения, некоторые из которых уместно привести: а) современный сельскохозяйственный кризис не может быть связан с необходимостью перераспределения сельскохозяйственных земель; б) перераспределение земель не может привести к повышению урожайности, напротив, понизит и без того низкий уровень урожайности в настоящее время; в) малоземелье – явление частное, а землеобеспеченность крестьян России намного выше, чем в соседних странах; г) «Все меры по урегулированию земельного вопроса в интересах народо- государственных должны быть направлены главнейшим образом в сторону увеличения производительности сельского хозяйства. А это может быть достигнуто: а) увеличением обрабатываемой ныне земельной площади; б) улучшением приемов хозяйства (интенсификации и рационализации) уже занятой обрабатываемой площади»; д) все предлагаемые меры должны проводится комплексно, но при этом «…никакая мера не будет в этом отношении действительной до тех пор, пока населению не будет дана п о л н а я с в о б о д а (разрядка в тексте документа – А.М.) от опеки и в умах его не будет водворено начало частной собственности, ибо в отсутствии сознания совершенного права собственности, систематически вытравлявшегося нашим фальшиво-попечительским режимом бюрократии и общества, лежит главная причина всех наших современных бедствий и полного разорения и приниженности всего земледельческого промысла населения».[183]

С большей частью положений данного документа нельзя не согласиться. Интересно отметить, что мысль о праве частной собственности казачьих общин на отведенные им земли имела место на Кубани и пропагандировалась. Еще в 1902 г., в докладе Екатеринодарскому юридическому обществу П.С. Ширский обосновывал указанное право. В частности, автор указывал, что в Черномории землевладение носили служилый характер, то есть земля жаловалась за службу. Однако с созданием ККВ ситуация кардинально изменилась. Если прежде собственником земель выступало государство в лице войска, которое являлось также и государственным учреждением, то с размежеванием земель – отмежеванные земли отходили станицам на правах собственности. В противном же случае, это «было бы совершенно противоречащим всей законодательной политике правительства, если бы реформа эта (размежевание – А.М.) не предоставляла права собственности на отведенную землю».[184]

В среде самого казачества к идее перехода к частной собственности на землю отношение было негативное, поскольку подобный переход привел бы к немедленному исчезновению войска как института и казачества как военной силы. Но уже вызревали мысли о необходимости изменения существующего порядка землепользования. В.П. Колесников отмечал, что при переделах земля эксплуатируется хищнически, поскольку казак не заинтересован в правильных агротехнических мероприятиях на временном участке. В данной связи он предлагал «так изменить порядок землепользования, чтобы всякий казак имел бы возможность всю свою жизнь пользоваться трудами своих рук, приложенными к земле, и чтобы результаты своего труда мог бы передать своему потомству».[185]

Понятно, что в данном случае В.П. Колесников выражал интересы зажиточной части казачества, стремившихся к освобождению от ограничений общинного землепользования. Пока мысль о необходимости перехода земель в частную собственность не звучит, однако дальнейшую эволюцию и взглядов, и порядка землевладения и землепользования предугадать не сложно. Совершенно очевидно, что подобные взгляды и предложения отражали существующую и набирающую силу тенденцию к расширению бессословного землевладения.

Казачье хозяйство не могло нормально развиваться в силу невозможности совмещения продуктивного земледелия и отбывания воинской повинности. Нормальное существование казаку могло обеспечить отгонное скотоводство, для которого не было условий в начале XX в. В предвоенный период посевные площади на Кубани занимали 70% земледельческих земель. Рост зернового производства вызвал рост коневодства – как тягловой силы, прирост которого в период с 1904 по 1914 гг. достиг 29%. Зерновое производство повлекло и увеличение свиноводства на 9%. Но при этом скотоводство в целом сокращалось - крупный рогатый скот на 18%, овцеводство – на 35%.[186] Таким образом, отрасль, могущая обеспечить казаку существование и выход на службу, неуклонно сокращалась.

Обобщая вышесказанное, можно сделать вывод, что в начале XX в. система обеспечения казаков пришла к глубокому кризису. Меры по поддержанию казачьего благосостояния в рамках существующих порядков обеспечения казака наделом в обмен на службу не могли решительным образом повлиять на решение проблемы. В казачьей среде все большее место занимают хозяйства, не могущие выполнять весь объем повинностей, не имеющие средств и потребностей для интенсификации хозяйства. Вопрос о существовании казачества как сословия был фактически предрешен всем ходом социально-экономического развития империи в целом и области, для которого казачья община являлась помехой и тормозом.

В отношении войска можно сказать следующее. Как финансовый институт войско продолжало существовать в основном за счет государственных субсидий (50,2% бюджета 1910 г.), но при этом значительно снизились относительные доходы от процентов на капитал (до 3,8%) и повысились доходы от пошлин за использование и аренду сольных, нефтяных, угольных промыслов (до 14,4%).[187] Таким образом, финансирование войска продолжало носить экстенсивный ростовщический характер.

В целом существование Кубанского войска как административной единицы и пользователя земли было сдерживающим фактором в развитии экономики области. Иногороднее население владело незначительными, по сравнению с войсковыми, участками земель, но при этом умудрялось, по словам Л.Я.Апостолова, жить «весьма недурно», занимаясь торговлей и промышленностью.[188]

Выше указывалось, что общая численность промышленных предприятий в Черномории была в 1850 г. равна 151 (в т.ч. 5 салотопенных, 27 кожевенных, 67 маслобойных, 42 кирпичных, 3 гончарных, 1 пивоваренный). На первое января 1914 г. в Кубанской области числилось 30 чугунолитейных заводов, 12 котельных, 7 винокуренных, 158 кожевенных, 5 салотопенных, 25 мыловаренных, 1 шерстомойный, 10 сыроваренных, 570 маслобойных, 160 гончарных, 653 кирпичных, 17 лопатных, 3 солеваренных, 95 кирпично-черепичных, 30 пиво- и медоваренных, 2 ваточных, 8 воскосвечных, 35 известковых, 6 цементных, 25 лимонадных, 12 лесопильных, 6 табачных, 8 консервных, 12 капсюльных, 488 паровых мельниц, 927 – водяных, 30 – конных, 1335 ветряных, а всего – 4.652 промышленных предприятий![189] Можно смело утверждать, что в подавляющем большинстве столь значительный рост – заслуга иногороднего населения. Та же картина в торговле – в период с 1895 по 1904 гг. доля казачьего населения в общем числе торговавших в среднем равнялась 9,35%.[190]

О тенденциях социально-экономического развития Кубанского казачьего войска и казачьего хозяйства можно сказать следующее. Кубанское казачье войско как хозяйственный организм исчерпал себя уже в последней трети XIX в. Существование феодального института, основанного на феодальном принципе наделения землей за службу не имело дальнейших перспектив развития в условиях превращения региона во внутреннею территорию России, развития капитализма. Причины консервации войска и принятия мер по поддержанию его существования заключались в конъюнктурной необходимости расширения социальной базы царизма и использования военных возможностей населения казачьих областей при трудностях финансирования современной армии. Развивающийся капитализм неизбежно разрушал систему хозяйственно-экономического обеспечения отправления казачеством воинской повинности, стирал искусственные сословные рамки и ограничения. Казачье хозяйство в новых условиях было не в состоянии полностью обеспечить потребности казаков как военно-служилого сословия. Структурные изменения в экономике области привели к сокращению традиционных отраслей хозяйства казаков – скотоводства, а интенсивно развивающееся земледелии было невозможно успешно развивать в условиях усиленной военной службы. Таким образом, наблюдался кризис экономических мобилизационных возможностей казачьего хозяйства и без глубоких реформ система самообеспечения казачества существовать не могла.
 

Примечания:
[1] Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. Краснодар, 1996. С. 220 - 221.

[2] Фелицын Е.Д., Щербина Ф.А. Кубанское казачье войско. Репринтное издание. Краснодар, 1996. С. 91.

[3] Шевченко Г.Н. Черноморское казачество в конце XVIII – первой половине XIX вв. Краснодар, 1993. С. 44.

[4] Там же. С. 36-37.

[5] Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. С. 222.

[6] Там же. С. 221.

[7] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 162. Л. 138.

[8] Там же. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2764. Л. 3-4.

[9] Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. С. 221.

[10] РГВИА. Ф. 643. Оп. 2. Д. 19. л. 2 об-4.

[11] Там же. Л. 11 об.

[12] Там же. Ф. 330. Оп. 1. Д. 27. Л. 79-80 об, 88-89 об.

[13] Отношение ген.-фельдм. кн. Барятинского к военному министру ген.-адьют. Сухозанету, от 2-го апреля 1861 года, № 514//АКАК. Т. 12. Ч. 3. Док. № 764. С. 1051-1052

[14] Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. С. 225-226.

[15] Составлена по сведениям: Попко И.Д. Черноморские казаки в их военном и гражданском быту: очерки края, общества, вооруженной силы и службы в двух частях. Репринтное издание. Краснодар, 1998. С. 91-92.

[16] Составлена по сведениям: Попко И.Д. Черноморские казаки в их военном и гражданском быту: очерки края, общества, вооруженной силы и службы в двух частях. Репринтное издание. Краснодар, 1998. С. 92-93.

[17] Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. В 2-х т. Т. 2. История войны казаков с Закубанскими горцами. Репринтное воспроизведение изд. 1913 года. Краснодар, 1992. С. 723.

[18] Ратушняк В.Н. Эволюция землепользования и систем земледелия на Кубани (конец XVIII в. – 1914 г.)//Актуальные проблемы истории и историографии Северного Кавказа. Краснодар, 2000. С. 27.

[19] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 162. Л. 269-269 об

[20] Собриевский А.С. Торговое общество казаков в Черноморском (Кубанском) казачьем войске//Кубанский сборник. Т. 4. Екатеринодар, 1898. Паг. 14. С. 143-144.

[21] Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. Изд. 3-е, перераб. и доп. М., 1968. С. 9.

[22] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 227. Л. 1-1 об, 4-4 об.

[23] ПСЗ 2. Т. 39 (1864). СПб., 1867. Ст. 41094.

[24] Там же. Т. 40 (1865). СПб., 1867. Ст. 42815.

[25] Там же. Т. 44 (1869). СПб., 1873. Ст. 46998. П. 10.

[26] Там же. Т. 40 (1865). СПб., 1867. Ст. 41887.

[27] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 148. Л. 54-69, 71 – 101 об.

[28] ПСЗ 2. Т. 37 (1862). СПб., 1865. Ст. 38256. § 4.

[29] Короленко П.П. Азовцы//Киевская старина. 1891. Т. 34. № 7 (июль). С. 56, 71.

[30] То же//Там же. № 8 (авг.). С. 182.

[31] Там же. С. 190-192.

[32] Об упразднении Азовского казачьего войска//Сборник правительственных распоряжений по казачьим войскам. (С 1 января 1865 по 1 января 1866 года). Т. 1. СПб., 1870. С. 191-205.

[33] Бентковский И. Заселение западных предгорий главного кавказского хребта//Кубанский сборник. Т. 1. Екатеринодар, 1883. Паг 2. С. 15-16.

[34] Мартыненко Д.М. О состоянии области и войска за 1908-1909 год. Извлечение из отчета Начальника области и Наказного Атамана Кубанского казачьего войска//Кубанский сборник. Т. 15. Екатеринодар, 1910. С. 6-7; Т. 16. Екатеринодар, 1911. С. 6-7.

[35] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 162. Л. 96.

[36] Памятная книжка Кубанской области на 1876 год. Екатеринодар, 1876. Отд. 2. С. 9.

[37] Кубанская справочная книжка 1883 года. Екатеринодар, 1883. С. 31.

[38] Первая всеобщая перепись населения Российской Империи. Т. 65. Кубанская область/Под ред. Н.А.Тройницкого. СПб.: Изд. Центр. Стат. Комитета, 1905. С. 34-35.

[39] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 101. Л. 1.

[40] Там же. Л . 10-11, 14-15, 35-36.

[41] ПСЗ 2. Т. 40 (1865). СПб., 1867. Ст. 41878.

[42] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 162. Л. 280.

[43] ПСЗ 2. Т. 65 (1880-1881). СПб., 1884. Ст. 61488.

[44] Орлов П.П. Справочная книжка для Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1910. С. 664.

[45] Составлена по сведениям: ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 162. Л. 96, 121, 124-124 об, 95-97.

[46] ПСЗ 2. Т. 37 (1862). СПб., 1865. Ст. 38256.§ 118.

[47] Там же. § 140.

[48] Там же. Т. 44 (1869). СПб., 1873. Ст. 46998.

[49] ПСЗ 3. Т. 3 (1883). СПб., 1886. Ст. 1317. П. 2.

[50] Там же. П. 7.

[51] Матющенко П.П. Аграрные реформы в кубанском казачьем войске в 60-70-е гг. XIX в.//Из дореволюционного прошлого кубанского казачества. Краснодар, 1994. С. 114.

[52] О дозволении русским подданным не войскового сословия селиться и приобретать собственность в землях казачьих войск //Сборник правительственных распоряжений по казачьим войскам. (С 1 января 1868 по 1 января 1869 года). Т. 4. СПб., 1871. С. 62-64.

[53] ПСЗ 2. Т. 45 (1870). СПб., 1874. Ст. 48640.

[54] Фелицын Е. Сравнительные таблицы численности народонаселения, браков, рождаемости и смертности в Кубанской области за 5 лет, с 1871 по 1876 годы//ПККО на 1877 год. Екатеринодар, 1877. Отд. 2. С. 147-154; Его же. Статистические таблицы народонаселения в Кубанской области за 7 лет, с 1871 по 1877 гг.//ССОК. Т. 7. Тифлис. 1880. С. 537-570; Движение населения в Кубанской области и Черноморском округе за пятилетие с 1888 по 1892 гг.//КСК на 1894 год. Екатеринодар, 1894. Паг. 2. С. 88; Первая всеобщая перепись населения Российской Империи. Т. 65. Кубанская область/Под ред. Н.А.Тройницкого. СПб.: Изд. Центр. Стат. Комитета, 1905. С. 28-29, 34-35.

[55] Ратушняк В.Н. Сельскохозяйственное производство Северного Кавказа в конце XIX – начале XX века. Ростов н/Д, 1989. С. 14.

[56] Венюков М.И. К истории заселения Западного Кавказа, 1861-1863 гг.//Русская старина. 1878. № 6. С. 267-270.

[57] Значение размежевания земель у Кубанских казаков//Одесский вестник. 1867. 20 сент. № 205.

[58] Там же.

[59] Столетие Военного Министерства. Т. 11. Ч. 4. Землеустройство казачьих войск/Сост. Н.А.Чернощеков. СПб., 1911. С. 152-157.

[60] ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 13. Л. 1-2.

[61] Там же. Д. 208. Л. 25-26 об.

[62] Там же. Ф. 318. Оп. 1. Д. 517. Т. 2. Л. 58-59 об.

[63] ПСЗ 2. Т. 44 (1869). – СПб., 1873. – Ст. 46996.

[64] Там же. Ст. 47011.

[65] История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.). М., 1988. С. 125-126.

[66] ПСЗ 2. Т. 36 (1861). СПб., 1863. Ст. 36947.

[67] Там же. Т. 47 (1872). СПб., 1875. Ст. 50654.

[68] Иваненко К.С. Землевладельцы кубанской области и раздел земель. Екатеринодар, 1901. С. 3.

[69] Матющенко П.П. Указ. соч. С. 118-119.

[70] Из Донского войска//Голос. 1871. 8 (20) апр. № 96.

[71] ПСЗ 2. Т. 37 (1862). СПб., 1865. Ст. 38266. §67.

[72] Там же. Т. 43 (1868). СПб., 1873. Ст. 45711.

[73] Там же. Ст. 46120.

[74] ПСЗ 2. Т. 44 (1869). СПб., 1873. Ст. 47346.

[75] Положение об обеспечении генералов, штаб- и обер-офицеров и классных чиновников Кубанского и Терского казачьих войск//КСК на 1891 год. Екатеринодар, 1891. С. 280-281.

[76] ПСЗ 2. Т. 52 (1877). СПб., 1879. Ст. 57191.

[77] Иваненко К.С. Землевладельцы кубанской области и раздел земель. Екатеринодар, 1901. С. 2.

[78] Ширский П.С. Поземельные права станичных обществ. Екатеринодар, 1902. С. 8-9.

[79] Труханович А.П. Аренда казачьих общинных земель в Кубанской области в пореформенной период//Из дореволюционного прошлого кубанских казаков. Краснодар, 1993. С. 133.

[80] Сборник циркуляров Начальника кубанской области и Наказного Атамана кубанского казачьего Войска и Кубанского областного правления. Екатеринодар, 1901. С. 1075-1077, 708.

[81] ПСЗ 3. Т. 32 (1912). Пг., 1915. Ст. 37511.

[82] Шацкий П.А. Пореформенная колонизация Кубанской области и развитие земледелия на Кубани//Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1961 г. Рига, 1963. С. 503.

[83] Басханов А.Н., Басханов М.Н., Егоров Н.Д. Линейцы. Очерки по истории станицы Лабинской и Лабинского отдела Кубанской области. Никосия, 1996. С. 121.

[84] Шацкий П.А. Сельское хозяйство Предкавказья в 1861 – 1905 гг. (Историческое исследование)//Некоторые вопросы социально-экономического развития Юго-Восточной России. Ставрополь, 1970. С. 152-163.

[85] Его же. Пореформенная колонизация Кубанской области и развитие земледелия на Кубани/ Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1961 г. Рига, 1963. С. 502.

[86] Невская Т.А. Особенности развития верхнекубанских станиц в конце XIX- начале XX вв.//Краснодару – 200 лет. (Тезисы краевой научно-практической конференции). Краснодар, 1993. С. 105.

[87] Короленко П.П. Поземельный вопрос в Кубанском войске//Казачий вестник. 1886. 20 фев. № 15.

[88] Его же. То же//Там же. 23 фев. № 16; 27 фев. № 17; 2 марта. № 18.

[89] ГАКК. Ф.252. оп. 1. Д. 143. Л. 5-10 об.

[90] РГВИА. Ф. 330. Оп. 61. Д. 2093. Л. 1-1 об.

[91] Кубанская область: Города, станицы, села и слободы. Общие выводы относительно промысловых занятий Кубанской области//СМОМПК. Вып. 8. Тифлис, 1889. Паг. 3. С. 387-389.

[92] Шацкий П.А. Сельское хозяйство Предкавказья в 1861 – 1905 гг. (Историческое исследование)// Некоторые вопросы социально-экономического развития Юго-Восточной России. Ставрополь, 1970. С. 33-35.

[93] ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2615. Л. 4-5.

[94] Там же. Ф. 252. Оп. 2. Д. 412. Л. 27 об – 28 об, 59 об – 60.

[95] Сведения о недоимочной сумме по войсковому капиталу, числящейся на неслужилых нижних чинах Кубанского казачьего войска//КОВ. 1874. 23 февр. № 8.

[96] Составлена по сведениям: ГАКК. Ф. 668. Оп. 1. Д. 152. Л. 1 об-2, 3 об-4, 5 об-6, 8 об-9, 10 об-11, 15 об-16, 17 об-18, 18 об-19, 20 об-21.

[97] ГАКК. Ф. 668. Оп. 1. Д. 54. Л. 94-95.

[98] Там же. Д. 153. Л. 5 об-6, 66-67.

[99] Собриевский А.С. К вопросу об упадке экономического благосостояния кубанского казачества. (Несколько мыслей не казака). Б/м, б/г. С. 7.

[100] ПСЗ 2. Т. 38 (1863). СПб., 1866. Ст. 40046; ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 178. Л. 11-13.

[101] РГВИА. Ф. 643. Оп. 2. Д. 84. Л. 3-4, 37-38 об.

[102] Там же. Л. 44, 102-103 об.

[103] Там же. Л. 266-267, 503.

[104] Настоящее положение коневодства в казачьих войсках (военно-статистический очерк)//Военный сборник. 1877. № 4. С. 308-321.

[105] Краснов Н. Влияние развития коневодства и скотоводства на отправление казаками воинской повинности (военно-статистический очерк)//Военный сборник. 1877. № 10. С. 256.

[106] Там же. С. 257.

[107] Там же. С. 258.

[108] Там же. С. 259.

[109] Хорошхин М. Военно-статистический обзор казачьих войск//Военный сборник. 1881. № 9. С. 145.

[110] Там же. С. 147.

[111] ГАКК. Ф. 396. Оп. 1. Д. 1794. Л. 6-7 об.

[112] Там же. Ф. 668. Оп. 1. Д. 683. Л. 1-2 об.

[113] ПСЗ 3. Т. 11 (1891). СПб., 1894. Ст. 7782. П. 152-155.

[114] Орлов П.П. Справочная книжка для Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1910. С. 560.

[115] ГАКК. Ф. 318. Оп. 2. Д. 1633. Л. 40-41.

[116] Отчет о состоянии Кубанской области и Кубанского казачьего войска за 1889-1891 гг. Бм, б/г. С. 4-21.

[117] Население Кубанской области по данным вторых экземпляров листов переписи 1897 г./Под ред. Л.В.Македонова. Екатеринодар, 1907-1908. С. 546.

[118] Составлена по сведениям: Население Кубанской области по данным вторых экземпляров листов переписи 1897 г. Екатеринодар, 1907-1908. С. 548.

[119] Составлена по сведениям: Население Кубанской области по данным вторых экземпляров листов переписи 1897 г. Екатеринодар, 1907-1908. С. 549.

[120] Население Кубанской области по данным вторых экземпляров листов переписи 1897 г. Екатеринодар, 1907-1908. С. 550.

[121] Шершенко А.И. Правовое и экономическое положение иногородних на Северном Кавказе в связи с хозяйственным развитием края//ССОСК. Т. 1. Ставрополь, 1906. С. 14.

[122] Каплин Н.М. О состоянии области и войска за 1910 г. Извлечение из отчета Нач. обл. и Наказ. Атам. Куб. каз. войска//Кубанский сборник. Т. 17. Екатеринодар, 1912. Паг. 2. С. 5; Селевко А. Отчет о состоянии Кубанской области за 1913 г. с 19-ю таблицами//Там же. Т. 20. Екатеринодар, 1912. Паг. 2. С. 8-9.

[123] Доклад о результатах командировки начальника Главного управления казачьих войск генерал-лейтенанта Щербов-Нефедовича в 1899 г. в Кубанскую и Терскую области. СПб., 1902. С. 3.

[124] Там же. С. 3.

[125] Составлена по сведениям: Доклад о результатах командировки начальника Главного управления казачьих войск генерал-лейтенанта Щербов-Нефедовича в 1899 г. в Кубанскую и Терскую области. СПб., 1902. С. 2-9.

[126] Воробьев Б. Земельный вопрос у казаков. СПб., 1908. С. 7.

[127] Там же. С. 8.

[128] Там же. С. 52.

[129] Мельников Л. Призрак «малоземелья» на Кубани//КОВ. 1897. 22 июня. № 133.

[130] То же//Там же. 24 июня. № 134.

[131] То же//Там же. 25 июня. № 135.

[132] Мельников Л. Призрак «малоземелья» на Кубани //КОВ. 1897. 25 июня. № 135.

[133] Иваненко Н.С. Семья-двор и семейное имущество казаков вообще и в частности по положению 10 мая 1862 года//Кубанский сборник. Т. 11. Екатеринодар, 1904. С. 285-331.

[134] Скворцов С.А. Землевладение в кубанской области. Использование земель общинами Кубани. Краснодар, 1925. С. 14.

[135] Справочник по Ставропольской епархии. Ставропольская губерния и Кубанская область. (Обзор городов, сел, станиц и хуторов)/Сост. Н.Т.Михайлов. Екатеринодар, 1910. С. 475-476.

[136] Щербина В.А. Хозяйственно-экономический быт казачьих поселений по бассейнам рек: Пшехи, Пшиша и Псекупса, в Закубанском уезде Кубанской области//Кубанский сборник. Т. 2. Екатеринодар, 1891. С. 19.

[137] Составлена по сведениям: Извлечение из отчета Начальника области и Наказного Атамана Кубанского казачьего войска за 1902 г.//Кубанский сборник. Т. 8. Екатеринодар, 1901. Отдел 2. С. 18; Каплин Н.М. О состоянии области и войска за 1910 г. Извлечение из отчета Нач. обл. и Наказ. Атам. Куб. каз. войска// Кубанский сборник. Т. 17. Екатеринодар, 1912. Паг. 2. С. 17-26; Селевко А. Отчет о состоянии Кубанской области за 1913 г. с 19-ю таблицами//Там же. Т. 20. Екатеринодар, 1912. Паг. 2. С. 23..

[138] Екатеринодар-Краснодар: Два века города в датах, событиях, воспоминаниях… Материалы к Летописи. Краснодар, 1993. С. 287.

[139] Об устройстве земских повинностей и введении государственного поземельного налога в Кубанской области// КОВ. 1894. 2 нояб. № 84.

[140] Тмутараканский Л. Об экономически-социальном значении поземельного владения Кубанских казаков// Кубанский сборник. Т. 16. Екатеринодар, 1911. С. 230-231.

[141] Македонов Л.В. В горах Кубанского края. Быт и хозяйство жителей нагорной полосы Кубанской области. Воронеж, 1908. С. 17.

[142] Там же. С. 18.

[143] Там же. С. 48-49, 71-72.

[144] Щербина В.А. Указ. соч. С. 24.

[145] Кубанская справочная книжка на 1891 год. Екатеринодар, 1891. С. 183.

[146] Македонов Л.В. Указ. Соч. С. 157.

[147] РГВИА. Ф. 330. Оп. 61. Д. 2110. Л. 8-9.

[148] Доклад о результатах командировки начальника Главного управления казачьих войск генерал-лейтенанта Щербов-Нефедовича в 1899 г. в Кубанскую и Терскую области. СПб., 1902. С. 8-9.

[149] Щербина В.А. Указ. соч. С. 4.

[150] Составлена по сведениям: Статистика Российской империи. Т. 61. Военно-конская перепись 1903-1904 гг. СПб., 1906; То же. Т. 83. Военно-конская перепись 1912 года. СПб., 1914.

[151] Северо-Кавказский альманах на 1908-1909 гг./Ред. Б.М.Городецкий. Екатеринодар 1908. С. 146.

[152] ПСЗ 3. Т. 25 (1905). СПб., 1908. Ст. 26857, 26876.

[153] РГВИА. Ф. 643. Оп. 2. Д. 86. Л. 6.

[154] Собриевский А.С. К вопросу об упадке экономического благосостояния кубанского казачества. (Несколько мыслей не казака). Б/м, б/г. С. 11-12.

[155] РГВИА. Ф. 643. Оп. 2. Д. 86. Л. 3 об-5.

[156] ГАКК. Ф. 396. Оп. 1. Д. 10527. Л. 19.

[157] Там же. Л. 1-1об, 7-8 об, 9-10.

[158] ПСЗ 3. Т. 24 (1904). СПб., 1907. Ст. 24433; Т. 25 (1905). Спб., 1908. Ст. 26924.

[159] Щербина Ф.А. Земельная община Кубанских казаков//Кубанский сборник. Т. 2. Екатеринодар, 1891. С. 61 и далее.

[160] Кулиш И. Расслоение кубанского казачества в конце XIX и начале XX в.в.//Труды Кубанского пед. института. Т. I (IV). Краснодар, 1930. С. 101-102.

[161] Хорошхин М. Военно-статистический обзор казачьих войск//Военный сборник. 1881. №11 (ноябрь). С. 105-106.

[162] Ответ на статью «Черкесы и воинская повинность», помещенную в газете «Кубанский край»№ 74 (396) (1911 год)//Орлов П.П. Сборник рассказов и статей. Екатеринодар, 1911. С. 267-268.

[163] Трут В.П. Казачий излом. (Казачество Юго-Востока России в начале XX века и в период революции

1917 года). Ростов н/Д, 1997. С. 47-48.

[164] Там же. С. 47-49.

[165] Кулиш И. Указ. соч. С.104, 109, 121.

[166] Ратушняк В.Н. Сельскохозяйственное производство Северного Кавказа в конце XIX – начале XX века. Ростов н/Д, 1989. 141, 145.

[167] Там же. С. 144.

[168] Трехбратов Б.А. Наемный труд в сельском производстве Юга России в период капитализма. (Методология, историография, источники, особенности формирования сельскохозяйственного пролетариата). Краснодар, 1980. С. 60-61.

[169] Футорянский Л.И. Казачество на рубеже веков. Оренбург, 1997. С. 82.

[170] Там же. С. 87-89.

[171] Обзор Кубанской области по поручению Наказного Атамана Кубанского казачьего войска генерал-лейтенанта Бабыча/Под ред. И.Кияшко. Сост. П.Орлов. Екатеринодар, 1911. С. 86.

[172] Казачество: Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов н/Д, 1992. С. 242-244.

[173] Там же. С. 183-185.

[174] Ленин В.И. Аграрный вопрос в России к концу XIX в.//Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. Т. 17. М. 1961. С. 136-137.

[175] Лебедик Н.И. Кризис аграрной политики царизма в казачьих районах перед Великой Октябрьской революцией//Казачество в октябрьской революции и гражданской войне. Черкесск, 1984. С. 236-241.

[176] Матющенко П.П. Особенности административно-аграрный мероприятий в казачьих областях Северного Кавказа (вторая половина XIX – начало XXвв.)//Голос минувшего. Краснодар, 2000. № 3-4. С. 16.

[177] Трут В.П. Казачий излом. (Казачество Юго-Востока России в начале XX века и в период революции 1917 года). Ростов н/Д, 1997. С. 42.

[178] Матющенко П.П. Казачий вопрос в аграрной политике царизма//Проблемы истории казачества. Волгоград, 1995. С. 262,270-271.

[179] Его же. Агарные проблемы Северного Кавказа на рубеже XIX – XX вв.//Голос минувшего. Краснодар, 1998. С. 28-30.

[180]Тмутараканский Л. Об экономически-социальном значении поземельного владения кубанских казаков//Кубанский сборник. Т. 16. Екатеринодар, 1911. С. 230-231и далее.

[181] Иваненков И. Права на земли Кубанских казаков. (По поводу собрания казачьей рады)//КОВ. 1907. 5 янв. № 4.

[182] Там же.

[183] РГВИА. Ф. 970. оп. 3. Д. 1354. Л. 257-258.

[184] Ширский П.С. Поземельные права станичных обществ. (Доклад Помощника Присяжного Поверенного П.С.Ширского Екатеринодарскому юридическому обществу). Екатеринодар, 1902. С. 8-9.

[185] Колесников В.П. Казачье землепользование на Кубани и меры к его улучшению. Екатеринодар, 1909. С. 15.

[186] Сельское хозяйство Кубани и пути его развития. (На правах рукописи). К докладу кубанского окружного исполнительного комитета IV пленуму крайисполкома. Краснодар, 1928. С. 3.

[187] Каплин Н.М. О состоянии области и войска за 1910 г. Извлечение из отчета Нач. обл. и Наказ. Атам. Куб. каз. войска//Кубанский сборник. Т. 17. Екатеринодар, 1912. Паг. 2. С. 64-65.

[188] Апостолов Л.Я. Географический очерк Кубанской области. Тифлис, 1897. С. 231.

[189] Весь Кавказ. Промышленность, торговля и сельское хозяйство Северного Кавказа и Закавказья/Сост. М.С.Шапсович. Баку, 1914. С. 35-36.

[190] Шершенко А.И. Правовое и экономическое положение иногородних на Северном Кавказе в связи с хозяйственным развитием края//ССОСК. Т. 1. Ставрополь, 1906. С.31.